из маски, с характерным шумом падая на холодную и сухую почву. Под одной маской скрывалась другая. Черно-красное, застывшее в спазме месиво чудовищной боли. Форма как хамелеон сменила цвет с хаки на артериально-красный. Его грудь часто дергалась в слабых попытках сделать глубокий вдох, которому так не хватало ему, но он лишь морщился от боли и совершал небольшие, хлюпающие хрипы.
– Я… не… могу…– Кое как выдавил из себя Манчини, опустив голову. Уэйд тоже не мог. Стены уже не просто сдавливали его, они прихлопнули его как муху газетой. Мышцы в ногах отказывались сокращаться и Уэйд поддался их прихоти, тяжко облокотившись на стену. Манчини, не поднимая головы, булькнул что-то несвязное, эпилептическим пальцем тянувшись к пачке сигарет на каске. Две помятые, никотиновые палочки оказались у них в зубах. Манчини в ту же секунду перепачкал ее в крови. Чиркнуло «зиппо». Тлеющие огоньки мерцали во тьме тоннеля как звёзды в осеннюю ночь. Уэйд вперился в одну точку пустым взглядом. Ну, здравствуй, ПТСР. Даже умирающий Манчини уловил этот взгляд и, собрав последние силы, заговорил.
– Мы сделали… все, что… могли…. Не смей…– Страшной силы хрип вырвался из его груди.– Не смей… корить себя… за… то…– Уэйд слышал его как будто через вату. На стене, как проектором, воспроизводилась зловещая картина ядовитой мглы, поглощающей своих невинных жертв. А ватой в ушах были их предсмертные крики и хрипы расплавленных огнем отравы лёгких. Дети были слишком слабы, чтобы кричать со всей силы, поэтому пещера тонула в женских воплях и кашле. Уэйд видел ее…. Он сдёрнул противогаз с трупа капрала и попытался натянуть его ей на лицо, но она выпалила в него шрапнелью лёгочных альвеол, размякшей, как влажная земля, плоти, сосудов, крови и ещё какой-то мерзкой, противно-бежевой жижой. Его отбросило, словно кукловод резко дёрнул за нитки. Покрывало тумана скрыло ребенка. Наверное, к лучшему. Подобного бы зрелища Уэйд не перенес бы. В какой-то бессознательности, сам не помня как, он выключил насос в контейнере, но было поздно. Брошенные гранаты зловеще шипели и дымили, пока не кончилось поражающее вещество и все смолкло. Пещера и тоннели стали одной, огромной могилой, а холм- безымянным надгробием сотен душ.
Манчини слабым хрипом звал Уэйда, а тот не реагировал, смотря проекции изможденного сознания. Лишь брошенный в него окурок, чуть коснувшийся его оранжевой точкой на конце вернул его в реальность.
– Уэйд…
– Да, да, что?..– Манчини указывал на него трясущимися, окровавленными пальцами.
– Не смей… не… вздумай… сдохнуть… выживи. Не дай… остальным… стать как… они…– Из морпеха вырвалось нечто среднее между стоном и хрипом, маска исказилась сильнее. Только сейчас Уэйд заметил, что под Манчини натекло целое озеро крови. Стены, пол- все перепачкано ею.– Обещай… мне…– Его кожа и губы посинели, будто бы он долго плавал в холодной воде. Вместе с кровью его покидала жизнь, медленно угасая в его глазах, которые он поднял к Уэйду, приложив нехилые усилия.
– Обещаю.– Уэйд смотрел на него. Изображение дрожало из-за слез в его глазах, которые вот-вот вырвутся из них. Манчини уважительно кивнул, испустил тяжёлый вздох и смолк. Уэйд остался один. Последний человек в чреве Левиафана.
От этой мысли он задрожал как от лихорадки. Сигарета медленно тлела в между двумя грязными пальцами, а Уэйд смотрел на тело Манчини. Он находил нечто спокойное в нем. Никаких движений, никакой активности. Сидишь себе ничего не чувствуешь. Не чувствуешь даже себя, не чувствуешь, что ты существуешь. Не чувствуешь ничего. Ничего…. Он словил себя на размышлении, что самое страшное в смерти- процесс. А после процесса- вымученная, безмолвная долина покоя, которого даже не осознаешь, настолько там все спокойно….
МакКингли обработал свои раны, последний раз взглянул на Манчини и быстро зашагал прочь. Выход был уровнем выше. Батарея в фонаре села и тьма проглотила Уэйда. Беспокойное пламя зажигалки забрезжило на земляных стенах, ведя его сквозь неизвестность. Вместе с оранжевым огоньком, в Уэйде вспыхнуло размышление над его обещанием. Он вцепился ща него, как утопающий за спасательный круг. Тонул его разум в море безумия жестоких сцен. Всю свою небольшую жизнь он не имел какой-то выраженной цели. Он просто бездумно существовал, и сейчас это бездумное существование из-за своей слабости рушилось под тяжестью всего дерьма, которое он пережил. Его так и тянуло остановится, вставить дуло винтовки в рот и застрелится. Но продолжало вести его сквозь полумрак, не давало загасить зажигалку. Он наконец-то нашел что-то, ради чего готов пройти по заражённой поверхности 17 километров. Он, черт возьми, исполнит свое обещание.
Пламя высветило деревянную перегородку, скрывавшую душные подземелья и уничтоженную поверхность. Поджилки тряслись об одной мысли, что эта деревяшка отделяет его и джунгли…. Снятый с тела Уинтерса дозиметр( PDR 27, габаритный прямоугольник в кожухе с ремнем для переноски, шкала значений в виде полукруга, от которой идёт закрученный, черный провод к трубке на торце прибора) показывал превышение стандартного фона. Три часа без химзы или препаратов- смертельная доза. В рюкзаке у него было два прорезиненных плаща-дождевика, в которые он и запутался. Радиопротекторов у него было на целый взвод. Крупные таблетки, горько-бумажного вкуса и гамма-излучение тебе, что лучи солнца в июне. Жарко конечно, но не сдохнешь. Сверившись с картой, Уэйд последний раз взглянул на тоннели, закрыл глаза, продышался в противогазе и выбил плечом перегородку.
Первое, что он почувствовал- влагу. Мелкие капли плотной стеной застыли в воздухе, хотя был ли вообще там воздух? Почва мокрая, как после ливня, чавкала под багровыми от запекшийся крови ботинками. Думаете свет на поверхности его клишировано ослепил? Не-а. Тёмно-синий грозовой фронт укрыл собой небосвод, из-за чего темно было так же как в зимнем рассвете. Ослепляли здесь только хлысты огромных молний, бьющих прямо по поверхности каждые три секунды, а гром напоминал залп артиллерии. Джунгли, зелёное бушующее море побеждено в неравной битве с пламенем ядерного взрыва. Из мертвой земли торчали лишь скелеты самых сильных деревьев, лишенные всякой зелени или растительности. И так до самого горизонта. Холод пробирал его сквозь форму, кожу, плоть и кости, ветер грозил снести его. Но Уэйд лишь уверено выпрямился и сделал первый свой шаг в этом новом и жестоком мире, навстречу своему обещанию….
КОНЕЦ.
