Игорь Юрьевич покинул машину, снял с себя пальто, кинул его на заднее сиденье, вместо него натянул на себя кожаную куртку, с повязкой лимонового цвета на рукаве. На голову мужчина натянул спортивную шапку «адидас». Шею и часть подбородка гость столицы обвязал длинным шарфом лимонового цвета, купленным вчера на Майдане. Чуть позже экипировку дополнили стильные очки в металлической оправе.
Мужчина захлопнул дверцы машины, включил сигнализацию, после чего направился к Малой Житомирской улице, по которой спустился вниз, к Майдану. Не торопясь, Игорь Юрьевич прошёл мимо дорогих иномарок слуг народа из штаба оппозиции, автоматически фиксируя по памяти номера и места расположения автомобилей. Отметил: на площади находятся Кривошеенко и Круглый. Ну, второму сам Бог, в образе Козаченко, велел постоянно торчать на морозе. А вот Круглый зачем пожаловал? Ведь основная часть спектакля закончилась. Сейчас на Майдане шла «черновая работа», не для его чистых ручек. Сидел бы себе дома, попивая коньячок, с лимончиком и икоркой. Однако, зачем-то приехал морозить свои причиндалы во славу демократии. Хотя для этого, по должности, есть Круглый.
Игорь Юрьевич спустился вниз, принял левую сторону, и, спустя несколько минут, стоял у входа в Дом профсоюзов. Именно здесь находилась великолепная смотровая площадка, с которой можно было увидеть всё, что происходило с тыльной стороны сцены. Если, вы, хотели увидеть не лицевую сторону происходящего, а его изнанку. Гость столицы поднял воротник: порывистый ветер пронизывал, как говорится, до костей. Перед массовкой выступал кто-то из среднего звена партии среднего уровня, или как их называли в народе, «непроходной», но в данный момент поддержавшей оппозицию, и тем самым зарабатывающей себе очки на будущие выборы.
Повсюду трепыхались знамёна и транспаранты. Казалось, будто ветру захотелось поиграть с красивыми игрушками. Игорь Юрьевич ещё раз прикинул расстояние от площадки до авто. На этот раз, беря в расчёт то, что сегодня выпал снег. Итак, сколько «мишени» необходимо времени, чтобы пройти от импровизированной сцены до машины? По прямой, а это метров четыреста, минут десять — пятнадцать. Учитывая, гололёд. И то, что её, то есть «цель» могут остановить, задержать. Итого, минут двадцать — двадцать пять. Времени вполне достаточно для того, чтобы проскочить дворами, сесть в машину и выскочить на Поторжинскую, с которой можно отследить выезд «цели» из переулка Шевченко. От издательства, в нынешней ситуации, когда Майдан и Хрещатик полностью перекрыты, есть только два пути проехать на Владимирскую. Либо через Ирининскую, либо через Малоподвальную улицу. Вот промеж этих двух улиц новоявленный революционер и должен поставить свою «ауди». Дальше Игорь Юрьевич собирался поступить, в зависимости от обстоятельств. Конечно, наиболее идеальный, и неоднократно проверенный вариант, дорожный. Но его «специалист» решил использовать на самый крайний случай. Слишком банально, к тому же, подобное в Украине было. Восемь лет назад. Может, не сработать. Хотя, по гололёду, автокатастрофа наиболее правдоподобный вариант. Но, Игроь Юрьевич, всё-таки, рассматривал иные варианты устранения. Сплошная импровизация, в зависимости от того, куда поедет «мишень». Если к себе, в Пуще-Водицу, где «цель» имела собственный трёхэтажный дом, то будет работа с газом. Если к друзьям, или в ресторан, пищевое отравление. Ещё один идеальный вариант, сердечный приступ. Но, только в том случае, если ему, для выполнения задачи, дадут информацию о передвижении объекта хотя бы сутки. Хорошо, что «посылка» была упакована всем необходимым, для проведения множества вариантов устранения.
Игорь Юрьевич вынул руки из карманов, посмотрел на часы, и направился в сторону митингующих, принять бесплатную чашку кофе, и, если повезёт, пирожок.
* * * 22.31, по Киевскому времени
Главный редактор встретил Молчуненко в коридоре студии, когда тот вышел на перекур. Шеф тоже достал пачку сигарет, прикурил от зажигалки Геннадия Сергеевича.
— Спасибо, что согласился приехать.
— А что произошло? — Молчуненко курил жадно, в глубокую затяжку. Последний раз он глотал табачный дым семь часов назад, что для него было непривычно. — Ты мне так толком вразумительно ничего не объяснил. Почему я выхожу в эфир, когда сегодня должен работать Колобок?
Главред посмотрел в след проходящей молоденькой сотрудницы из отдела международной информации, и тихо произнёс:
— Колобок, после вчерашнего заявления Тарасюка, отказался выходить в эфир. И Лена тоже. И Степан, и Сергей, И Никита… — рука махнула в сторону техников, — слава Богу, что хоть эти согласились выйти.
— Дела. — протянул Геннадий Сергеевич. — Сначала они отказались работать со мной. Теперь вовсе не желают появляться в эфире. Это что же получается? Бунт?
— И не только. Полчаса назад они, всем скопом, выступили на «Свободе», с заявлением, что их прессуют на нашем канале, и не дают возможности высказывать своё мнение о происходящем. Вот такие у нас дела.
Окурок руководства полетел в металлическую пепельницу.
— Кстати, они и по тебе прошлись. Снова припомнили, как пан Молчуненко не давал им самостоятельно работать.
— Ладно, — окурок Геннадия Сергеевича повторил полёт предыдущего предмета. — Сегодня подменю Колобка. А кто меня подменит завтра? А что будет послезавтра? Ведь не сутками же мне торчать в мониторе?
— Может быть и придётся. — главред развёл руками. — Гена, нет никого сейчас, кроме нас с тобой. Вот просто нет. Студия есть, канал есть, а людей нет. Что тебе нужно, чтобы ты проработал ещё, хотя бы, четыре часа?
Геннадий Сергеевич выругался. Начальство спокойно слушало маты, давая возможность репортёру снять таким образом эмоциональное напряжение. Выговорившись, и несколько успокоившись, Молчуненко устало облокотился о подоконник.
— Поесть бы чего-нибудь. И коньяка, грамм сто.
— Будет тебе сто грамм. — главред хлопнул товарища по плечу. — Только не сразу. Свалишься.
Молчуненко прошёл в туалет, открыл кран с холодной водой, ополоснул лицо. Немного полегчало. Посмотрел на себя в зеркало. Двухдневная щетина, глаза запали, под ними тени, как будто беспробудно пил сутки напролёт. До эфира осталось пятнадцать минут. Это хорошо. Нужно пойти к девчонкам, в гримёрную. Пусть приведут в божеский вид. Лишь бы только и там не объявили бойкот.
* * * Вторник 23-е 08.33 утра, по Киевскому времени
Козаченко прошёл в кабинет спикера, предварительно слегка постучав в дверь.
— А, Андрей Николаевич, — Юрий Валентинович вышел из-за стола, направился навстречу кандидату. — Ждал, не скрою. Пришли поговорить по поводу экстренного заседания Рады?
— Да. Точнее, не только по данному поводу. — Козаченко не заметил жеста руки Головы парламента, и продолжал стоять, по причине чего, и спикер не позволил себе присесть. — Мне необходимо, чтобы на заседании парламента вы вынесли на голосование предложение нашей партии о непризнании результатов второго тура.
— Нечто подобное я и думал услышать. Хотя, честно признаюсь, не нравится мне вся ваша затея. Во-первых, результаты голосования официально не объявлены. А потому, не вижу смысла рассмотрения вопроса о недоверии ЦИК. И во-вторых. Реакция масс может стать неуправляемой. Возбудить народ, «запустить петуха», дело нехитрое. И, практически, всем доступное. А вот успокоить толпу, тут необходимы гибкость и дипломатичность. Коими чертами в вашей команде владеют не все. Теперь более детально по поводу вашего предложения. Опять же, повторюсь, несмотря на то, что официального решения избиркома ещё нет, тем не менее, согласительная комиссия приняла положительное решение. Заседание состоится. Завтра, в десять утра. Процедуру вы знаете. Подаёте свой проект закона, я его ставлю на голосование. Но, для того, чтобы объявить выборы несостоявшимися, требуется наличие в зале, как минимум 226 голосов, и чтобы все они проголосовали за ваше предложение. Сможете обеспечить такое количество депутатов?
Козаченко прекрасно понимал, в нынешней ситуации 226 голосов ему никак не собрать. Два года назад собрал бы. А сейчас, когда часть депутатов из его фракции перекочевала в стан врага, он не сможет получить положительного результата. Ему нужна поддержка. Либо коммунистов, либо социалистов. Опять возвращаемся к Онойко и Кузьмичёву.
Козаченко попытался заглянуть в глаза спикера.
— Неужели вы не можете своим авторитетом повлиять на некоторую часть депутатского корпуса? — в голосе кандидата прозвучала усталость в вперемешку с болью. — Вы же понимаете, насколько критичной стала ситуация.
— Понимаю, Андрей Николаевич. — Юрий Валентинович специально спрятал взор от собеседника. Припекло. — без тени злорадства подумал спикер, — Помощь теперь ему понадобилась. А как меня в дерьмо, вместе с Онойко макал записями, забыл? Или делает вид, будто запамятовал. Правильно молвят: не плюй в колодец… Козаченко терпеливо стоял в ожидании, а потому Алексеев продолжил мысль. — Но давайте будем откровенны. И вы, и премьер набрали практически одинаковое количество голосов. И он, так же, как и вы, в случае, если я приму вашу сторону, и начну давление на него, может пойти на столь же беспрецедентный шаг. Тоже может выставить людей на улице, и здесь, и в Донецке, и в Одессе, и в Чернигове. А после? Стенка на стенку? Страну в кровь и под расстрельную статью? И только потому, что кое-кто власть не поделил? Андрей Николаевич, я не бизнесмен. Я учёный. Историк. И всю свою жизнь, кроме последних пяти лет, только тем и занимался, что изучал историю развития человеческого общества. И перед моими глазами, в строках книг, проходили тысячи примеров, захватов власти и борьбы за неё. А потому, я не позволю, пусть это звучит патетично, силового надругательства над Украиной. Единственное, что могу обещать: буду действовать в рамках закона. По Конституции. Строго сверяясь со всеми её статьями. Если вас устроил мой ответ, буду рад видеть вас завтра, в десять часов. Если нет, не обессудьте. И не нужно будоражить народ и приводить его к стенам Верховной Рады. Мой вам совет.
