Я еще не отчаивался в успехе предположенного мною плана, надеясь на Сульта, который должен был достигнуть Макова и взять в тыл русские корпуса, сражавшиеся в Голымине и Пултуске. Ней и Бессьер подкрепили бы его, направившись к Шиканову и составив его вторую линию. Я ошибся в своем ожидании. Погода была ужасная; дороги почти непроходимы; одним словом, вся страна превратилась в обширное болото, в котором мы вязли по шею. Это обстоятельство, замедлив движение моего левого крыла, спасло русскую армию. Сульт не мог достигнуть Макова, и дорога на Рожань осталась во власти неприятеля: он воспользовался ею и отступил к Остроленке.
Утверждают, что это отступление было исполнено против мнения Беннингсена: этот генерал, слишком занятый тем, что происходило в глазах его, совершенно забывал общий план действий. Опрокинув атаку нашего корпуса, меньшего числом, он полагал, что победил нас и требовал разрешения перейти в наступательное положение, чтобы воспользоваться мнимою своею победою. К несчастию нашему, они не согласились с его мнением: это бы ускорило Тильзитский мир целым полугодом. Ней, со своей стороны, не получив еще приказания подаваться к Шиканову, устремился на Зольдау и вытеснил Лестока из этого города. Прусский генерал, заметив, что он имел дело только с авангардом, возвратился назад в сумерки и проник в город; завязался ужасный бой; наконец мужественный 49-й полк восторжествовал над усилиями неприятеля, который был опрокинут с потерею до 1 000 человек. В этой стычке пруссаки показали такую храбрость, какой мы не привыкли в них видеть, а мои египетские сподвижники покрылись бессмертной славою.
Русские ускользнули от меня; я не мог за ними гнаться, и начать новую кампанию в столь неблагоприятное для больших операций время года. Грязь делала невозможным доставление транспортов; мои батальоны уменьшались и 10 000 человек раненых во второстепенных делах заставили меня подумать о последствиях моего предприятия. Я полагал, что воспоминание об Аустерлице поколебало твердость моих противников; но их стойкость меня изумила. Сверх того они употребили такое множество орудий, что я почел необходимым восстановить равновесие, увеличив свою артиллерию. Итак, мне во всех отношениях было важно дать войскам необходимый отдых. Я расположил их на кантонирквартирах между Омулевом, Наревом и Укрою: моя главная квартира и гвардия возвратились в Варшаву.
Чтобы дать твердое основание этому новому театру войны, я приказал исправить укрепления Торна и лагерь при Праге, столь славный в действиях 1794 года. Мостовые укрепления были устроены в Модлине на Висле и в Сиероцке на Буге. Наконец мне необходимо было уничтожить выгоды, получаемые неприятелем от положения Данцига. Первая польская милиция, набранная Домбровским и присоединённая к вспомогательным баденским войскам и одной французской дивизии составили 10-й корпус силой около 15 000, с которым маршал Лефевр должен был наблюдать за Данцигом и Кольбергом; гессенские вспомогательные войска под начальством генерала Руйера(9) блокировали Грауденц. Обширные магазины на 100 000 человек были устроены в Торне и Сиероцке; значительные приготовления были сделаны для устройства госпиталей, сначала в Познани и Варшаве, а потом и во всех малых городах, представлявших к тому хоть какие-нибудь способы. 30 000 палаток, взятых в прусских арсеналах, употреблены были на первые надобности этих заведений.
Только что я возвратился в Варшаву, мне доставлено было известие (30-го декабря) из Константинополя о том, что Порта объявила России войну; я получил в то же время через Галицию весть об успехах русских в Молдавии. Георгий Черный(10) овладел со своими сербами Белградом, значительной крепостью; а Михельсон приближался к Бухаресту, чтобы с ним соединиться. Известие о бедствиях пруссаков побудило правительство взять из этой армии 36 батальонов и 40 эскадронов, которые были отправлены со всевозможною поспешностью на Буг. Для меня было важно извлечь выгоды из этой диверсии, тем более, что она имела влияние на Венский кабинет, увеличивая его нерешительность и не позволяя ему принять сторону русских. Согласно с этими обстоятельствами, я послал наставления Себастиани; а Мармон, остававшийся в Далмации, получил следующие приказания.
«Курьер, отправленный из Константинополя 2-го декабря, прибыл 30-го в Варшаву: Порта официально объявила войну, и 29-го ноября русский посол выехал со своею свитой. Константинополь в восторге от этой войны: оттуда отправлено 20 янычарских полков; говорят, что такое же число этих полков двинулось из Азии в Европу. В Гирсове собрано около 60 000 человек. У Пасван Оглу(11), в Виддине, 20 000. Курьер уверяет, что Турция весьма охотно взялась за оружие; я желал бы, чтобы вы послали 5 инженерных и столько же артиллерийских офицеров в Константинополь. Вы напишете боснийскому и скутарийскому пашам, чтоб они доставили вам фирманы для удостоверения о прибытии их. Отправьте офицеров генерального штаба к боснийскому и болгарскому пашам и помогайте им всеми возможными средствами, как то: советами, продовольствием и военными припасами, Может быть, Порта потребует вспомогательного корпуса, для охранения Дуная. Я почти решился послать вас с 25 000 к Виддину, а тогда вы войдете в общую систему большой армии, составляя оконечность её правого фланга; 25 000 Французов, с 60 000 турок, принудят русских послать на помощь к 30 000, оставленным на Дунае, еще вдвое больше; а это сделает диверсию, весьма благоприятную для моих действий; но это все еще предположения. Теперь же, вы можете ограничиться отправлением к пашам от 20 до 30 офицеров, если они этого потребуют; но не давайте войска, за исключением каких-нибудь небольших отрядов для подкрепления экспедиций в 5 или 6 лье от границы. Вы можете положиться на турок, как на искренних союзников; вам предоставляется право снабжать их, по возможности, снарядами, пушками, порохом и проч., если они этого потребуют. Персидский и константинопольский послы прибудут в Варшаву, и когда вы получите это письмо, они уже будут в Иене. Эти две великие державы искренно привязаны к Франции, потому что одна только Франция может поддержать их против предприятий их врагов. Англичане колеблются в этом важном обстоятельстве и, кажется, хотят сохранить мир с Портой, которая, для поддержания этого расположения угрожает послать 40 000 человек к вратам Испагани; а наши, сношения с Персией таковы, что мы можем перенестись на Инд. Что было прежде мечтой, сделается весьма вероятным теперь, когда я получаю часто от султана письма, обнаруживающее такую сильную боязнь могущества русских и такое доверие к покровительству французской империи. Пошлите к Себастиани в Константиноноль офицеров для переписки с ним. Далмация удалена от Варшавы, и вам придется многое взять на свою ответственность».
