Команда эмира Ибн Са’уда состояла из шейха Са’уда ал-‘Арафа Аль Са’уда, его двоюродного брата; ‘Абд ал-Латифа-паши Мендила, знатного недждского торговца; и ‘Абд Аллаха Са’ида ад-Дамлюджи, известного иракского националиста, долгое время состоявшего на дипломатической службе у Ибн Са’уда. Входил в нее и Амин ал-Рихани, американский путешественник (ливанец по происхождению), выполнявший роль переводчика. Находился в Эль-‘Укайре в то время и майор Ф. Холмс, знаменитый открыватель нефтяных полей в Аравии (приехал в Эль-‘Укайр с эмиром Ибн Са’удом из Эль-Хуфуфа, где состоялась их первая встреча). Делегацию сопровождало 300 гвардейцев (204).
Эмир Ибн Са’уд, вспоминал Х. Диксон, располагал в лагере двумя шатрами. Один из них использовал для встреч, другой — для отдыха. Прием, что эмир Неджда устроил в честь прибывших на встречу делегаций, Х. Диксон описывает, как самый роскошный из всех тех, что он видел дотоле.
Сэр Перси Кокс, пишет Х. Диксон, был решительно настроен на то, чтобы конференцию в Эль-‘Укайре без решения пограничных вопросов между Ираком, Недждом и Кувейтом не покидать. Речи Шабих Бега и эмира Ибн Са’уда Х. Диксон называет «образцом восточной политической торговли» по отстаиванию в споре (в данном случае — о границах) собственных интересов.
Так, когда сэр Перси Кокс предложил Шабих Бегу, представителю иракского короля Фейсала, озвучить точку зрения иракского правительства по данному вопросу, тот разразился витиеватой речью. С тех самых пор, сказал он, как Всевышний сотворил наш мир, и началась писаться история людей, границы Ирака на юге заканчивались в 12 милях от нынешней столицы удела Са’удов, города Эр-Рийада (Эр-Рияда). Западные рубежи земель Ирака простирались до Красного моря, и включали в себя Хаиль, Мадину (Медину) и Йанбуа’ (Янбо). Восточные пределы выходили на побережье Персидского залива, и охватывали Эль-Хуфуф и Эль-Катиф (205). Аллах тому свидетель, резюмировал он, — это, и только это, и есть честная граница Ирака. И никакому оспариванию данный вопрос не подлежит!
Не заю, что и как там было при сотворении мира, парировал эмир Ибн Са’уд, но вот со времен Ибрахима (Авраама) и даже при моем великом предке земли Наджда (Неджда) и дайры (места обитания) его кочевых племен простирались вплоть до Алеппо в Сирии и до Басры в Ираке. И покрывали всю территорию на правом берегу Евфрата. Иными словами, на претензии Ирака в отношении ряда территорий в Аравии эмир Ибн Са’уд высказывал претензии Неджда почти на всю территорию Сирии, большую часть Ирака и весь Кувейт (206).
Так продолжалось в течение пяти дней, рассказывает Х. Диксон. Спорили до хрипоты в горле и до звона в ушах. Каждый хотел извлечь из завязавшегося разговора по максимуму. Король Файсал, к примеру, посаженный на трон англичанами, стремился обрести, во что бы то ни стало, документальное свидетельство границ скроенного под него королевства, имея в виду, добившись этого, получить признание Лиги наций.
Из высказываний эмира Ибн Са’уда сэр Перси Кокс сделал вывод, что эмир Неджда не прочь был бы прибрать к рукам и Катар, который он называл «исторической частью Эль-Хасы». Чтобы поставить на этой теме точку, сэр Перси Кокс заявил, что Катар Дому Са’удов не принадлежит. Эмир ‘Абд ал-‘Азиз тональность сказанных слов уловил, и данный вопрос больше не затрагивал. Хотя на самом деле — и англичане знали об этом — его наместник в Эль-Хасе часто давал убежище катарским мятежникам и поддерживал тех членов правящего семейства в Катаре, кто зачинал внутрисемейные споры за власть. Правитель Катара в те неспокойные для него годы даже платил эмиру Ибн Са’уду за то, чтобы тот не вмешивался во внутренние дела его удела (207). Следует заметить, что, несмотря на договоренности, достигнутые ранее с англичанами насчет того, чтобы так не поступать, Ибн Са’уд это делал.
Пробивалась наружу, по выражению Х. Диксона, в замечаниях и репликах эмира Ибн Са’уда и его крайняя неприязнь в отношении короля Хиджаза, которого он мечтал выпроводить из Мекки.
Обсуждая вопрос о разграничении земель, эмир Ибн Са’уд говорил, что указанием на их принадлежность вполне могли бы служить колодцы с древними племенными васмами (метками) на них, а также пастбища, точно указывающие на права племен Аравии на те или иные земли. Если же на некоторые из них, подчеркивал он, будут претендовать несколько племен, то вполне резенно сделать их «ничейной землей», то есть доступной для всех кочевников (208). Отмечал, что если в ‘Укайре договориться не удастся, то дело это надлежит передать, согласно традиции, на рассмотрение агль эль-хибра (людям мудростей и знаний), то есть известным в аравийской пустыне знатокам генеалогии племен. Настаивал на том, что кочевые племена едва ли согласятся с тем, чтобы быть ограниченными в передвижении «какими-то линиями на песке», какими-то призрачными и непонятными им границами. Считал, что рубежи тех или иных шейхств, королевств и эмиратов должны вычерчиваться в параметрах давно сложившихся племенных дайр, мест традиционного обитания племен со времен их далеких предков. Придерживался мнения, что делить границами племена нельзя, что любое племя должно находиться, целиком и полностью, в юрисдикции той или иной из сторон-участниц конференции. Указывая, в качестве примера, на подчиненность ему племени ал-зафир, настаивал на том, что пастбища и кочевья этого племени простираются до Евфрата, и отражать это должны и рубежи его владений в том направлении (209). Отстаивал на этом основании и право свободного доступа торговцев Наджда (Неджда) к городам и рынкам, расположенным у Евфрата (210).
На шестой день переговоров, свидетельствует Х. Диксон, нервы у сэра Перси Кокса, судя по всему, сдали. Он поднялся из-за стола и сказал, что если переговоры и дальше будут продолжаться в том же духе, что, похоже, и случится, — то им и за год не удастся разобраться со всеми теми вопросами, для решения которых они собрались. Поэтому, чтобы вывести переговоры из тупика, он берет все в свои руки. Развернул на столе карту, достал из портфеля красный карандаш, и осторожно провел им линию от побережья Персидского залива до Джабаль ‘Анайза, что у трансиорданской границы. Так, одним росчерком карандаша, обширная территория, на которую претендовал эмир Ибн Са’уд, отошла Ираку. Затем, чтобы успокоить, думается, эмира Ибн Са’уда, он «отрезал» на карте около двух третей земель Кувейта, и отдал их Неджду (211). В дополнение ко всему вывел на карте еще две так называемых нейтральных зоны — кувейтскую и иракскую. Племена могли приходить туда, свободно пасти там скот и поить его водой из тамошних колодцев. Граница Кувейта с Ираком осталась на конференции в Эль-‘Укайре необозначенной (212).
Реагируя на реплику ‘Абд ал-Латифа, одного из советников эмира Ибн Са’уда, относительно нейтральных зон, поинтересовался, в
