— Вы мне не доверяете?
— Нет.
— Ладно, я оставлю его здесь. Пока у меня его нет, я не смогу им воспользоваться.
Он отстегнул ножны и положил на камень; они с Лирой отошли и сели так, чтобы видеть галливеспианцев. Тиалис разглядывал вблизи рукоятку ножа, но не трогал его.
— Придётся их потерпеть, — сказал Уилл. — Как только починим нож, мы сбежим.
— Они такие быстрые, Уилл, — ответила она, — и им всё равно, они могут тебя убить.
— Надеюсь, Йорек сможет его починить. Я и не понимал, как нам нужен этот нож.
— Он сможет, — заверила его она.
Она смотрела на Пантелеймона, который носился и играл в воздухе, ловя крошечных мошек вместе с другими стрекозами. Он не мог улетать так же далеко, как они, но был таким же быстрым, а по окраске даже ярче их. Лира подняла руку, и он сел на неё, подрагивая длинными прозрачными крыльями.
— Думаешь, можно довериться им и лечь спать? — спросил Уилл.
— Да. Они жестокие, но, мне кажется, честные.
Они вернулись к скале, и Уилл сказал галливеспианцам:
— Сейчас я посплю. Утром мы пойдём дальше.
Шевалье кивнул, и Уилл немедленно улёгся и заснул.
Лира села рядом, на коленях у неё улёгся тёплый Пантелеймон, превратившись в кота. Как повезло Уиллу, что она не спит и сторожит его! Он действительно бесстрашный, и она этим очень восхищается, но он не умеет лгать, предавать и обманывать, а для неё это так же легко, как дышать. Подумав так, она почувствовала себя хорошей и доброй — ведь она делала это не для себя, а ради Уилла.
Она хотела ещё раз взглянуть на алетиометр, но с большим удивлением поняла, что устала, как будто всё это время не спала, а бодрствовала. Лира легла рядом с Уиллом, прикрыв глаза — чтобы чуть-чуть вздремнуть, заверила она себя — и тут же уснула.
Глава четырнадцать. Узнай, чего ты просишь
Уилл и Лира проспали всю ночь, и разбудили их лишь лучи солнца. Оба проснулись почти одновременно, с одной и той же мыслью; но, оглядевшись, они увидели шевалье Тиалиса, спокойно сторожившего их неподалёку.
— Войско Суда Благочиния отступило, — сказал он им. — Миссис Коултер в руках короля Огунве, на пути к лорду Азраилу.
— Откуда вы знаете? — резко садясь, спросил Уилл. — Вы проходили через окно?
— Нет. Мы говорим с помощью рудного резонатора. Я передал нашу беседу, — сказал Тиалис, обращаясь к Лире, — моему командиру, лорду Роуку, и он сказал, чтобы мы шли с вами к медведю. А как только вы встретитесь с ним, вы пойдёте с нами. Так что мы ваши союзники, и поможем вам, чем сможем.
— Хорошо, — сказал Уилл. — Тогда давайте поедим вместе. Вы едите нашу пищу?
— Спасибо, да, — ответила леди.
Уилл достал последнюю горсть сушёных персиков и зачерствевший ломоть ржаного хлеба — всё, что у него было — и разделил их на всех, хотя шпионы, конечно, взяли не много.
— А воды в этом мире, кажется, поблизости не найдёшь, — сказал Уилл. — Придётся с этим подождать, пока не вернёмся обратно.
— Тогда лучше нам поторопиться, — сказала Лира.
Но сначала она вынула алетиометр и спросила у него, опасно ли ещё в долине.
Ответ был: нет, все солдаты ушли, а жители деревни сидят по домам — и они собрались уходить.
В слепящем воздухе пустыни окно, выходившее на тенистый куст, выглядело странно: в воздухе, как картина, висел квадрат густой зелени. Галливеспианцы захотели посмотреть на проход и были поражены тем, что сзади окна не было видно, но стоило его обойти, и оно появлялось.
— Как только мы пройдём через него, мне придётся его закрыть, — сказал Уилл.
Когда все прошли через окно, Лира попыталась защипнуть его края, но её пальцы не смогли их найти; не удалось это и шпионам с их тонкими руками. Лишь Уилл точно нащупал края и быстро и аккуратно закрыл окно.
— Во сколько миров ты можешь войти с помощью этого ножа? — спросил Тиалис.
— Во все, которые есть, — ответил Уилл. — Сколько их, никому за всю жизнь не узнать.
Он закинул на плечо рюкзак и первым зашагал по лесной тропинке. Стрекозы юркими иглами метались в свежем, влажном воздухе, пронзая лучи света. Ветер в кронах деревьев поутих, воздух был прохладным и спокойным — тем ужаснее было увидеть застрявший в ветвях дерева искорёженный гироптер, из дверцы которого свешивалось тело пилота-африканца, запутавшегося в пристяжном ремне, а чуть выше — обуглившийся остов цеппелина с чёрными, как сажа, лоскутами обшивки на почерневших трубах и переборках, выбитыми стёклами и телами: трое человек сгорели и обуглились, их скрюченные конечности были подняты, словно трупы грозили напасть.
Это были только те, кто упал около тропинки. Выше по склону и внизу, среди деревьев, лежали другие тела и обломки. Потрясённые дети молча шли по этой бойне, шпионы же на стрекозах, привычные к битвам, смотрели вокруг спокойнее, отмечая, как прошёл бой и кто понёс большие потери.
Наверху долины, где деревья росли реже и начинался радужный водопад, путники остановились, чтобы вдоволь напиться студёной воды.
— Надеюсь, с той девочкой всё в порядке, — сказал Уилл. — Нам бы ни за что тебя не увести, если бы она тебя не разбудила. Она специально ходила к святому за этим порошком.
— С ней всё в порядке, — сказала Лира, — я же спросила алетиометр, вчера вечером. Она, правда, думает, что мы дьяволы. Она нас боится. Наверное, жалеет, что в это ввязалась, но у неё всё хорошо.
Они взобрались вверх вдоль водопада, наполнили фляжку Уилла и зашагали по плато к горному хребту, куда, как сказал Лире алетиометр, ушёл Йорек.
И начался долгий день утомительной ходьбы. Для Уилла это было нетрудно, но для Лиры сущее мучение: после долгого сна её тело ослабело и обмякло. Но она скорее вырвала бы свой себе язык, чем призналась, как ей плохо. Дрожа и прихрамывая, плотно сжав губы, она молча шла, старалась не отставать от Уилла. Лишь когда в полдень они присели передохнуть, она позволила себе хныкнуть, и то когда Уилл отошёл облегчиться.
Леди Салмакия сказала:
— Отдохни. В усталости нет ничего постыдного.
— Но я не хочу разочаровывать Уилла! Не хочу, чтобы он подумал, что я слабая и задерживаю его.
— Об этом он думает меньше всего.
— Вы не знаете, — грубо ответила Лира. — Вы знаете его не больше, чем меня.
— Я знаю, когда мне дерзят, — спокойно ответила леди. — Сделай, как я говорю, отдохни. Прибереги силы для дороги.
Лира была настроена бунтовать, но шпоры леди ярко поблёкивали в солнечном свете, и она промолчала.
Тем временем спутник леди, шевалье, открывал футляр рудного резонатора; любопытство Лиры взяло верх над обидой, и она стала наблюдать за ним. Прибор был похож на короткий карандашик из тусклого чёрно-серого камня на деревянной подставке. Шевалье провёл крошечным смычком, как у скрипача, по концу прибора, нажимая пальцами на разные точки его поверхности. Эти места не были помечены, так что казалось, что он прикасается к резонатору наугад, но по сосредоточенному выражению лица и уверенным, быстрым движениям Лира, что процесс этот требует столько же труда и мастерства, сколько чтение алетиометра.
Через несколько минут шпион положил смычок и вынул из футляра наушники, раковинки которых были не больше ногтя на мизинце Лиры, и крепко примотал провода, шедшие от них, к колкам на концах резонатора. Регулируя натяжение провода на колках, он, видимо, мог слышать ответ на своё послание.
— Как он работает? — спросила Лира, когда он закончил.
Тиалис взглянул на неё, как будто определяя, неподделен ли её интерес, а потом сказал:
— Ваши учёные, как вы их называете, экспериментальные теологи, должны знать о так называемом квантовом зацеплении. Это означает, что могут существовать две частицы с общими свойствами, и всё, что происходит с одной из них, одновременно происходит и с другой, как бы далеко он ни были друг от друга. Так вот, в нашем мире берут обычный кусок руды, зацепляют все его частицы, а потом разделяют надвое, так что обе части резонируют друг с другом. Вторая половинка этого резонатора находится у лорда Роука, нашего командира. Когда я играю смычком на этой половинке, другая точно воспроизводит звук, так мы и переговариваемся.
Он убрал прибор и сказал что-то леди. Они отошли в сторонку и стали говорить так тихо, что Лира ничего не слышала, хоть Пантелеймон, превратившись в сову, повернул в их сторону большие уши.
Потом вернулся Уилл, и они двинулись дальше, всё медленней и медленней: как день клонился к вечеру, путь становился всё круче, а линия снегов всё ближе. Они ещё раз передохнули на верху каменистой долины, потому что теперь даже Уилл видел, что Лира почти без сил: она сильно хромала, а лицо её было серым.
— Дай посмотрю твои ноги, — сказал он ей, — если они измозолены, намажу мазью.
Они были измозолены, и сильно, и Лира, закрыв глаза и сжав зубы, позволила ему втереть в них кровомоховый бальзам.
