закончиться. Но я уверен: если вы попросите, он обязательно откажется, — на самом деле, Хавьер вовсе не хотел втягивать маму лучшего друга в это грязное дело и посвящать в детали расследования. Ему нравилась Катерина Орелли. В отличие от его строгой матери, она была ласковой и нежной, и когда Хавс был ребёнком, баловала его всякими вкусностями. Миссис Орелли предоставила Алексу полную свободу действий, но все прекрасно понимали: она ужасно переживает за единственного сына. Алекс обожал мать и постоянно корил себя за то, что доставляет ей новые проблемы и неудобства, огорчает её. И Хавьер надеялся, что победит любовь, а не проклятое чувство долга. Если уж Алекс его не слушал, от матери он не отмахнётся.
Катерина Орелли устало прикрыла глаза рукой. Её жесты, тревожная складка, пролёгшая между бровей, изгиб губ напоминали Хавсу об Алексе. Его друг был поразительно похож на мать, но упрямым нравом пошёл в отца. Ал, в отличие от Хавьера, был благоразумным и ответственным, и его нельзя было назвать беспечным. Но когда дело доходило до спасения людей, юноша слетал с катушек и напрочь забывал о здравом смысле. Но может, он вёл себя, как должно, а Хавьер осуждал его потому, что был трусом. Хм… молодому человеку не нравилась подобная мысль.
— Я говорила с ним на эту тему, — прошептала миссис Орелли. — Я знаю: Александр не хочет меня тревожить и сделает всё, что я попрошу. Но не в этот раз. Имею ли я право задерживать его?
— Да вы что! Вы хоть понимаете…? — рассердился Хавс и всплеснул руками, едва не смахнув на пол тарелку. К счастью, стальная рука дроида поставила её на место. Злость юноши мигом улетучилась, стоило только ему встретиться взглядом с миссис Орелли. Грустные глаза, пронзительные, смертельно уставшие, окаймлённые сеточкой морщин. — Простите, я забылся… Я же… я боюсь за Алекса.
— Я тоже. И никогда не перестану бояться. Никогда не буду до конца уверена, что он в безопасности, — Катерина Орелли перевела взгляд на пузатого дроида, раскладывавшего по тарелочкам кусочки чизкейка. Маленькая кухня словно вышла из детских воспоминаний Хавьера. Старенькие, частенько зависающие дроиды, круглый стол, занимающий большую часть комнаты, полочки, шкафчики… Безопасное место, иначе и не скажешь.
«В доме Ала так легко забыть, в каком проклятом мире мы живём!» — подумал Хавьер.
— Он сделает всё, что скажу, — повторила миссис Орелли. — И будет страдать, никогда не простит себе, что оставил тех людей. Произошедшее в центре «Бриллиант», никогда его не отпустит. Алекс винит себя в том, что не смог помочь всем. Пусть он и не виноват. Он хочет отыграться… Хочет хотя бы в этот раз поступить правильно. Вернее, Алекс так считает. Но всё равно я не смогу разубедить его… Понимаю, звучит глупо, но, может, это ему поможет, вернёт к жизни…
Хавс запустил пальцы в волосы и потянул за локоны, точно собирался вырвать их с корнем. Брови миссис Орелли страдальчески изогнулись, похоже, она не верила в собственные слова.
Развлекательный центр «Бриллиант». Нет, лучше об этом не думать! Хавьер сумел отгородиться от болезненных воспоминаний, а вот его друг никак не мог.
— Мне кажется, я понимаю Алекса. Даже я не могу спокойно жить с мыслью о том, что людей, таких же, как мы, держат взаперти на станции, ставят опыты. Опыты! Неужели мы забыли, что значит, быть людьми? Забыли? Возможно, Алекс сможет им помочь, — она ласково, но печально улыбнулась Хавьеру. — Я верю в него. Всё поправимо. Разве думала я, что в мой дом наведаются илионийцы? Пришельцы! Разумеется, нет. И вот они здесь!
* * *
В гостиной Алекс оживлённо беседовал с послом Лу'Каасом и его племянницей. Они и не заметили, как вошёл Хавьер. Ну и дела! Эти создания из другой галактики — близкие родственники Ала. Хавс никак не мог к этому привыкнуть и часто ловил себя на мысли о том, что разглядывает их с открытым ртом.
— Она вспомнила меня! Я в этом уверен! Когда я дотронулся до её руки, Летиция подняла глаза, — глубоким и печальным голосом рассказывал посол. — Она узнала меня… не сразу, но потом она сказала: «Ксандр». Она вспомнила моё имя!
Гортензия ласково похлопала дядюшку по плечу и улыбнулась, а Алекс остался грустным и задумчивым. Он давно расстался с иллюзиями. Его бабушка была серьёзно больна и вряд ли понимала, что происходит. А посол… посол ждал этой встречи долгие сорок лет. Каково ему теперь, когда мечта разбилась на мелкие осколки? Когда любимая женщина выжила из ума, а сын погиб?
— Может быть, есть средство, способное помочь ей? — спросил Лу'Каас с наивной надеждой, свойственной, наверное, только пришельцам.
— Простите, сэр, — пробормотал Алекс. — Но наши лекарства лишь замедляют процесс разрушения мозга, излечить бабушку они не способны.
Хавьер нервно топтался в дверях, лишний, совершенно лишний персонаж в семейной сцене. Юноша хотел было покинуть комнату, но заданный Гортензией вопрос поверг его в шок.
— Алекс хочет обучиться нашему искусству-нарин. Как думаешь, дядя, это возможно?
— Что? — встрепенулся посол. — Учиться? Александру? Но зачем?
«Действительно, Ал, зачем?»
— Возможно, ваши навыки помогут мне спасти людей, запертых на станции.
— Я не уверен, что этому можно научить… человека… По крайней мере, мне не доводилось видеть ничего подобного…
— Но, сэр, учёные думают, что в потомках илионийцев можно развить этот навык.
— Знаю, но боюсь: они ошибаются. И от этого только хуже… Бесспорно, илионийская кровь даёт кое-какие преимущества, но ваши… ваши гены всё равно доминируют.
— Алекс — наш близкий родственник, возможно, это ему поможет. Я буду учить его, — сообщила Гортензия. — В конце концов, происходящее на станции касается и нас. Эти люди нам не чужие.
Хавьеру стало во сто крат хуже. Если уж илионийка хотела спасти бедолаг, то он, защитник пострадавших и угнетённых, и подавно должен был. А юноша только злился. Но как же, как же он мог отпустить Алекса одного, оставить без поддержки и просто-напросто ждать новостей?
* * *
— Что ты удумал, Ал? Учиться, чёрт знает,
