боли острой, тонкой иглой пробил его перепонки. Погиб, когда всепоглощающее пламя прожгло его от кожи лица до самого темного уголка его разума ослепляющей вспышкой боли, отпечатав в сознании эти секунды, как световая волна оставляет ядерные тени на фонящих развалинах.
Замеры были записаны в планшете, обтянутым в кожаную, коричневую обложку, которая сильно оплавилась от жара, и напоминала смолу на дереве. Края бумаги, центр были обуглены. Капрал попытался его забрать, но Мэтьюз запротестовал.
– Успокойся, солдат!– Рычал капрал, тщетно пытаясь схватить планшет. Мэтьюз, не переставая орать, выхватил из своей кобуры «хай пауэр» и приставил его к виску. Из его глаз брызнули слезы. С поврежденной стороны лица они смешивались с кровью и жижей из волдырей и тягуче ползли по сожженной плоти. Мгновение, вспышка, гром и Мэтьюз погиб физически. В полном смятении капрал потянулся к планшету и задумчиво просматривал данные, а после обернулся к остаткам отделения, которое застыло в шоке.
– Поляк, что с экспансивными патронами?– У Поляка снова загорелись глаза.
– Есть 12-й калибр, магнум и пятнадцать магазинов для советских ПП.
– Каждый, кроме Уэйда и Манчини, берет двенадцатый калибр и экспансивный боезапас к своей разгрузке. Бронежилет, противогаз, в рюкзак грузите столько радиопротекторов, сколько можете унести. Филипс, подготовь контейнер и газовые гранаты к использованию. Гранаты распределишь между собой, мной и Поляком.– Голос его был тихий, холодный. Речь медленной.
– А с ними что?– С приглушённой ненавистью поинтересовался Поляк, смотря на Уэйда и Манчини. Капрал тоже перевел на них взгляд.
– Они идут с нами. Как только мы доберёмся до артбатареи, они будут переданы в руки военного трибунала и пойдут по статье «Предательство».
Глава 7.
Дереализация.
Противогазы все ещё отдавали гарью. Или это от останков сержанта? Стеклянные линзы, и ранее не блиставшие четкостью изображения, будто покрылись серым, мутным, фильтром. Винтовка в грязных, дрожащих руках залилась бетоном, из-за чего потяжелела на тонну. Каждое движение, каждый вздох стоил Уэйду каких-то усилий, которых он раньше не прилагал для таких простых действий. Лёгкие туго стянули канатами панической атаки. Давайте дружно поздравим Уэйда с первым психологическим заболеванием на фоне военных действий! Быстро же и неожиданно получилось. Впрочем, лучше условий не придумаешь. Стресс, чертова куча потрясений, шок, отсутствие гигиены, нормального рациона, душные, сдавливающие тоннели, полутьма и вот дереализация уже выкручивает и выворачивает его мозги, как ей вздумается, не особо церемонясь с этим малиново-сероватым желе.
Изодранная, выношенная полевая форма, скрывающая сочащиеся выделениями язвы на исхудавших телах, бронежилет, разгрузка, забитая экспансивными патронами, грозно позвякивающие цилиндры газовых гранат, с черепушками на корпусах. Тонкие и грязные пальцы держали ружья, дробовики, советские ПП, винтовки М16 и единственный на все отделение М60. Их уставшие, грязные лица скрыты плотными противогазами. Хрупкая скорлупа черепов укрыта исписанными разными лозунгами касками, в которые вдето все: от пустой пачки сигарет до туза пик. А под ломкой скорлупой- обезумевшая от происходящего жижа, которая контролирует эти изуродованные, морально сломленные тела. Вот они. Ужасающие солдаты мертвого мира. Прогрызаются сквозь ночную плоть подземелий, словно опарыши на дохлом олене.
Уинтерс и Поляк, идущие под парусом ярости, были впереди. Через плечо у них перекинута лента газовых гранат и грозди жуткой экспансивной смерти 12-ого калибра. Уинтерс сжимал 4-х зарядную «итаку-37», без приклада. Поляк предпочитал стильный и внушительный обрез двустволки, на которой ножом были выцарапаны римские цифры количества несчастных, чьи жизни были грубо перечеркнуты двумя огнедышащими стволами. За ними, тяжело шагал Бен, с неразлучной М60. Обвешанный пулемётными лентами, как ёлка гирляндами, здоровяк позвякивал при каждом движении. Филипс и Андерсон, шатаясь как пьяные, непривыкшие к конструкциям, неумело держали советские ППШ. Гарднер решил обойтись знакомой ему М16. Что Уэйд и Манчини? Двое изменников и предателей, сгорбившись под металлическим гнетом, тащили ящик с отравляющим веществом, не имея возможности держать винтовку в руках, обречённые погибнуть под пулеметным шквалом, если вовремя не избавятся от ящика. Один из приступов лихорадки доконал О'Нила и морпех, спустя столько мучений, испустил последний, тяжкий вздох в лазарете. Вот и все, что осталось от той бравой роты «дельта» славного корпуса морской пехоты США.
Со змеиным шипением газ вырывался наружу, как если бы кровь сочилась из раны под водой, заполняя подземелье едким, белесым туманом боли и страданий. Кислый запах пробивал фильтр противогаза, как радиация прошивает мясо и кости насквозь. Мгла опускалась близко к полу, газ был тяжелее воздуха и Уэйд не видел своих ног под клубящийся отравой. Уэйд вновь стал наблюдателем со стороны. Его сознание стало несуществующей камерой, следящей за происходящим со стороны. Камерой, с серым светофильтром. Вьетнамская, паническая тарабарщина тонула в страшных приступах влажного кашля, истошных воплях и громоподобными залпами дробовиков. У МакКингли кружилась голова, серая пелена искажала картинку и разорванные на пополам экспансивными пулями останки, захлебнувшиеся собственными лёгкими трупы гуков принимали уж совершенно нереальные, неправильные позы и выражения лиц. Ни один язык, ни один человеческий разум не способен описать эти дьявольские маски предсмертной Агонии, которая длилась секунды, но поработившая их лица навсегда, калёным железом отпечатавшись на их лицах.
Стены были не просто обрызганы кровью, они как будто сами кровоточили, в этих багровых водопадах- мелкие, белые осколки костей, ползущие вниз как капли дождя по стеклу. Алые потоки впадали в реки крови, чавкающие под подошвой, хрустящие той же костяной пылью. Может это измождённое сознание Уэйда, а может и отвратительная реальность, но хрусту было все равно на мощнейшие выстрелы 12-ого калибра, и острыми краями он резал Уэйда по барабанным перепонкам, дрожью пробирая его напряжённое тело. От залпов дробовиков зазвенело в ушах, Уэйд шел как лунатик, бессмысленно смотря на истекающие кровью стены, на скрытые ядовитым облаком ноги, которые то и дело натыкались на чей либо труп.
В одном из неожиданно широких перекрестках морпехов настиг оглушительный треск ДШК, прибивший их бетонному полу, укрытому мягким одеялом химического оружия. Лихорадка сыграла свой козырь, и Андерсон с Гарднером, чьи туловища лопнули от попаданий пулемёта, противоестественно рухнули на бетон. Андерсону повезло. Его раненная голова влажной шрапнелью разлетелась на стены и потолок, он ничего не успел понять. Просто отключился в одну секунду. Гарднер минуту бился в конвульсиях, выплевывая в противогаз кровь из уничтоженной грудной клетки. Его лица не было видно, ведь все внутри маски было залито багровой кашей.
Поляк и Уинтерс одновременно выдернули чеку из гранат и из зловещего тумана вылетели два чадящих ужасом цилиндра. Вся огневая мощь станкового пулемёта вдруг утонула в кашле и криках, а финальным аккордом стали очередные залпы ружей, уничтожающие всякую надежду на выживание.
Обезображенные газом тела застилали бетонный пол, как снег зимой на полях. Укрепления из мешков с
