и его сыновьями, королями Ирака и Трансиордании, Файсалом и Абд Аллахом, решено было созвать конференцию в Кувейте (217). Реакция эмира Ибн Са’уда на инициативу сэра Перси Кокса была вежливо-уклончивой. Конференция в Эль-‘Укайре довольно наглядно продемонстрировала ему то, как англичане умеют и могут отстаивать собственные интересы.
Получив повторное приглашение на встречу в Кувейте, согласие на нее эмир Ибн Са’уд все же дал, и своего представителя туда направил (ноябрь 1923 г.). Поступить по-другому, учитывая его заинтересованность в Англии, в том числе в предоставляемых ею финансовых субсидиях, он попросту не мог.
Хашимиты на этой встрече выступили против эмира Неджда единым фронтом. Даже сэр Перси Кокс обратил внимание на то, что представители Дома Хашимитов делали, порой, совершенно необоснованные заявления, выдвигали абсолютно невыполнимые требования. Цель их состояла в том, чтобы вывести из себя представителя Ибн Са’уда и показать англичанам, что договариваться с Саудами, о чем бы то ни было, невозможно, и чтобы добиться желаемых результатов действовать нужно только с позиции силы.
Эмир Ибн Са’уд находился в жесткой оппозиции Хашимитам. Сорвав планы короля Хусейна по воссоединению Джабаль Шаммара с Хиджазом, он вступил с ним в решающую схватку за объединение племен и земель Северной Аравии под своим началом. Неприязнь его к Хашимитам еще больше обострилась после того, как они приняли у себя несколько недждских племен. Так, после разгрома Ибн Рашида и установления власти Дома Са’удов в Хайле, столице Джабаль Шаммара, некоторые тамошние племена не присягнули на верность эмиру Ибн Са’уду, оставили родные земли и отодвинулись в уделы Хашимитов, в том числе в Ирак. Конечно же, это отразилось на престиже эмира Ибн Са’уда в племенах Верхней Аравии. Но главное — обернулось для него потерей значительного числа налогоплательщиков в лице ушедших из Джабаль Шаммара племен (218). Более того, те из них, кто укрылся в Ираке, начали совершать оттуда набеги на территорию Неджда, а осевшие в Трансиордании — поддерживать намерения амманских Хашимитов заполучить в свои руки местность Вади Сирхан (219).
Конференция в Кувейте затянулась на шесть месяцев (ноябрь 1923 — апрель 1924 гг.). Дважды прерывалась. Одно из требований Хашимитов состояло в том, чтобы Ибн Са’уд, «непременно и прежде всего», договорился о мире с тарифом Хусейном, королем Хиджаза.
Случилось так, что именно во время работы конференции в Кувейте король Хиджаза объявил себя халифом (5 марта 1924 г.). Сделал это в Аммане, где гостил у своего сына, и буквально вслед за принятием турецким маджлисом, 3 марта 1924 г., решения об упразднении Халифата и высылке халифа, султана Абдул-Мед-жида II, из страны. Ван дер Молен, известный датский путешественник, заметил по этому поводу, что со времени смерти Пророка Мухаммада ислам никогда не оставался без халифа, главы исламского мира (220). Поэтому, учитывая свое происхождение, то, что он является тарифом, потомком Пророка Мухаммада, королем Хиджаза и хранителем двух Святых мест ислама, Мекки и Медины, Хусейн ибн ‘Али Аль Хашими (1854–1931) решил заполнить образовавшийся вакуум — и сам себя титуловал халифом. Репутация короля в исламском мире была, мягко говоря, невысокой. Правление его хронисты называют блеклым. Он остро нуждался в помощи, чтобы в складывавшихся новых исторических реалиях сохранить контроль над Хиджазом и Священными городами. И в помощи никого-нибудь, а Англии, христианской державы. И тут замахнулся на власть не только над всей Аравией, но и над всем мусульманским миром. Пропагандистские кампании в поддержку избрания тарифа Хусейна халифом прошли в Ираке и Трансиордании, где правили его сыновья, равно как и в Хиджазе. Но они нисколько не отражали реальных настроений по отношению к нему тамошнего населения (221). Потому-то шаг этот и стал для него роковым. Посягнув на титул верховного повелителя всех мусульман, он восстановил против себя имама Йемена и вызвал раздражение у всех, без исключения, правителей шейхств Прибрежной Аравии. Не говоря уже о взрыве негодования среди ихванов, которые поклялись «низложить самозванца».
Эмир Ибн Са’уд, конечно же, не преминул воспользоваться сложившейся ситуацией в собственных интересах. Провел встречу с улемами и шейхами племен Неджда по вопросу о том, какой ответ ему надлежит дать тарифу Хусейну. Заручившись их полной поддержкой, выступил против него и овладел Хиджазом.
Но все это произошло чуть позже. Сначала же качели переговоров в Кувейте покачнули ихваны. Царившая там и без того крайне напряженная атмосфера обострилась донельзя. Подогрел ее набег на Ирак (вторая неделя марта 1924 г.) племени ал-му-тайр во главе с шейхом Файсалом ал-Давишом. Число убитых иракцев вследствие этого газу составило 250 человек, количество уведенного скота — 10 тысяч голов. Пленных не брали. Раненых добивали. Женщин не трогали. Уходя, оставили им, по обычаям аравийской пустыни, шатры, пищу и воду.
Работу конференции — в силу сложившихся обстоятельств — прервали. Набег ихванов дал Хашимитам серьезный козырь, и они решили разыграть его по максимуму. Потребовали от эмира Ибн Са’уда принесения извинений и выплаты репараций за учиненный ущерб, притом до возобновления переговоров. Полагали, что деваться эмиру Ибн Са’уду будет некуда, парировать предъявленные ему обвинения будет нечем, и своего они непременно добьются. Король Хиджаза, тариф Хусейн, даже направил представителям Ирака и Трансиордании на конференции в Кувейте письма с соответствующими указаниями-рекомендациями, наставляя их «держать занятую ими позицию твердо».
Ни извиниться за набег, предпринятый шейхом Файсалом, ни выплатить компенсацию за причиненный им ущерб эмир Ибн Са’уд не пожелал. Заявил, что лично он никакой ответственности за происшедшее не несет. Более того, считает, что набег этот явился ничем иным, как ответом племени бану мутайр на враждебные действия бедуинов из Ирака. И что шейх Файсал ал-Давиш вошел на территорию Ирака, движимый долгом и честью, — преследуя тех, кто напал на него.
Английские дипломаты отзывались об эмире Ибн Са’уде как о «правителе ловком и изворотливом», этаком «закоренелом интригане аравийской пустыни». Ихванов именовали «служителями власти» эмира Ибн Са’уда, «отточенным инструментом» политико-дипломатических игр и «крупнокалиберным орудием» военных кампаний «хозяина Неджда».
Эмир Ибн Са’уд, сообщают его биографы, находился на пределе сил. Ему нужно было разубеждать англичан в своей непричастности к происшедшему, удерживать контроль над ихванами и противиться вызову Хашимитов. Помимо всего этого, он крайне нуждался в деньгах. Финансовые поступления в казну в связи с отменой выплаты английским правительством субсидий арабским странам, в том числе Султанату Неджд и присоединенных областей, о чем сэр Перси Кокс объявил 31 марта на конференции в Кувейте, резко сократились. Субсидии эти, напомним, правительство Англии установило для группы арабских стран в ходе Первой мировой войны в целях стимулирования антитурецких выступлений. Последний платеж Ибн Са’уду в размере 60 тыс. ф.
