«Центральная избирательная комиссия назначила официальное объявление результатов второго тура выборов президента Украины на 23 ноября 200… года, на 15.00.
телеканал новостей «Свобода», 22 ноября, 200…»
* * * 22.12, по Киевскому времен
Щетинин принял горячую ванну, накинул на голое тело махровый халат, поставил на столик бутылку коньяка, стакан и чайное блюдечко с нарезанным ломтиками лимоном. Винт слетел с горлышка бутылки. Генерал сначала налил на палец, но, немного подумав, наполнил стакан до половины. Спустя несколько секунд, генерал закусывал спиртное лимоном, искоса бросая взгляд на пламя в камине.
Вилен Иванович принял решение.
Два часа назад позвонил Медведев. Хитрить полковник перед начальством не умел, да, видимо, особенно и не старался. Просто предупредил, что плохо себя чувствует, и попросил отпуск за свой счёт на неделю. Заявление написал, оставил у секретаря.
Вилен Иванович наполнил стакан вторично. Парень решил сделать свою партию. Щетинин закрыл глаза. Подобный ход событий он и предполагал. Ещё тогда, в последней беседе, генерал отметил, как полковник выделил интонацией своё отношение к происходящему в Киеве.
Коньяк медленно наполнил голову различными мыслями.
Вилен Иванович ещё несколько минут смотрел на огонь, потом взял в руку телефон.
— Саша? Здравствуй. — на том конце провода находился «Немой». — К тебе наш товарищ должен вылететь завтра утром. Да, да, тот самый. Ты его встреть, как обычно. — генерал слегка помедлил, видимо ещё раздумывая, стоит говорить, или нет, но, решившись на ранее принятое решение, закончил свою мысль. — И вот ещё что. Помоги ему, насколько сможешь. Объяснять ничего не буду. Думаю, в скором времени сам всё поймёшь. Звонить мне не надо. Сам наберу. Удачи тебе.
* * * 23.44, по Киевскому времени
«Х-23.
Сегодня «Апостол» встречался с президентом. Тема беседы неизвестна, однако имеются обоснованные подозрения в том, что была попытка «Апостола» наладить прежние контакты с ныне действующей властью. Нужно немедленное вмешательство в начавшийся переговорный процесс.
Шон»
* * * Среда, 23-е 09.34 утра, по Киевскому времени
Перед зданием парламента в ту среду люди собрались ещё с шести утра, хотя оппозиция призывала всех прийти к девяти, а заседание Верховной Рады должно было начать свою работу в десять утра. Телекамеры фиксировали плакаты с надписями: «Бандитов в тюрьмы!», «Есть предел беспределу!», «Козаченко — ТАК!». Ночью температура воздуха слегка повысилась, и к утру прошёл дождь. Но к семи утра градусник снова показал минус, и теперь под ногами протестующих находилась корка льда, не дающая возможность нормально передвигаться, и тем самым хоть как-то согреваться в движении. Володя дважды попробовал прочность природного катка. В первый раз завалился на бок, во второй упал на спину. При этом, прижимая камеру к груди, будто младенца. Самойлов скривился:
— Эдак, вместо репортажа из Рады, будем снимать больницу.
Дмитриев отряхнул полы пальто и выругался.
— Надо было куртку надеть. Всё пальто изгадил. Не ной. Справлюсь. С чего начинать?
— Со всего.
— Говори конкретно. — Володя явно находился не в духе. — Всё — понятие абстрактное. А объектив — понятие материальное. Всё сразу фиксировать не может.
— Водку будешь?
Вопрос явно застал оператора врасплох.
— А что, есть?
Самойлов достал из внутреннего кармана пальто небольшой термос. Налил в пробку — стаканчик.
— Согревайся.
— А ты? — Володя пригубил, и закусил бутербродом с сыром.
— Обойдусь. Ну, как веселее?
Володя поднял камеру, зафиксировал общий, панорамный вид. После чего сделал вывод:
— Жизнь налаживается! — и окинув оживлённую площадь перед Верховной Радой более оптимистическим взглядом, добавил. — Пожалуй, тысяч пятнадцать — двадцать собралось. Смотри в глубь Мариинского парка.
Самойлов вскочил на каменный постамент фигуры, изображавшей колхозницу.
— Ты прав. Попробуй сделать запись.
Володя поднял камеру, принялся запечатлевать на плёнку все детали происходящего исторического события. Вот старик — священник собрал возле себя человек пятьдесят. Молитву, что ли читает? Нет, объясняет, в чём различаются в религии течения различных концессий. Причём внятно, толково, грамотно. Следующий кадр захватил женщину, неопределённого возраста. Оператор, хотел было, сдвинуть камеру в сторону, но задержался. Неопределённый возраст, как однажды заметил Володя, у женщины имеет два состояния. Первая причина невозможности определить возраст у представительниц слабого пола, когда они красивы и счастливы. Радость жизни наводит на их лица свою косметику. Второе состояние, когда горе убивает женщину изнутри. И тогда невозможно определить её возраст, потому что сорокалетние выглядят, как восьмидесятилетние. И только глаза у них живут своей, обособленной жизнью. Объектив слегка опустился. Старуха держала в руках фотографию сына. Молодого парня, лет двадцати. Со светлой, задорной улыбкой. Под снимком виднелась надпись, сделанная чёрным фломастером на тетрадном листе: «Саша Черняк. Аэродром «Сквира».
— Сквировская трагедия. — Самойлов помнил её. В тот чёрный день для украинской авиации, летом, в свой профессиональный праздник, на Сквировском аэродроме, под Львовом, при показательных полётах, упал на землю военный истребитель КБ Сухова. Погибло более ста человек. Прошло два года, но до сих пор никто так и не понёс ответственности за произошедшее. У Михаила там погиб друг. Дмитриев об этом знал.
— Давай дальше.
Камера поползла в направлении входных дверей. Вот перед ними прошли депутаты от оппозиции. Они театрально вскидывали руки, призывно махали ими. Некоторые подходили к людям, приветствовали сторонников своих блоков и партий рукопожатием. Раздавали автографы. Неожиданно площадь перед зданием Верховной Рады взорвалась криками и аплодисментами. От своего авто к ступенькам, ведущим к дверям, медленной, усталой походкой шёл Андрей Николаевич Козаченко. Полы длинного, расстегнутого пальто колыхались в такт широкому шагу. Ветер трепал волнистые, русые, с проседью, волосы. Правая рука кандидата в президенты делала отмашку, и призывно вскидывалась вверх только тогда, когда над площадью проносилось, протяжно и восторженно: КОЗАЧЕНКО! Володя проводил объективом камеры депутата — оппозиционера до дверей и снова переместил фокус на массовку. Там уже развернули «лимоновые» знамёна, надетые на пластиковые удилища, и теперь те призывно развевались над вторым киевским Майданом.
Самойлов бросил взгляд на часы.
— Дальше не снимай. — журналист тронул Володю за рукав. — Побереги плёнку.
— Думаешь, что-то намечается?
— Обязательно. Не приехало более половины депутатского корпуса. В зале только оппозиция. Кворума нет. Однако, депутаты собрались. Значит, намечается нечто любопытное. Кстати, у кого наши пропуска?
* * * 09.48 утра, по Киевскому времени
Евдоким Семёнович покинул киевский метрополитен, как посоветовал Медведев, на станции «Святошин». Дальше, следуя инструкции, старик проследовал к автобусной остановке.
— Какой автобус следует до Белич? — спросил генерал у молодой женщины, стоявшей, в ожидании транспорта, на площадке для пассажиров.
— Вам Новобеличи, или Старые Беличи?
— А что, есть отличие?
— И огромное. Они находятся километрах в десяти друг от друга.
— Прилично. — старик порылся в кармане, и достал, исписанный понятными только ему иероглифами, клочок бумаги. — Сказано, просто Беличи.
— А номер маршрутки сообщили?
— Да. — Евдоким Семёнович снова взглянул на лист. — Номер 745.
— Тогда вам нужно… — женщина оглянулась по сторонам и кивнула на автобус, стоявший в ожидании пассажиров. — Вон та маршрутка.
Генерал бросил взгляд на лобовое стекло.
— Простите, но на ней номер 393, и написано до Коцюбинского.
— Это одно и тоже.
Женщина, забыв о собеседнике, махнула рукой, остановила такси, впрыгнула в него и исчезла. Генерал в отставке в растерянности оглянулся по сторонам. Двигатель вышеуказанного автобуса завёлся, явно собираясь отправить транспорт в путешествие… Старик поспешил к дверям:
— Простите, вы на Беличи едите?
— Да. — ответил водитель транспорта.
— Но у вас написано…
— Я и без вас знаю, что у меня написано. Ехать будем?
— А семьсот сорок пятый когда будет?
— Откуда я знаю. Ехать будем?
— Но мне нужно на улицу Вокзальную.
— Дед, да довезу я тебя до Вокзальной. — вскипел водитель. — Ехать будем?
Евдоким Семёнович с трудом взобрался в салон, присел на боковое место и автобус тронулся с места. Как после выяснилось, Коцюбинское и Беличи оказалось одним и тем же. Только первое название было официальным, а второе — народным, по названию железнодорожной станции, расположенной на территории населённого пункта. А потому, Евдоким Семёнович уже через пятнадцать минут стоял возле искомого дома.
