пистолеты, ни ножи, ни пушки. Я могу одолеть кого угодно, не прилагая больших усилий, могу прикончить кучу народа, сидя дома на софе. Стоит только представить, как они превращаются в ледяные фигуры. Так ведь?
Вот в чём дело! Вот почему учёные пришли от этих навыков в восторг! Человек, от природы создание слабое, всегда мечтал о невероятных способностях. Но как поступят люди, получив их? Не слетят ли с катушек?
Гортензия говорила, что илионийцы не используют нарин как оружие уже несколько тысяч лет. Прежде они создавали ледяные доспехи, такие прочные, что их было невозможно пробить. Но подчеркну, это было давно. Каким-то образом нарин помогает пришельцам выдерживать низкие температуры. В конце концов, это не только умение превращать воду в лёд, но и масса других навыков. Да, на Земле илионийцы используют своё искусство для защиты, но только в экстренных случаях, когда не могут пустить в ход огнестрельное оружие.
В чём же практическая польза нарин? Для человечества. Неужели можно использовать его как аналог природного оружия? Или всё это глупости? Бредовые идеи сумасшедших учёных? Но тогда почему космические магнаты согласились спонсировать проект, почему ему уделили так много внимания?
«Управляемое оружие. Да разве человеком легко управлять? Неужели носители гена X вот так запросто могут заморозить Мировой океан? — размышлял я. — Небеса! Если так, то к чему это может привести? Неужели я мог заморозить террористов в развлекательном центре „Бриллиант“, мог остановить огонь, спасти людей? Если так, то почему способности подвели владельца? Почему не пробудились в нужный момент? Почему всё это случилось, почему?»
От подобных мыслей ужас вихрем носился по моим венам, заставлял дрожать в лихорадке, вздрагивать от каждого шороха, страдать от чувства вины.
Бесполезная сила, бесполезные опыты, бессмысленные жертвы!
— Из-за тебя здесь стоит зверский холод! — надо мной нависла Эжени, с головой закутанная в тёплую шаль с кисточками. На них были нанизаны бусины, которые звенели, стоило только девушке пошевелиться. Я приподнялся на локте и провёл кончиками пальцев по гладкой поверхности покрытого льдом пола. Обжигающе холодный, кристально-чистый, идеальный…
— Отчасти. Установки работают на полную мощность. Сейчас полдень. Самая жара! Вот и захотелось проветриться…
— Брр! Идём в гостиную. Здесь слишком холодно. Воздух стынет.
— Ты выглядишь обеспокоенной. Что-то случилось?
— Всего-навсего приезжает мама. Через пару часов будет здесь.
Оу!
— Это плохо? Думаешь, мне стоит уехать? — я подскочил, как ошпаренный. Эжени улыбнулась.
— Думаю, тебе стоит с ней познакомиться, Алекс. Она странная и не видит дальше своего носа, но знает уйму интересных вещей. Она развлечёт тебя разговорами. Если захочешь слушать, расскажет и о мумиях, и о древних городах, ушедших под воду, и о войнах…
— Звучит заманчиво, Эжени!
— Прежде я не знакомила её с парнями. Немного нервничаю.
— Узнав, что я живу в Среднем районе, она рассердится? — забеспокоился я.
— Вряд ли. Я боюсь: она и имени твоего не запомнит. Вот если бы тебе исполнилась тысяча лет… Просто… знакомство с родителями и прочая чушь практикуются в нормальных семьях, а Логиновы и Никифоровы уже давно к ним не относятся.
* * *
Эжени и её мать поразительно похожи друг на друга. Обе хрупкие, с пышными каштановыми волосами. Марина Никифорова выглядит очень молодо и кажется не такой суровой барышней, как Эжени. Задумчивая и рассеянная, она частенько говорит невпопад, задаёт одни и те же вопросы, но неизменно вежливо улыбается. Она мне нравится. Как и говорила Эжени, её мать рассказывает удивительные вещи: о глубоководных раскопках и о реставрации найденных артефактов.
В тот день она не задала мне ни единого провокационного вопроса, и её нисколько не смутил тот факт, что я гостил в её доме. Марина Никифорова не говорила ни о бывшем муже, ни о погибшем брате, ни о расследовании, в котором участвовала дочь. Казалось, её это не волновало, казалось, она жила в параллельной реальности. Странная женщина! Женщина-учёный, как и Хильда фон Вейнер, такая же умная, но совсем другая…
— Мама, я хочу спросить: рассказывал ли дядя о своей работе? — Эжени маялась без дела. Её мама склонилась над столом и внимательно разглядывала груду каких-то черепков. Я углубился в чтение очередного обзора судебной практики.
Марина Никифорова так и не оторвала взгляд от драгоценных объектов исследования.
— Пётр мог часами говорить о своей программе, его было невозможно остановить.
— Нет, я говорю не о программе, — Эжени присела на край стола матери. — О том, над чем дядя работал в последний год, — я навострил уши. — Может быть, он обмолвился… хоть словом…
— Женя, неужели ты продолжаешь расследование? — миссис Никифорова, наконец, подняла глаза на дочь. Мама Эжени выглядела испуганной. — Мне казалось, всё ясно. Дорогая, твоё рвение беспокоит меня! Понимаю, невозможно без содрогания читать то, что теперь пишут про Петра, но что поделаешь? Твой дядя сотрудничал с Гильдией, это факт, и ничего не исправить. Придётся перетерпеть, дочка, придётся смириться.
Эжени фыркнула.
— Ты слишком долго пробыла в экспедиции, мама. Всё пропустила. И новостные ленты не читаешь. Дядю убили гильдейцы, но работал он не на них. Всё гораздо сложнее.
Казалось, мать и дочь совершенно забыли обо мне. Неловко! Я должен был убраться восвояси, но уж больно было любопытно, и я остался.
— То есть? Что ты выяснила, Женя? — побледнела миссис Никифорова.
— Так дядя не рассказывал, над чем работал? Вы ведь хорошо ладили, делились успехами, — Эжени не торопилась отвечать, чем ещё сильнее нервировала мать.
— Нет, мы ведь очень редко виделись. Целый год я провела в экспедициях, и он был в разъездах. Мы почти не разговаривали. Теперь я жалею об этом. Так что ты выяснила?
Я видел, как ладонь Эжени сжалась в кулак, как напряглись её плечи. Она продолжала бороться за репутацию дяди.
— Я не могу объяснить… слишком сложно и запутанно. Но дядя не работал на Гильдию, он был замешан в другом деле… В ужасном
