этому стилю даже поцелуй руки в перчатке был бы развратом, а вот кивок и улыбка благородной доньи – в самый раз, ничью честь не роняет.
Дружков Мигеля же порадовать было и того проще. Хуан был счастлив возможности вставить шпильку в разговор безнаказанно, а Педро был доволен тем, что всё встало на свои места: первая из ибериек гуляет с первым из иберийцев, как и написано в скрижалях истины и достойного поведения.
Но со временем Белла оттаяла, как и можно было ожидать. Только раз, когда Алехандра после ужина подсела к Ксандеру, штудировавшему очередной свиток от ван Гельмонта, Белла мрачно и зорко сощурилась, оценила степень укромности избранного фламандцем и разделенного Алехандрой уголка и тут же его отозвала по важному делу – принести ей из комнаты веер.
– Как обычно – это хорошо, – сказал Адриано, хотя с легким сомнением. – Ты в каком порядке на экзамены думаешь?
– Сначала на символистику.
Ксандер, ерошивший свои волосы в расчете их высушить, на этом прервал свое занятие:
– Подожди тогда меня, я тоже!
Адриано фыркнул и помотал головой – но поскольку это он сделал осторожно, явно не желая расплескать то ли последствия применения ночного химсостава, то ли полученных с его помощью знаний, стряхнуть сколько-то значимое количество влаги ему не удалось.
– С ума сошли, – вынес он свой вердикт.
– Почему? – удивился Ксандер. – Наоборот, даже хорошо, на свежую голову…
– Свежую, а не мокрую, – не удержалась и вставила Одиль.
Адриано одарил их обоих взглядом, полным отвращения.
– Ну, давайте, давайте. Вы у Баласи в любимчиках…
– А ты?
– А я ещё разок окунусь и на алхимию. Пока не забыл. Всю же ночь учил, что-то да задержалось же?
Одиль дипломатично не стала отвечать – не то чтобы брат ждал ответа: она и отвернуться не успела, как он нырнул. Ксандер отстал от неё едва на полшага.
– Одно хорошо, – задумчиво сказал он, – символистика в другом крыле.
Расстались они в коридоре – Ксандер чутко повёл ухом в сторону их с Беллой комнаты и прошмыгнул к себе, одарив Одиль напоследок шепнутым «через пятнадцать минут». Она пожала плечами, но упрекнуть его бы не могла. При мысли о предстоящих экзаменах, для подавляющего большинства из них – первых в жизни, сдавали нервы даже у невозмутимого Франца, а экспрессивный Франсуа прошлым вечером даже волосы на себе рвал самым натуральным образом и бился головой об учебник артефактологии, так что можно было вполне понять, если Ксандер не хотел рисковать.
Но как ни странно, Белла была суровой и собранной – буквально: успела и освежиться, и одеться, и теперь заплетала волосы в косу, и только по подрагиванию пальцев и резкости можно было понять, что она волнуется, и ещё как. Одета она тоже была очень здравомысляще, в удобные штаны и неприметного цвета рубашку. Одиль, окинув её взглядом, подумала, что надо бы подобрать что-то схожее – а то алхимия с артефактологией ещё куда ни шло, а вот как, скажем, Марта, проскользнувшая мимо них с Ксандером в коридоре, собиралась сдавать боевые искусства в одной из своих неизменных широких юбок было загадкой.
– Надо на завтрак, – сообщила ей подруга, едва венецианка шагнула за порог, и немилосердно затянула косу потуже. – Там ещё холодно? Можно, я возьму твою шаль? Ту, с белой бахромой? Или ты её возьмешь? Ты же пойдешь тоже, да?
Одиль уверила её, что, конечно, пойдёт, правда, на экзамен, только вот волосы выжмет, и что да, шаль можно, и что она, Белла, выглядит прекрасно, особенно для раннего утра. По-хорошему, волосы надо было не только выжать, но и обрезать – раз высохнув, они сразу стали топорщиться, – но ножницы, как назло, на глаза наотрез не желали попадаться.
– Экзамен! – воскликнула Белла так, будто впервые о них слышала. – Ты права. Конечно, сначала экзамен. Или завтрак? Ты как думаешь?
Одиль задумалась, пользуясь тем, что именно в этот момент её голова была полностью укрыта полотенцем. Завтрак был, как ни странно, соображением немаловажным, на него можно было вполне себе успеть сейчас, на заре, а иначе придется голодать до обеда, который ещё неизвестно когда будет…
– Экзамен, – твёрдо сказала венецианка, продолжая энергично вытирать волосы. – Делу время и всё такое. Ты на что хочешь первым?
– Алхимию, – сказала Белла тем тоном, каким её благородные предки, должно быть, говорили о намерении взять Иерусалим под знаменем креста.
– Неплохая мысль. Только учти, Адриано тоже так подумал, так что…
Благородная решимость дала трещину, но тут же Белла просветлела.
– И здорово! Ван Гельмонту будет чем заняться помимо меня.
Одиль на всякий случай принюхалась, уж больно блестели у Беллы глаза.
– Ты женьшень, часом, не пила?
– Нет. А надо?!
Одиль вздрогнула.
– Тебе? Упаси боже.
– Фух. А то Адриано вчера предлагал.
– Бойся Адриано, дары приносящего, – пробормотала Одиль, снова ныряя в полотенце.
От мысли обрезать волосы она отказалась – наоборот, стала тихонько напевать себе под нос, а отбросив полотенце – взяла свой украшенный рунами гребень и закрутила изрядно отросшие волосы под него. В чём он помогал и как, она пока не разобралась, но любая помощь в день экзаменов была не лишней.
– А потом куда? – спросила Белла, прервав её мысли.
– Потом?.. Признаться, особо не думала.
– Давай на боевые?
Оно и понятно, мрачно подумала венецианка, для Беллы-то это любимый предмет, а не час позора, как для неё самой. С другой стороны, лучше уж сразу отмучиться, чем потом весь день предвкушать.
– Договорились.
– А я тебе заодно про алхимию расскажу!
Одиль неопределённо мотнула головой. Отношения Беллы с алхимией были специфические – в духе «любви-ненависти». Сам предмет её привлекал мало, она не очень понимала, зачем он бы ей был нужен – за исключением прикладных аспектов вроде зелий, которые ей удавались через раз. Но для неё было невозможно признать неудачу перед ван Гельмонтом – фламандцем, называющим себя нидерландцем и ставящим на одну доску её и какую-нибудь Катлину… хуже того – не на одну, потому что Катлина была его личной ученицей, а Белла – нет. И она лезла порой из кожи вон, как будто алхимия была не наукой, которую надо любить, а крепостью, которую надо взять.
Одиль даже пожалела, что уже уговорилась с Ксандером и потому не поддержит подругу на самом, должно быть, пугавшем её экзамене, но тут же опомнилась: ей самой алхимия пока вполне давалась, а в присутствии более успешных соискателей её крепости Исабель начинала нервничать и ошибаться больше обычного.
– А я тебе – про символистику, – только и отозвалась она, натянула
