– Это что же, за нами? – облизнув пересохшие губы, спросил Книжник.
– Много чести – боевым порядком за нами идти, – мрачно сказал Зигфрид. – Не видишь – они наступают!
И точно, зычный голос выкрикивал команды, лязгал металл – бронированная армада угрожающе приближалась. Это было пострашнее морских чудищ, это была настоящая машина смерти.
– Вперед! – решился Зигфрид. – Крадемся тихо и быстро, головы не высовываем! Может, проскользнем…
Не проскользнули. Над головами засвистели пули, и похоже, сразу с обеих сторон. Грохнуло – сначала по правую руку, затем по левую. Потянуло дымом, засвистели осколки. И когда впереди сверкнули доспехи, Книжник подумал было, что они перепутали направление и двинули назад. А может, они попали в окружение?!
Но, приглядевшись, понял, что эти латы отличаются – у этих тускло-желтый отблеск, как у бронзы или латуни. Волна наступающих была стремительна, и стало ясно, что отсидеться не выйдет. Тогда Зигфрид спрятал меч в ножны и поднялся в полный рост. Казалось, еще немного – и он поднимет руки.
Но поднимать руки – не в его правилах. Руки вест сложил на груди и стал дожидаться атакующих с самым непринужденным видом – будто успел заждаться дорогих гостей. Книжник поднялся рядом – и зажмурился: ему казалось, их сейчас сметут, посекут смертоносной сталью.
Но ряды бронзовых воинов внезапно разделились – и обтекли их по сторонам, как горный поток вокруг камня. Можно было ощутить живой металл, жаркое дыхание воинов и смертельную угрозу, исходившую от этих рядов. Здесь – как со змеями – главное, не делать резких движений.
Но не стоило обольщаться: они не остались незамеченными. Едва мимо прошли основные силы, путников окружило с десяток солдат в той же бронзового оттенка броне:
– Оружие на землю!
Все подчинились. Да и глупо было ослушаться людей, вооруженных страшного вида оружием – напоминавшим «живые дробовики» Блюстителей Михайловского равелина, но только с четырьмя скрепленными воедино стволами, из которых торчали черные, зазубренные наконечники стрел. Броня также напоминала встреченную раньше, отличалась лишь форма сегментов и шлемов, да цвет металла. Да еще буква на шлемах была другая – стилизованная «К» вместо «М».
– Шаг назад! – приказал крепкий боец, видимо, старший в этом подразделении.
Пришлось подчиниться. Боец вышел вперед, опустился на одно колено, поднял брошенный Книжником «ствол», ткнул им в алебарду, брошенную Кэт. Спросил:
– Откуда у вас их оружие?
– Трофеи, – отозвался Книжник. – У убитых забрали.
– То есть, вы убили Миков? – в голосе бойца послышалось недоверие.
– Кого? – не понял Книжник.
– Солдат с Михайловского.
– Он убил, – Кэт указала на Зигфрида.
– Так получилось, – равнодушно сказал Зигфрид. – Иначе они убили бы нас.
Воины переглянулись. Похоже, смерть врагов этих «бронзовых» солдат – лучшая рекомендация для четырех незнакомцев. Не обошлось, впрочем, без неприятных вопросов:
– А почему они хотели вас прикончить? Вы, что – муты?
Слишком затянувшаяся пауза стала невольным ответом.
– Взять их! – приказал старший. – Отправить в крепость – там разберемся.
Книжник успел оглянуться напоследок с небольшой возвышенности, по которой их уводили в сторону северного мыса – Лукулла, как его назвал старший отряда.
У стен Михайловского равелина продолжался бой. Отстрелявшись с длинной дистанции, бронзовые бойцы сцепились со стальными. Построенная правильным прямоугольником фаланга наступавших ударила по трем манипулам оборонявшихся, оттесняя тех к стенам. Но даже неискушенный в воинском искусстве семинарист видел, что сил наступавших не хватит для штурма крепости. Точно так же, как сил ее защитников – недостаточно для перехода в контрнаступление. И точно – нанеся друг другу ряд ударов, противники стали отводить основные силы.
Это было странно и даже бессмысленно. Выросший в древней крепости семинарист привык, что целью нападавших всегда был захват или разрушение Кремля, и никаких компромиссов не предусматривалось. Нео, правда, пытались обложить крепость данью – но получили, как говорится, лишь от мертвого осла уши. Здесь было что-то другое. Позже его догадка подтвердилась.
Давнее противостояние двух береговых крепостей превратилось в некий кровавый ритуал. Примерно равные по силе и близкие по идеологии, они регулярно схлестывались в битвах, как львы, встретившиеся на границах подконтрольных территорий. Принеся определенную кровавую жертву, стороны расходились – и копили силы для нового столкновения, неизменно рассчитывая, что в следующий раз перевес будет на их стороне, и противостояние, наконец, завершится победой. Парадокс заключался в том, что взаимная ненависть обременялась сложными кодексами воинской чести и генетической памятью о совместных победах над общим врагом. Эта зацикленность на взаимном противостоянии лишала каждую из сторон возможности установить полноценный контроль над бухтой, центром и пригородами – ведь каждый опасался удара в спину.
Все это было и досадно, и горько. Этим мужественным людям хотелось симпатизировать – ведь они коренным образом отличались от всякого рода вооруженного жадного зверья, заполонившего Землю. Но вместе с тем жутковатые идеи, царящие в головах Блюстителей обеих крепостей, тоже не способствовали возрождению цивилизации.
Крепость на мысу, на самом выходе из бухты, казалась еще более суровой и мрачной, чем первая. Это отразилось и на характере защитников Константиновского равелина – так они называли свое мощное укрепление. Здесь не было того пафоса и сложного формального разделения командных функций. Зато Совет был более обширный – в него входили командиры фаланг во главе с двумя стратегами – и проходил при всей внешней строгости более демократично.
Пленных сразу же отправили на внутренний двор равелина, напоминавший одновременно военный лагерь, базар и бурлящий муравейник. Среди чадящих костров на высоких, выложенных из бетонных блоков стульях восседали стратеги. Холодно разглядывая пленников, они параллельно выслушивали тихое, на ухо, бормотание адъютантов, обменивались быстрыми непонятными фразами, и рассылали приказы. Все здесь происходило быстро, четко, рационально.
И можно понять, почему: крепость на мысу была меньше, компактнее, и эффективность ее гарнизона была залогом выживания во враждебном мире.
– Кто такие, откуда? – оглядывая пленников, спросил первый стратег, высокий, жилистый, с блестящей загорелой лысиной. Тут же повернулся к вестовому:
– Ускорить анализ последнего наступления. Подсчитать потери – и доложить!
