то есть за защитой, и получили ее.
Но прошло какое-то время, рассказывает Х. Диксон, и их посадили в тюрьму (325). У шейха Файсала ал-Давиша изъяли все чем он владел, всех лошадей и верблюдов. Племя ал-мутайр лишилось своего священного стада черных верблюдов (ал-шур-раф), а также верховых верблюдов и лошадей, включая породистых самок и жеребцов. Забрали даже мулов, не оставили ни одного. Жесткое наказание понесло и племя ал-‘аджман. У семейства шейха этого племени конфисковали 2/3 стада домашних животных и всех лошадей.
Шейх Файсал ал-Давиш умер в Эр-Рияде, в темнице, 3 октября 1931 г., от сердечного приступа. Был он, как отзывается о нем полковник Х. Диксон, «настоящим вождем аравийской пустыни» (326). Прогуливаясь по тюремному двору вместе с шейхом ал-Хислайном, почувствовал себя плохо. Оправившись, захотел повидаться с Ибн Са’удом, но тот на встречу с ним не согласился. Тогда шейх Файсал попросил передать Ибн Са’уду, что «прощает ему все то плохое, что между ними было». И добавил: «Кто прав, а кто виноват в их споре — рассудит время и покажет Судный день».
Получив известие о кончине шейха и чувствуя угрызения совести, Ибн Са’уд послал в Кувейт, к проживавшим там вдовам шейха ал-Давиша и его сестрам, гонца. Повелел ему известить оставшихся без мужа и кормильца женщин, что отныне они могут считать себя его сестрами, и полагаться на него, всегда и во всем. Дал им дома, верблюдов и домашний скот (327).
Из воспоминаний Вайолет Диксон, супруги Харальда Диксона, английского политического агента в Кувейте, следует, что во время прощальной встречи с шейхом Файсалом ал-Давишом ее муж обещал ему присмотреть за его семейством, женами и детьми. И слово свое сдержал. Принял и разместил их (37 человек) в здании английского политического агентства, где проживал и сам. Там они находились до тех пор, пока он не договорился с шейхом Ахмадом, правителем Кувейта, о предоставлении им дома (328). Других женщин племени ал-мутайр, оставшихся без мужей, шейх Ахмад разместил в Красном форте в Эль-Джахре.
Шейха Файсала ал-Давиша предания арабов Аравии называют одним из самых прославленных вождей племени ал-мутайр. Он являлся признанным авторитетом среди бедуинов Неджда и величайшим, по мнению полковника Х. Диксона, после Ибн Са’уда, стратегом Аравии. Именно шейх Файсал, как считают многие исследователи жизни основателя Королевства Саудовска Аравия, помог ‘Абд ал-‘Азизу Аль Са’уду прийти к власти в Неджде, а потом и в Хиджазе. Судьба, однако, распорядилась так, что умер шейх Файсал ал-Давиш пленником, в тюрьме Эр-Рияда, как один из зачинщиков мятежа против Ибн Са’уда.
Привести к повиновению восставшие племена оказалось делом, как видим, нелегким. Подавление мятежа ихванов явилось важным событием в деятельности Ибн Са’уда по консолидации власти и укреплению основ созданного им государства (329).
На внешнеполитическом поприще знаковым событием в деятельности Ибн Са’уда стало заключение Договора о дружбе и добрососедстве с Ираком. Договоренность на этот счет была достигнута в ходе трехдневной встречи (20–23 февраля 1930 г.) королей ‘Абд ал-‘Азиза Аль Са’уда и Файсала Аль Хашими, проходившей под эгидой верховного английского комиссара в Ираке Ф. Хамфриса на борту английского корабля в Ра’с Таннуре. Стороны согласились признать друг друга правителями управляемых ими государств, обменяться дипломатическими представительствами и уважать суверенные территории друг друга и проживающие на них племена (330).
Советское диппредставительство в Джидде довольно полно, насколько только могло, информировало внешнеторговые советские организации о коммерческой и хозяйственной деятельности государства, заложенного Ибн Са’удом, — с акцентом на Хиджазе. «Основная масса населения Хиджаза, — говорится в „Экономическом обзоре Хиджаза“, подготовленном К. Хакимовым, — кочевники-бедуины; занимаются исключительно скотоводством. Земледелие развито в Таифе, Медине и немногочисленных оазисах. Площади, годные для обработки, находятся во владении тарифов. Фруктовые сады Таифа и окрестностей Медины поставляют для местного рынка фрукты».
Численность кочевого населения Хиджаза «совершенно неизвестна». «Размер наличного скота в Хиджазе», по оценке диппредставительства, следующий: «верблюдов — до 66 000 голов; крупного рогатого скота — 40 000; лошадей — 18 000; овец и коз — до 3 млн».
Что касается вывоза, то в основном — это кожи (верблюжьи, коровьи и мелкого скота); «в довоенное время до 25 000 штук ежегодно. Половина из них шла в Лондон, остальная часть — в Триест и Марсель».
Из ремесел следует назвать «рыболовство, изготовление коралловых и янтарных четок, добычу перламутра. Вывоз четок составляет 200 000 штук, по цене от 8 коп. до 32 коп. — за коралловые и до 25 руб. — за янтарные» (четки, поясним, раскупали паломники — в качестве сувениров родным и близким по завершении хаджжа) (331).
«Почти 80 % торговых заведений в Хиджазе принадлежит выходцам из Хадрамаута; остальная часть распределяется между индусами, персами и местными арабами. Самые известные торговые фирмы держат выходцы из Хадрамаута» (332).
Торговые связи Хиджаза «почти не выходят за пределы» Египта, Судана, Массауа, Йемена и Адена; динамичные сношения Хиджаз поддерживает с Индией (333).
Интересные сведения о торговле Хиджаза конца 1920-х годов содержатся в «Экономических очерках» М. Аксельрода. В общей массе товаров, обращавшихся на рынках Хиджаза, импортные, как он рассказывает, составляли не менее 80 %. Поступали они в Хиджаз через Джидду и «сбывались через оптовиков». Около 80 % торговли в Джидде, «при ежегодном обороте в 6–7 млн. фунтов стерлингов», совершалось на наличные деньги. В городе насчитывалось «около 50 крупных оптовых фирм», в том числе две европейских, принадлежавших англичанам и голландцам, и «порядка 90 розничных» (334).
Хиджазских оптовиков, замечает М. Аксельрод, вполне заслуженно можно было величать «универсалами торговли». Они закупали и продавали все, без исключения, имевшие спрос на местном рынке товары: муку и рис, ячмень и финики, сахар и просо, лес и керосин.
«Колоссальную роль», пишет М. Аксельрод, при заключении торговых сделок в Джидде «играли сводчики», то есть маклеры. «Профессионал-сводчик», со слов М. Аксельрода, «знал все цены на все товары на текущий день»; их запасы на складах крупных купцов; ситуацию на рынке. Невероятно, но ведал он даже и о том, «сколько и каких товаров разгружалось в порту» и сколько тех или иных из них находилось в пути. Комиссионные «сводчика» составляли 7–8 % с суммы сделки, организованной при его участи (335).
Другой «особенностью хиджазского рынка» М. Аксельрод называет «привоз товаров на продажу паломниками». Явайцы везли с собой рис, персы — ковры, индусы — специи.
Порт Джидда, отмечает М. Аксельрод, играл чрезвычайно важную роль и в торговле Хиджаза, и в коммерции Северной Аравии в целом. В 1927 г. в числе главных экспортеров товаров в Хиджаз, завозившихся в основном через Джидду, выступали, по его словам, Индия (поставляла рис, мануфактуру, муку) и Ирак (ввозил зерновые хлеба, финики). За ними следовали Ява, торговавшая с Хиджазом лесом; Австрия, обеспечиавшая его мукой и сахаром; и
