Вокруг опять был океан и, по утрам, серое небо сливалось с серыми волнами.
Мы приближались к родным островам и настроение у команды было приподнятое. Даже десантники, которых отправили драить палубу, сменили репертуар. Раньше за работой они пели заунывные песни о пропавших без вести моряках, а теперь все больше марши или любовные деревенские шуточные песенки.
Однажды во время прогулки я столкнулся на корме с Солом. Доктор жаловался на бессонницу, говорил, что просыпается рано и не может уснуть, поэтому по утрам его часто видели в кают-компании с чашкой кофе и неизменной трубкой. Снотворное он не пил принципиально. Обычно в ожидании завтрака он убивал время за игрой в шахматы с самим собой, но сегодня решил подышать воздухом.
— Доброе утро, — сказал Сол.
— Доброе утро.
Первый раз за последние несколько дней выглянуло солнце. Я радовался свежему ветерку и спокойному океану. Наш поход окончательно меня измучил и последнее время, от бесконечных дождей и сырости, стала болеть раненая нога. В ясную погоду я чувствовал себя прекрасно.
Мы встали у ограждения и закурили.
— Послушайте, Бур, — сказал доктор, — мне не дает покоя один вопрос.
— Какой?
Он почесал кончик носа, что означало крайнюю степень смущения.
— Вы можете ответить честно?
— Смотря, что за вопрос.
Мимо прошли матросы и на ходу отдали честь. Сол козырнул в ответ, я просто кивнул.
— Мне передали, о чем Вы говорили на совещании. Многие думают, что пленные варды интересуют Вас только, как заложники.
Я тяжело вздохнул. Похоже доктор опять собрался вести со мной душеспасительные беседы. Наверно Тар исповедовался ему перед уходом на «Великолепный» и все рассказал.
— Так в чем, собственно, вопрос?
Я давно уже понял, о чем хочет поговорить Сол, но не собирался упрощать ему задачу.
— Я думал, что Вы, и вправду, воспринимаете наших старых врагов, как союзников. Я надеялся, что Вы от чистого сердца простили вардов и собираетесь взять их с собой из сострадания. Поймите меня правильно, я не забыл войну и наших погибших товарищей, но искренне хочу верить в то, что старая вражда закончилась. Выходит, я ошибался? Для Вас они только заложники, разменная монета в большой игре? — спросил он.
Я подумал, что когда-нибудь Сол сойдет с ума. Невозможно быть одновременно офицером и священником. Несколько недель назад он готов был убивать заговорщиков, вардов и дикарей, и спал, не выпуская револьвера из рук, а сегодня пытается читать мне мораль. Я ничего не имел против священника, но доктор мне нравился больше.
— Вы хотите знать, почему я взял их с собой?
— Конечно.
— Зачем Вам это?
— Не скрою меня беспокоит их судьба, но еще больше меня беспокоите Вы, Бур.
Во время нашей прошлой экспедиции Сол признался в том, что состоит в тайном церковном ордене. Мы знали друг друга давно, вместе воевали, он всегда был хорошим врачом и надежным товарищем. Я так и не смог привыкнуть к его второй жизни и всякий раз сердился, когда доктор начинал бороться за мою душу. Собственно, его никто об этом не просил, но разрешение ему и не требовалось.
— Я не хотел оставлять на Диком острове ни одного цивилизованного человека, — ответил я, — мне все равно, что с вардами будет в столице. Отпустят их домой или посадят под замок, мне наплевать. Постарайтесь понять одно, чтобы я не сделал и не сказал, я спас им жизнь. Мне кажется, что этого вполне достаточно.
Сол остался не доволен ответом.
— Мы с Вами уже который раз говорим о людях, попавших в беду. Сначала это были наши десантники, оставшиеся на Диком острове, сейчас варды. И Вы каждый раз говорите мне, что ничего не собираетесь предпринимать для их спасения. Подумайте о том, что с ними может случиться в столице. Что было бы с нами на их месте?
Иногда Сол напоминал мне могучую крепостную стену. Каждый день на нее обрушиваются дожди и ураганы, а она стоит, как ни в чем не бывало, на зло стихии. Вера доктора в добродетель и прощение была непоколебима, но нуждались ли мы в ней? Кому нужна стена, которая никого не от чего не защищает? За ней некому прятаться, хотя она может поразить воображение случайного путника высотой и прочностью кладки.
— Неужели Вы не поняли зачем я повел заговорщиков за собой на поиски капитана Лоса? — раздраженно сказал я, — чтобы они кровью смыли предательство, смогли реабилитироваться и избежать суда. Неужели не понятно, что история с заложниками, это единственная возможность провести на наше судно вардовских гвардейцев? Никто в экспедиции не смог бы сделать большего для спасения этих людей.
— Послушайте… — начал доктор, но я не дал ему закончить.
— Я сделал для них все, что мог. Я не великий океан и не собираюсь заниматься судьбой каждого в отдельности. Пусть теперь адмиралтейство решает, что делать дальше.
Сол стоял с каменным лицом. Возможно мои слова прозвучали слишком грубо, но доктор должен понимать, что я вообще мог не отвечать на его вопросы. Устав давал мне редкую возможность не оправдываться ни перед кем.
— Послушайте, Бур, — неожиданно спросил Сол, — Вам не бывает страшно?
Что я мог ему ответить? Что иногда ночью просыпаюсь от странных звуков и мне кажется, что в каюте мелькают тени десантников, которых я когда-то отправил на верную смерть? Говорят, что в средние века священники торговали индульгенциями, и можно было приобрести официальную бумагу, которая прощала все грехи. У меня такой бумаги не было.
— Бывает.
Пока мы разговаривали моя сигара успела погаснуть, поэтому я достал спички и опять ее раскурил.
— Вы не хотели бы исповедоваться? — спросил Сол.
— Нет, — раздражение прошло, и я уже жалел о том, что резко говорил с доктором, — Вам, нет.
— Ну, — примирительно сказал Сол, — не обязательно мне.
— Для исповеди надо созреть. Я пока не готов.
Сол кивнул.
— Понимаю. Извините меня, наверно я был не прав. Но я все пытаюсь понять и не могу, — продолжал он, — что Вами движет? Вы говорите ужасные вещи, но при этом стараетесь делать добрые дела. Почему?
— Наверно, я хочу оставаться хорошим человеком.
Сол недоуменно посмотрел на меня.
— Не богом и не святошей, а просто нормальным человеком, — добавил я, — правда это не всегда получается.
На корме появился лейтенант Хот. Он улыбался и махал нам рукой.
— Смотрите господа, — сказал он, — чайки прилетели.
Мы одновременно повернули головы и увидели больших белых птиц, парящих над кораблем.
— Значит острова близко. Мы вернулись, господа.
Лейтенант еще раз махнул рукой, отошел подальше и облокотился о парапет.
