взглянуть, как обустроился мой санинструктор, все ли в порядке.
Выхожу из дома и направляюсь к новому фельдшерскому пункту. Сразу натыкаюсь на очередь из дюжины бойцов, среди которых с загадочным видом мнется Лукашин-младший.
С иронией гляжу на него:
– Федор, а у тебя что приключилось? Хвост болит или лапы отваливаются? Ты ж оборотень, на тебе все заживать должно…
– Так это… – мнется он, – ногу натер…
– Да ну?
– Могу показать, вашбродь!
– Отставить.
Подхожу к следующему бойцу.
– А с тобой что приключилось?
– Осмелюсь доложить: в боку колет, вашбродь.
– Сильно колет?
– Терпежу моего нет.
– Ну-ну. А у тебя что: ногу натер, в боку колет или другая напасть? – обращаюсь к третьему, лопоухому солдатику воробьиного роста.
– В ухе стреляет, вашбродь.
– Из винтовки стреляет, из пулемета или из пушки?
Пока он соображает, что ответить, прохожу мимо очереди и заруливаю в медпункт.
Берегиня, она же вольноопределяющаяся Софья Александровна Серебрякова колдует… то есть врачует пациента: раздетого до пояса Нечипорука.
Сам Микола сидит на табуретке, его глаза блаженно закрыты, а берегиня мажет ему спину какой-то пахучей дрянью.
– Что тут у вас?
Услышав мой голос, Нечипорук вздрагивает, пытается вскочить, но Софья не дает ему подняться.
– Сидите.
Она укоризненно смотрит на меня.
– Ай-яй-яй, господин поручик!
– Штабс-ротмистр!
– А кто главнее?
– Штабс-ротмистр.
– Никак не могу запомнить все эти дурацкие звания! Ай-яй-яй, господин штабс-ротмистр! Почему вы не следите за личным составом?
Округляю глаза.
– В смысле не слежу?
– Да в самом что ни на есть прямом: вы что – не видите, скольким людям нужна медицинская помощь?!
В горле начинает першить.
Я-то прекрасно понимаю, отчего перед медпунктом собралась такая очередь. Слух про симпатичную фельдшерицу взбудоражил всех, и потому к ней началось всеобщее паломничество. Длиться оно будет дня три, не меньше, пока не устаканится.
И это только первые ласточки.
Еще не подтянулись мои офицеры и другие вольноопределяющиеся. Готов поспорить на месячное жалованье – сейчас каждый обнаружит у себя букет разного рода болячек.
– Виноват, Софья Александровна! Мое упущение, – смиренно опускаю глаза я. Спорить и что-то доказывать – бесполезно.
Она меняет гнев на милость.
– У вас тоже какие-то проблемы по медицинской части?
Уши у Миколы начинают напоминать локаторы.
– Спасибо за заботу, но у меня как раз все в порядке.
– Вы уверены?
– Разумеется. Я пришел, чтобы проверить, как вы устроились, но вижу – у вас все в порядке…
– Да, большое спасибо вашему унтер-офицеру. Трофимчик – большая умница! – хвалит она.
– Кто?!
– Трофимчик… То есть унтер-офицер Старча, – спохватывается Софья.
Вот блин. Если не остановить это стихийное бедствие, скоро у меня по эскадрону забегают сплошь Трофимчики и Тимофейчики… Но читку нотаций отложим на потом.
– Рад слышать, что у вас все хорошо. Если будут еще какие-то пожелания…
– Разумеется, будут. Вот, я написала, что нужно привезти из города, – она достает из глубин подвесного шкафчика испещренный мелким почерком лист и протягивает мне. – Вас ведь на завтра в штаб бригады вызвали? Вот заодно и достанете все недостающее…
Так… Я вроде никому не рассказывал о своих планах, но уже весь эскадрон в курсе, что еду в Ляоян.
Как?! Бумагу из штаба никто, кроме меня и ординарца, в глаза не видел…
– Вы прочтите – может, что-то непонятно – так я разъясню, – выжидающе смотрит она на меня.
– Да-да, так и сделаю.
– Если что – спрашивайте…
Углубляюсь в чтение.
Мама дорогая! Чего тут только нет! Вернее, я точно знаю, что как минимум трех четвертей позиций из списка точно нет в Ляояне, да что там в Ляояне – сдается мне, что и в столице с этим напряги.
Трындец!
В горле снова першит.
– Вы заболели? Простудились? – встревоженно говорит санинструкторша.
Ее большая грудь так волнительно подымается и опускается, что у меня самого при каждом ее движении что-то взлетает и ухает внутри. Вот что значит, давно не было женщины.
Путано поясняю:
– Никак нет. Со мной все хорошо… Только…
– Знаю-знаю, на складах пусто… Сколько раз я уже слышала это! – фыркает берегиня.
– Вы все правильно заметили – на складах многого из вашего списка нет, и я не уверен, что будет в ближайшее время, – рано радуюсь я.
– Господин штабс-ротмистр! – голос Софьи Александровны становится твердым как алмаз. – Если вам дороги ваши солдаты, потрудитесь, пожалуйста, привезти мне все, что здесь написано.
Я ухмыляюсь.
– Разрешите выполнять?
– Выполняйте!
Разворачиваюсь на каблуках в направлении дверей.
– Хотя нет, постойте…
– Слушаюсь! – возвращаюсь в исходное положение.
– Вот тут пузырек, в нем таблетки от простуды. Принимайте три раза в день после еды. Теперь можете идти!
Забираю пилюли и с облегчением покидаю медпункт. Оказавшись на улице, тут же перехожу на быстрый шаг – не хватало, чтобы догнали и вручили еще пару таких списков.
Судя по всему, за Софьей Александровной не заржавеет.
Наступает время отбоя, а до моего уха доносится бренчание гитары. Так… дело дошло до серенад.
Одеваюсь, выхожу из теплого прогретого помещения на холод.
Трубецкой в лихо заломленной фуражке и расстегнутом кителе бренчит на гитаре, сидя перед костром. Вид у него возвышенно-романтический.
Завидев меня, вскакивает, застегивается и опускает гитару, приставив к ноге как винтовку.
Отсюда до медпункта рукой подать. Софья Александровна хоть и не вышла на улицу, наверняка все слышит.
– Что исполняете, корнет?
– Романс, господин штабс-ротмистр.
– У цыган в ресторане подслушали?
– Никак нет. Это из репертуара госпожи Вяльцевой. Она пела их у нас в доме. Я запомнил…
Фамилия артистки ничего мне не говорит, но раз Трубецкой произносит ее чуть ли не с благоговением – видать, звезда не из последних.
Показываю на гитару.
– Позволите?
– Конечно, господин штабс-ротмистр.
Упс, на гитаре семь струн вместо привычных шести… Засада.
Но пальцы сами начинают бегать по грифу и брать нужный аккорд. Кое-что могём! Ну то есть – могем.
Исполняю вольную интерпретацию детского хита «Спят усталые игрушки», потом возвращаю инструмент Трубецкому.
– Ложитесь отдыхать, корнет. Кто знает, что ждет нас в завтрашний день!
Снова иду к себе, ложусь на кровать и закрываю глаза.
В той жизни, кроме мамы, у меня не было той женщины, которую я бы действительно любил. Может, хоть в этом мире повезет больше?
Утро проходит как обычно: зарядка, завтрак, построение, постановка задач на день, распределение нарядов и караулов. Покончив с рутиной, ставлю задачи Цирусу – пока меня не будет, ему придется рулить эскадроном.
– Я вернусь вечером, во сколько точно – не знаю. Надеюсь, до отбоя. Справитесь?
– Справлюсь, господин штабс-ротмистр.
– Отлично. И да, чуть не забыл – вчера возле
