«Уголовный кодекс Селении с комментариями и пояснениями» и «Обзоры судебной практики» за прошедшие пять лет. Вот с какими документами я работал последние четыре дня. Изучил их от корки до корки, читал каждую статью, каждое пояснение по несколько раз. Станция была приписана к Селении, а значит судить учёных и учредителей программы должны были по её законам. Селения, крупнейшая лунная агломерация, уже давно получила широкую автономию от ЕАК. И хотя лунные законы не должны были противоречить земным, на практике этому правилу следовали далеко не всегда. Никаких сведений о запрете опытов над людьми… Скверно… Ни одного прецедента. И что делать? Если бы только дело передали на Землю… Но для этого требовалось разрешение Конвента, а в нём заседали чёртовы магнаты.
Что же делать?
Эжени предложила погостить в квартире её матери в Новом Амстердаме, занимавшей целых три этажа. Я принял предложение, хотя очень хотел вернуться домой. Мама ужасно беспокоилась, звонила по пять-шесть раз на дню. Похоже, подозревала, что со мной не всё в порядке. Да ещё и бабуля разбушевалась, приступы неконтролируемой ярости повторялись всё чаще и чаще (наверное, встреча с послом Лу'Каасом окончательно вывела её из равновесия), и мама боялась оставлять её одну. Я должен был вернуться в Льеж и помочь матери, я оставил её в самый неподходящий момент. Однако мама не должна была увидеть меня слабым, разбитым и больным. Ещё не доставало, чтобы она ухаживала за мной, хватит ей и бабушки. В голове коварными занозами засели следующие мысли: что если носители гена X — ответ на все вопросы? Что если с нашей помощью можно победить слабоумие? Вдруг Хильда фон Вейнер была права, и я могу помочь бабушке? Не могли же доктора преследовать только корыстные цели?
Вот ведь беда! На проклятой станции я так не думал, и учёные казались монстрами. Но ведь это неправда. Они могли поставить перед собой и благородные цели, вот только средства выбрали самые омерзительные. Никакая цель подобные средства не оправдывает!
Едва ли я приносил много пользы, полёживая в кровати и изучая кодексы. Хавьер, Каролина, командор и Эжени, в отличие от меня, не валяли дурака. А я проходил курс реабилитации, вернее бездельничал. Кажется, лечение не шло мне на пользу, я чувствовал слабость и испытывал отвращение к лекарствам. Тогда я думал, что никогда от него не избавлюсь.
Мне досталась поистине роскошная комната, по площади она была сопоставима с моей квартирой. Я мог валяться на кушетке, которая стояла на балконе, жариться на солнышке и дремать. Я не знал, чем заполнить прорву свободного времени, не мог спать и слонялся по дому бледной тенью. Тенью с горящими лихорадочным огнём глазами. Выглядел я так же мерзко, как себя чувствовал.
— Нашёл что-нибудь полезное? — Эжени вернулась домой к полудню. Она была вынуждена несколько часов беседовать с журналистами, вместо отца отвечать на вопросы об обыске, который был проведён в его офисе.
— Нет, но, как я и говорил, можно применить аналогию… эй… ты не хочешь слушать! — Эжени отсоединила от моего лба датчики компа.
— Плохо выглядишь! Опять забыл принять лекарство?
Тьфу! Я и не предполагал, что она окажется такой заботливой. Эжени тряслась надо мной, словно я был тяжелобольным и заставляла соблюдать все предписания врачей, которых я отныне боялся, как огня. Дожили!
— Тошнит уже от этих лекарств!
— Не будь ребёнком! — нахмурилась девушка. — Тебе нужно как можно скорее вернуться в прежнюю форму. Если не будешь делать, что велено, запру в медицинской капсуле.
Я фыркнул.
— Не веришь? Я не шучу, Алекс! Я беспокоюсь! Ты подозрительно медленно поправляешься.
К слову, не я один. Восемь спасённых подопытных находились в тяжёлом состоянии. Проклятые учёные могли погубить этих несчастных! Судя по всему, интенсивные исследования проводились в течение последних трёх-четырёх месяцев. Начало им, разумеется, было положено гораздо раньше, и поэтому профессор Никифоров и Акира Иширу вышли на тропу войны. Но в последние месяцы учёные слетели с катушек, наверное, узнали, что под них копает Севр. Они до смерти хотели получить ответы на волнующие их вопросы. Пустое… Всё это пустое… Загубленные жизни — вот она, цена открытия века.
— Со мной всё будет в порядке. Лучше расскажи, Эжени, как прошло интервью.
Девушка оглядела меня оценивающим взглядом, закатила глаза, скривилась и плюхнулась в кресло, не боясь изменять узкую чёрную юбку и расшитую жемчужинами блузку.
— Задавали каверзные вопросы. В офисе отца не нашли ничего стоящего, но сам факт обыска… Подумать только! Василия Логинова в чём-то подозревают! Все довольно потирают руки. Послушай, Алекс, — лицо Эжени приняло страдальческое выражение. — Рано или поздно канцлер Холинвуд даст «добро» на передачу журналистам данных о «Снежном королевстве». Да, уверена, он сделает это, если магнаты откажутся сотрудничать. А они откажутся. Будут до последнего отрицать свою причастность, будут говорить, что спонсировали создание холодильных установок и прочей ерунды, станут тянуть время.
— Но что это даст? И ежу понятно: они всё знали.
— Да, но за это время технократы придумают, как замести следы, успеют подготовить жалобу в Суд, оспорят результаты выборов в Тинг… Уверена: они будут шантажировать канцлера, поэтому он уже сейчас давит на них и угрожает предать дело огласке. Ох, какой поднимется скандалище, Алекс! Моя семья и без того опозорена… Как только всё станет известно, я никогда не избавлюсь от репортёров, — она поёжилась. — Они с меня не слезут, будут преследовать, и вряд ли я смогу работать. А как же мои шоу, благотворительные вечера, дети, которым нужна помощь? Я не буду знать покоя… — Эжени, бедняжка, выглядела настолько несчастной, что у меня защемило сердце. Что я мог сделать для неё? Какую мог поднять ношу, чтобы ей стало легче? Должен же я приносить хоть какую-то пользу! Я сполз с кровати, присел на корточки напротив девушки и крепко сжал её ладони.
— Эжени, ты ведь знаешь, что бы ни случилось, мы справимся с этим вместе. Ты ведь знаешь! Ты меня вытащила, и я…
— Будешь поддерживать меня потому, что я тебя вытащила? — горько улыбнулась девушка. Она была расстроена, но в глазах не было слёз, только гнев. Значит, и
