но не знаком, – вздохнул Василий.
– А может, ты нам горбатого лепишь? – зло прищурился Шуляк.
– Командир, правду говорю. Мне этот Лёнька никто, к тому же он из ваших, мусорских, хоть и бывший. Такого сдать не западло! – заверил налётчик.
Шуляк нашёл телефон и вызвал из угрозыска машину, в которую погрузили обоих задержанных. Больше они нам взяток не предлагали. – Жора, извини, но тебе придётся ехать с нами, – извиняющимся тоном произнёс Шуляк. – Придётся оформляться.
– Ага, а как я вашим объясню, почему оказался в чужой квартире? – загрустил я.
– Так всё в соответствии с прежней версией – увидел открытую дверь и зашёл. И не журись: я поговорю с Ветровым, чтобы дело Хвылиной у Иджилова забрали. Кто следователь по убийству её мужа?
– Ваня Самбур.
– Ему и передадим. Уверен, эти два дела надо объединять. Ты только ему всё по пунктам распиши, он поймёт, – предложил Шуляк.
– Такой расклад мне по душе, – обрадованно сказал я. – Тебе что-то удалось нарыть?
– Времени было мало, – вздохнул Шуляк.
– Только во вкус вошёл, как тебе вдруг вздумалось настоящую войну устроить: пальбу на всю парадную затеял…
– Так что – совсем-совсем ничего? – с досадой бросил я.
– Ты в машину полезай, я тебе всё расскажу, – попросил Шуляк.
Мы разместились на лавке в открытом всем ветрам кузове грузовика.
Машина еле-еле ползла по вечерним улочкам Петрограда, трясясь на камнях мостовой.
– Так что тебе удалось выяснить? – склонился я над ухом Шуляка.
– Всего два момента. Первый: в тот день, когда погибла Хвылина, у неё были гости. Кто именно – мужчина или женщина, установить не удалось. Второй: дворник примерно в то же время видел во дворе подозрительного типа. Тот зачем-то шатался под окнами. Дворник припугнул его, что вызовет милицию, мужчина ушёл.
– Удалось составить словесный портрет? – подался вперёд я.
– Было темно, дворник мало что разглядел. Но одна деталь в глаза бросилась – у этого типа была заячья губа.
Я напрягся. Где-то мне уже на глаза попадалась эта особая примета, причём совсем недавно…
Есть!
– Слушай, а про рост ничего не выяснил? Этот тип случайно не высокий и сутулый, а волосы короткостриженые?
– Про волосы не скажу, вроде как тип в кепочке был. Про рост тоже информации нет, а вот с сутулостью ты прямо в точку. Дворник упоминал, что незнакомец сутулился, причём сильно. А что – есть подходящая кандидатура? – Есть! – радостно сказал я.
Кажется, что-то нащупывалось. И пусть пока это было всего-навсего предположение, не подкреплённое ничем, кроме догадок, я вдруг осознал, что напал на след, причём след горячий, по которому надо идти до конца.
– И кто таков? – с некоторой ревностью поинтересовался Шуляк.
Его можно было понять. По идее, это он – местный опер должен знать все здешние уголовные кадры, а не я – залётный из другого города. Тут любой станет ревновать.
– По описанию очень похож на беглого преступника Фёдора Капустина. Я с ним по пути в Петроград пересёкся, он у меня практически из-под носа ушёл.
– Капустин? – оперативник задумался. – Да, есть такая ориентировка. И как мне сразу в голову не пришло сопоставить?
– Потому что у тебя в день сто таких ориентировок. Тут у любого нормального человека голова кругом пойдёт. А я лично на него напоролся, причём, как понимаешь, потерпев фиаско. Ну и пока не на все сто процентов уверен в догадке. Мало ли случайной публики, страдающей искривлением осанки и дефектами губы. Покажи фотку Капустина дворнику, – попросил я. – Если опознает, значит, я прав – под окнами дома зачем-то крутился беглый уголовник. И, если так, надо понять, что его связывает с этим делом. Не думаю, что его появление было случайным.
– Ох, Быстров! Теперь я понимаю, почему твоё начальство с таким удовольствием от тебя избавилось, пусть и временно, – покачал головой Шуляк. – Умеешь ты устраивать весёлую жизнь товарищам по работе! Сдаётся мне, что ты бандитов даже во сне ловишь, а днём действуешь на них как магнит…
Я промолчал, отвернувшись в сторонку. Определённая правда в словах Шуляка была: стоило только мне оказаться в этой эпохе, как меня засосало в такую воронку событий, что я уже не мыслил дельнейшей жизни без постоянного драйва и движухи вокруг меня. А ещё говорили, что темпоритм двадцать первого века просто сумасшедший.
Три раза «ха», уважаемые: по сравнению со времечком, куда я попал, это всё равно что их столяры супротив наших плотников.
Да тут всё просто бьёт ключом и брызжет энергией! Целый мир меняется: где-то к лучшему, где-то к худшему, но масштабы потрясения таковы, что их сложно вообразить неподготовленному человеку.
В чём-то мне как обычному гражданину, который пережил катаклизмы перестройки (будь она неладна), распад огромного могущественного государства (чтоб вам пусто было, сволочи, что когда-то собрались в Беловежской пуще и подписали тот изуверский договор!), криминальные девяностые – было чуточку легче.
Но именно, что только чуточку.
И, если мне будет суждено застрять здесь надолго, я сделаю всё, что в моих силах, чтобы мир, который мы строим, в какой-то степени можно было назвать словами братьев Вайнеров – Эра милосердия.
Грузовик остановился у знакомого особняка губернского уголовного розыска.
Ну вот, пока задумался, время пролетело практически незаметно. Со мной так бывает.
– Ты как, будешь их колоть? – спросил Шуляк, указывая на племяша и его дядечку.
– Нет, это уже твоя епархия. Тряси сам, как хочешь. Ты, главное, по-быстрому с меня письменные показания возьми, а потом отпусти домой: сестра уже заждалась. Переволновалась вся, – попросил я.
– Сделаем в лучшем виде, – пообещал Шуляк. – И с Ветровым насчёт Хвылиной переговорю. Думаю, всё сладится. Ваня Самбур, конечно, поупирается чуток, но мы на него Серёгу Кондратьева напустим. Тот кого хочешь уломает.
Тут взгляд Шуляка потеплел.
– Привет, Ваня!
Я сначала подумал, что он увидел Самбура, но это был тёзка следователя – опер Иван Бодунов (только сейчас я сообразил, что это живой прототип другого известного героя – Ивана Лапшина из повести Юрия Германа, которую потом экранизировал сын писателя – Алексей). – Кого это вы привезли? – пристально рассматривая парочку арестованных нами урок, спросил Бодунов.
– Да налётчики: квартиры обносили под прикрытием удостоверений ГПУ. Наглые – просто жуть. Спасибо Жоре – взял их прямо на месте преступления, – пояснил Шуляк.
– Рад тебя видеть, Жора! – усмехнулся Бодунов. – Ты, как всегда, в своём репертуаре. Скоро после тебя у нас в Петрограде совсем преступный элемент повыведется, а нас сократят к едреной фене.
– Так я вам оставлю чуток – для развода, – хмыкнул я над этой добродушной подначкой товарища.
– Всё, шутки в сторону. Ты молоток, что
