— Это Уилл, — представила Лира, — он из вашего мира, помните, я о нём рассказывала…
— Я, Мэри Малоун, и вы оба хотите есть, выглядите полуголодными.
Она обратилась в сторону существ и, с гудящими отзвуками, что-то мелодично сказала, произведя пару движений руками, которых ранее не делала.
Существа сразу же зашевелились, некоторые принесли из ближайшего дома подушки и коврики и положили их под дерево рядом. Густая листва и низко нависшие ветки создавали прохладную и душистую тень.
Как только они устроились, хозяева принесли гладкие деревянные шары, наполненные освежающим молоком, с терпкостью лимона. А так же маленькие орешки, похожие на лесные, богатые масляным вкусом. И только что сорванный салат с заострёнными листьями, перечного вкуса, перемешанный с густым, сочившимся сливочным соком и небольшими, размером с вишню, кореньями со вкусом сладкой моркови.
Дети не могли много съесть: всё было слишком сытно. Уилл хотел воздать должное их великодушию, но единственный продукт, кроме напитка, который он мог глотать с лёгкостью был плоский, слегка поджаренный мучной хлеб, похожий на маисовые лепёшки. Они все были плоскими и питательными, поэтому Уиллу удалось расправиться со всем. Лира попробовала всего понемногу, но, как и Уилл, быстро наелась.
Мэри сумела удержаться от расспросов. Эти двое получили опыт, который глубоко отпечатался на их лицах, сейчас у них не было желания говорить об этом. Так что она ответила на их вопросы о мулефа и коротко рассказала, как сама попала в этот мир, после чего оставила их вдвоём под тенью дерева, потому что заметила слипающиеся глаза и проклевывания носом.
— Сейчас вам нужно хорошенько выспаться.
Днем воздух тёплее и тише, а тень дерева и стрекотание сверчков усыпляющи.
Спустя минут пять, после последнего глотка оба ребёнка крепко спали.
— Они разного пола? — сказала Атал удивлённо. — Но как вы можете это объяснить?
— Всё просто, — сказала Мэри. — Их тела разной формы и они по-разному двигаются.
— Они не намного меньше, чем вы, но у них меньше срафа. Когда он достигнет их?
— Я не знаю, — сказала Мэри. — Предполагаю скоро. Я даже не знаю, когда это произойдёт с нами.
— Никаких колёс, — с сожалением констатировала Атал.
Они пололи растения в саду. Мэри взяла мотыгу, чтоб не наклоняться, а Атал использовала свой ствол, так что их беседа происходила с паузами.
— Но вы знали, что они прибудут, — сказала Атал.
— Да.
— Об этом вам рассказали палки?
— Нет, — сказала Мэри, краснея. Она была учёным, не компетентно было признаваться в консультации с И-Цзин, но ещё сильнее было смущение. Это была ночная картина, повинилась она.
У мулефа не было единственного слова, обозначающего сны. Они мечтали ярко, поэтому и относились к своим снам очень серьёзно.
— Вы не любите ночные картинки?
— Я любила, но не верила в них до сих пор. Я ясно видела мальчика и девочку, и голос сказал готовиться к их прибытию.
— Какой голос? Как он говорил, если вы не видели его?
Атал трудно было вообразить речь без движения ствола, который разъяснял и определял её. Она остановилась посреди бобового ряда и взглянула на Мэри с очаровательным любопытством.
— Хорошо, я действительно кое-что видела, — сказала Мэри. — Это была женщина или лишь женская мудрость, похожая на нас, на людей из моего мира. Очень старая и ещё совсем не старая.
У мулефа мудрым был только их вожак. Она заметила, что Атал выглядела сильно заинтересованной.
— Как она могла быть старой и не старой одновременно? — спросила Атал.
— Всё относительно, — сказала Мэри.
Атал убежденно качала стволом.
Мэри продолжила, стараясь быть понятой:
— Она сказала мне, что я должна ожидать детей, сказала когда и где они появятся, но не объяснила зачем. Я должна о них только заботиться.
— Они травмированы и утомлены, — сказала Атал. — Прежде чем уйти они остановят сраф?
Мэри тревожно подняла глаза наверх. Она знала, не было необходимости доставать подзорную трубу, теневые частицы двигались гораздо быстрее, чем когда-либо.
— Я надеюсь на это, — сказала Мэри. — Но не знаю как.
Ранним вечером, когда ещё только зажгли огни и появились первые звёзды, прибыла группа незнакомцев. Мэри умывалась. Услышав гул колёс и взволнованный ропот их разговора, поспешила на улицу, вытираясь по дороге.
Уилл и Лира проспали весь день и проснулись только сейчас, услышав шум. Лира уселась так, чтобы увидеть Мэри, окружённую пятью или шестью мулефа, которые ей что-то возбуждённо рассказывали. Но девочка не могла определить, то ли они были сердиты, то ли радостны.
Мэри увидела её и подошла:
— Лира, что-то произошло, они нашли нечто, что не могут объяснить… Я не знаю что это… Я должна сходить и посмотреть. Это в часе отсюда или подальше. Вернусь, как только смогу. Возьмите всё, что вам понадобиться в моём доме: я не могу остаться, они сильно взволнованы…
— Хорошо, — сказала Лира и удивилась тому, как же долго она спала.
Мэри взглянула под дерево, где Уилл уже тоже протирал глаза.
— Я постараюсь не задерживаться, Атал присмотрит за вами.
Лидер проявил нетерпимость — Мэри проворно набросила уздечку со стременем ему на спину, извиняясь за неуклюжесть, и сразу вскочила на спину. Петляя и поворачивая, процессия исчезла в сумраке.
Они отправились в новом направлении по горному хребту, выше побережья, на север.
Прежде Мэри никогда не ездила в темноте, и в этот раз скорость взволновала её больше обычного. Как только они поднялись, женщина увидела отблеск луны далеко в море. Казалось, свет серебряной сепии окутывал её прохладой, скептическим удивлением. Удивление было внутри, скептицизм вокруг, а холод в них обоих.
Время от времени она смотрела вверх и, наконец, достала подзорную трубу, но не могла воспользоваться ей, пока они продолжали двигаться. Мулефа безостановочно катились, явно не желая ни на что отвлекаться. После трудной часовой езды, существа свернули с каменной дороги на просёлочную, которая полегала по колено в траве мимо завесы деревьев-колёс и поднималась к горному хребту. Пейзаж: широкие голые холмы, с редкими небольшими оврагами, струящимися вниз среди сплотившихся деревьев — сверкал в лунном свете.
Именно к одному из оврагов они её и вели. Когда они свернули с дороги, Мэри предпочла слезть и идти рядом в их темпе по краю холма и вниз к оврагу.
Она услышала журчание родника и шелест ночного ветра в траве. Она слышала тихий шорох колёс по неровностям, слышала, как мулефа впереди бормотали между собой и затем остановились.
В стороне от холма, в нескольких ярдах, было отверстие сделанное ножом. Это было похоже на пещерный рот, потому что лунный свет проходил внутрь тоненькой струйкой, будто внутри было продолжение скалы, но продолжения не было. Оттуда появлялась процессия призраков.
Мэри показалось, что земля ушла из-под ног. Она ухватилась за ближайшую ветку, чтоб убедиться: она находится в реальном мире, и всё ещё остаётся его частью.
Она пододвинулась ближе. Старые мужчины и женщины, дети, младенцы на руках, люди и другие существа плотной стеной выстраивались в мире ясного лунного света и исчезали.
Самое странное: они делали несколько шагов в мире травы, воздуха и серебряного света, осматривались вокруг и их лица преображались. Мэри никогда не видела такой радости, они протягивали руки, как если б могли обнять целую вселенную.
Затем, как туман или дым, они развеивались и становились частью земли, росы, ночного бриза. Некоторые приближались к Мэри, будто пытаясь ей что-то сказать, протягивали руки, и женщина чувствовала холод их прикосновений. Один из призраков, старуха, поманил её, призывая подойти ближе, затем начал говорить так, чтоб Мэри услышала:
— Расскажи. Им нужна правда. Ты должна рассказать им истину, и всё будет хорошо, только скажи.
И призрак ушёл. Это было одно из тех мгновений, когда мы внезапно, по неизвестным причинам, вспоминаем давно забытый сон и полностью окунаемся в те эмоции. Это был сон, который она пыталась описать Атал — ночная картинка. Но как Мэри ни пыталась вспомнить снова, он распадался и утекал, как время сквозь пальцы. Сон уплыл.
Всё, что осталось — сладость чувств и строгий запрет рассказать им.
Она вглядывалась в темноту, насколько позволяло зрение: в бесконечной тишине можно было увидеть тысячи призраков, которые продолжали появляться, будто беженцы, возвращающиеся на родину.
— Расскажи им, — повторила Мэри.
Глава тридцать три. Марципан
Наутро Лира проснулась; во сне она видела, что к ней вернулся Пантелеймон в своём окончательном облике. Ей очень понравилось, но она никак не могла вспомнить, кем он стал.
Солнце только встало, и воздух был ещё свеж. За открытой дверью дома Мэри — хижины с соломенной крышей, где она спала — светило солнце. Она ещё полежала, прислушиваясь. Снаружи пели птицы, трещал какой-то сверчок, а рядом тихонько дышала во сне Мэри.
