Лазерные заряды врезались в броню атакующих судов, оставляя глубокие шрамы, однако имперские корабли продолжали движение, стремясь приблизиться на расстояние ракетного залпа и не растрачивать драгоценную энергию на накачку лазерных орудий.
Еще немного, и по крейсерам-роботам ударили туннельные пушки, а следом за ними стартовали двухступенчатые торпеды.
Полковник Уотсон не ставил целью уничтожение судов противника — основной задачей было распределить силу удара по всем крейсерам Промышленного Союза, чтобы все пилоты испытали страх, вызываемый страшным ударом торпеды.
Теперь имперские крейсеры вели огонь из всех видов оружия, стараясь шокировать неопытного противника. И это им удалось, скомканный разворот правого крыла превратился в беспорядочное бегство, в процессе которого некоторые крейсеры левого крыла случайно обстреляли корабли своей группы.
Премьер-министр Джей Першинг нервно ходил из угла в угол, а его помощники Бен Грохам и Фелиция Шкода напряженно следили за резкими движениями своего шефа. Наконец премьер остановился и, бросив на своих помощников злобный взгляд, закричал:
— Что я скажу президенту? Что я теперь скажу президенту?
Грохам и Шкода ничего не отвечали, понимая, что никакого ответа премьер-министр от них не ждет.
— Где Руджери?!
— Он сегодня не явился в офис, сэр. Сослался на боли в пояснице, — сообщил Бен Грохам.
— Вот с-сука! — непарламентски выразился премьер. Затем потер переносицу и уже спокойнее продолжил:
— Может, и мне заболеть…
— Вряд ли это возможно, сэр, — осторожно заметил Грохам, — президент заставит вас выступить с докладом, даже если вы будете при смерти, сэр.
— Да знаю я, знаю, — в отчаянии махнул рукой премьер. — Знаю, что во всем обвинят меня. Вот что, Грохам, подумай, как нам выпутаться из этой ситуации?
— Нужно извиниться перед императором Джоном, сэр, — подала голос Фелиция Шкода.
— Что-что? — переспросил премьер и сделал несколько шагов к Фелиции. — Ну-ка, развивай, развивай! — и премьер сделал рукой стимулирующий жест:
— Нужно послать императору Джону извинение за то, что неконтролируемый генерал… как его?
— Уокер. Бригадный генерал Уокер… — подсказал Бен Грохам.
— Да, что бригадный генерал Уокер сошел с ума или проявил преступную инициативу и попытался увести ударную группу кораблей неизвестно для каких, целей.
— Но вед был бой! — воскликнул премьер.
— Да, бой был… — согласилась Фелиция и глубоко вздохнула, приведя в движение свой большой бюст. — Бой был, — продолжила она, — но это была вина имперских войск, которые хулиганство преступного или сумасшедшего генерала Уокера приняли за враждебные действия. Они связывались с нашим Советом Безопасности? Нет. А если бы связались, мы бы им объяснили, что бригадный генерал Уокер вне игры и его бояться не следует.
— Поражаюсь я тебе, Фелиция… — удовлетворенно кивнул премьер.
Он испытывал двоякое чувство. С одной стороны, ему было приятно, что найдено подходящее решение проблемы, которая мучила его вот уже несколько часов. С другой стороны, решение лежало на поверхности, и его нашел не он, блестящий Джей Першинг, а эта квашня — Фелиция.
— Ну ладно… Фелиция, инициатива наказуема, поэтому, будь добра, через пятнадцать минут представить мне текст с извинениями императору Джону.
Граната разорвалась в двух шагах от Левковича, и один из ее осколков ударил в бронежилет. Он не пробил броневой пластины, но рваная, острая как бритва кромка полоснула по живому телу, и в трусы Левковичу потекла его собственная горячая кровь.
— Ты живой, Лева? — крикнул из кучи дробленых камней Оноре Тоцци.
— Вроде живой, но кровища хлещет.
— Что, парень, глубоко задело? — забеспокоился Тоцци. После гибели Лазаруса они с Левковичем пробивались одни.
— Да нет, Оноре. Но как-то неприятно.
— Наплюй, Лева. Сейчас кровь остановится и все будет окей. Ты что-нибудь видишь впереди?
— Там все горит, — выглянув из-за угла, сообщил Левкович.
— Кислотная граната, это тебе не хрен собачий… — пояснил Оноре. — Ты заметил, что этот придурок был в белом халате?
— Ну и что?
— А то, приятель, что мы уже в этой адской кухне. Где-то здесь находится этот пульт управления.
— Ты думаешь? — неуверенно спросил Отто Левкович.
— Думаешь. Да я уверен на все сто!.. — выкрикнул Тоцци, и в его голосе послышались нотки отчаяния.
«Это потому, что Лазарус сгорел на его глазах», — подумал Левкович. Двадцать минут назад защитники подземной цитадели контратаковали, и кислотный заряд попал прямо в Тео Лазаруса. Пламя сжирало его заживо, и Тео кричал так, что Левкович едва не сошел с ума. К счастью, это продолжалось не более трех секунд.
В отсветах горящего помещения промелькнуло несколько силуэтов. Левкович поднял «грифон», но его отвлекло движение Тоцци.
— Эй, ты куда, Оноре? — окликнул товарища Левкович.
— Пора с ними разобраться… — ответил Тоцци, и Левкович заметил, что Оноре вооружен только ножом.
— Оноре, постой, так нельзя…
Однако Тоцци уже ничего не слышал и, сорвавшись с места, побежал в объятое пламенем помещение.
Понимая, что он тоже не имеет права оставаться в укрытии, Отто Левкович выскочил из-за угла и побежал вслед за Тоцци.
— Оноре! Подожди!
Но Тоцци даже не обернулся, и вскоре, заглушая треск пламени, послышались крики и звуки рукопашной схватки. Потом длинная очередь — и все стихло.
— А-а! — закричал Левкович и, ворвавшись в комнату, начал поливать из «грифона» все подряд. Двое пехотинцев Масе открыли ответный огонь, но Отто, словно заговоренный, стрелял и стрелял, а пули его врагов пролетали мимо, кроша камень противоположной стены.
Патроны закончились, и раскаленный «грифон» умолк.
Слева послышались голоса, и Левкович, отбросив бесполезное оружие в сторону, с мелодичным звоном вытащил из ножен клинок солдатского ножа.
Непонятное спокойствие вместе с бесконечной уверенностью наполнило его. Отто пошел на голоса, и первый выскочивший на него враг получил смертельный удар.
Лезвие со скрежетом прошло сквозь прочную кирасу и распороло плоть ненавистного врага, заставив его захлебнуться собственной кровью.
— Кто?! Кто следующий?! — кричал Левкович, и его голос напоминал вой хищника-убийцы, а жажда уничтожения заполнила все его существо.
Отто вбежал в последнюю комнату и увидел дрожащего от страха человека в белом халате. В руке он держал пистолет.
