— Нет, не всех. Мелочь мне не нужна. Только средние и старшие — десять — пятнадцать лет. Сколько у тебя таких в наличии?
— Ну…сотня точно наберется. Что касается насчет цены…тысяча. Только не дагм, а дерм. И то, лишь из уважения к Империи, и к тебе лично.
— Уважаешь ты только звонкую монету! И себя! — усмехнулся Лаган — Ну ты и зажрался! В пять раз поднял цену! Чуешь, когда деньгами пахнет. Хорошо. Я согласен. Но это последнее слово. Если ты после скажешь, что передумал, что рабы стоят гораздо дороже, и не можешь отпустить по этой цене — берегись. Не сносить тебе головы. Это распоряжение Императора — он увеличивает состав Корпуса, и нам нужны новые щенки.
— Это не мое дело, конечно, но если бы вы не отправляли отслуживших Псов на границу, вам не пришлось бы так часто обновлять состав корпуса — хмыкнул Джубакс — Никогда не понимал — столько времени и сил потратить на обучение, и вдруг — выбрасывать на границу, служить, как простым пограничникам! Ну не глупость ли?
— Это не тебе решать. И не мне! — посуровел Лаган — Таков закон! И не нам обсуждать Венценосного! Готовь щенков. Я лично буду осматривать каждого.
— Оплата монетой, или векселем? — вкрадчиво спросил Джубокс, оглядываясь в поисках своего казначея. Тот был занят, оформляя очередную сделку.
На каждого раба требовалось составить купчую — простенькую, но с личной торговой печатью Джубокса. Это было нужно скорее для покупателя, чем для продавца. Продавец без оплаты все равно товар не отдаст, так что он ничем не рискует, а вот чтобы не было претензий на тему: " Ты мне никаких денег не давал, верни раба!" — и нужна была соответствующая бумажка.
— Зачем глупые вопросы? — после паузы, долженствующей показать глупость вопрошающего, ответил Лаган — Я что тебе, телегу серебра привезу? Вексель Имперского банка, само собой. Так ты чего стоишь? Время идет, а товар еще не подготовлен! Быстро, быстро давай!
Джубокс замер, окаменев лицом, потом сдвинулся с места и пошел туда, где стоял смотритель загонов и надсмотрщики. Внутри у него все кипело — как смеет этот безродный ТАК с ним разговаривать?! Тварь! Животное! Если бы не эта сделка…если бы не выгодные заказы… Тварь! Тварь! Тварь! Может нанять убийцу? Грохнуть этого наглеца?! А что — за тысячу — другую серебра любой убийца запросто всадит в затылок твари каленый болт! Ну не за тысячу…может и подороже — все‑таки это Вожак — но всадят, да. Только вот что потом? Что будет делать Секретная служба? Само собой — начнет рыть землю, разыскивая убийцу. А когда найдет…
Нет, как ни хочется завалить гада — не получится. По крайней мере — пока не получится. Да и зачем? Деньги от него идут хорошие, выгодный клиент. А то, что он с гонором — можно и забыть. Деньги перекрывают все. Или…почти все.
* * *
Щенок съежился в углу, прижавшись спиной к стене. Он внимательно и настороженно следил за происходящим, и когда возле решетки появились трое людей в черном, замер и постарался сделаться незаметным. Он чуял исходящую от этих людей угрозу. Мужчины были спокойны, бесстрастны, но что‑то в их облике говорило: "Меня нельзя тронуть безнаказанно! Я — смерть!"
Это чуяли и другие мальчишки, отпрянувшие от решетки. Они испуганно следили за чужаками, украшенными знаками — черепами, и тихо переговаривались, стараясь не смотреть страшным людям в глаза, как не смотрят в глаза сильному сопернику молодые звери — ведь это может быть воспринято как вызов, как призыв к атаке!
Мужчины переговаривались, разглядывали маленьких рабов, и когда у клетки появился коротышка, главный на корабле, отошли в сторону, не глядя на замерших в ожидании пленников.
Поговорив, коротышка ушел и скоро появился снова, ведя за собой четверых надсмотрщиков — двое из них были знакомы, они следили за порядком в трюме корабля, двое "чужие" — огромные, плечистые, будто выточенные из камня.
Один из надсмотрщиков подошел к загону, провел дубинкой по железным прутьям так, что получилось что‑то вроде: "Тррррр" — видимо, так он привлекал внимание пленников — затем объявил, что все рабы должны раздеться догола, сняв с себя все, в том числе и набедренные повязки. Тот, кто не сделает это до десятого удара, получит пять плетей.
Бам! Бам! Бам!
Надсмотрщик отбивал ритм, и мальчишки лихорадочно сбрасывали с себя одежду. Когда прозвучал последний, десятый удар, вся толпа уже стояла, прикрыв руками пах. Маленькие рабы никак еще не могли привыкнуть, что стесняться им нельзя. Стесняются только люди. Они — не люди. Животные стыда не имеют.
— Руки вдоль тела! Не прикрываться! — рявкнул огромный надсмотрщик и сильно врезал дубинкой по прутьям клетки, так, что они загудели, будто экзотический музыкальный инструмент — Стоять прямо! Без команды не двигаться! Не разговаривать! Ты! Вышел сюда!
Надсмотрщик указал на мальчишку лет десяти пальцем, толстым, плод патата, и раб испуганно вздрогнул, будто его ударили плетью. Выскочил из клетки, встал возле надсмотрщика, замер, вытянувшись, и… вдруг глаза мальчишки закатились и он рухнул в пыль, потеряв сознание — то ли испуга, то ли ослабев от перенесенных мучений. А может, и скорее всего, имело место то и другое сразу.
Надсмотрщик сплюнул, поддел ногой обнаженное маленькое тело, и будто засохшее лошадиное дерьмо отбросил к решетке, где мальчик и замер, как изломанная кукла.
— А ты говорил, хороший материал! — усмехнулся Лаган, скосив глаза на Джубокса — Если остальные такие же дохлые, они не стоят тех денег, что ты запросил.
— Вожак, не нужно меня сердить — холодно ответил Джубокс — Прекрасно знаешь, что среди хороших "овец" попадаются и паршивые. Я разве навязываюсь? Отбирай тех, кого сочтешь необходимым взять, и не нужно лишних, бессмысленных слов. Ты что, сегодня не в духе? Хочется на ком‑нибудь выместить плохое настроение? Вымещай его на ком‑нибудь другом! Я знаю цену моему товару! Не нравится — поищи в другом месте!
— Ладно, чего ты так взвился? — неожиданно добродушно ответил Лаган, натягивая на руки тонкие кожаные перчатки — Выводите остальных, мы будем их осматривать. Все, трое будем осматривать. Парни, смотрите, чтобы не было уродов — на раны, ушибы и все такое прочее не обращайте внимания, вылечим. Главное — чтобы тело было сформировано правильно.
Мальчишки выводились один за одним — их вертели, крутили, влезали в рот, ощупывали — мышцы, кости, даже гениталии, ведь если мальчик не сформировался как мужчина, он не нормален и ничего хорошего из него не получится.
Щенок оставался в последних рядах, прячась за спинами товарищей по несчастью. Когда и до него дошла очередь, вышел из клетки, встал, держа руки вдоль бедер, как от него требовали и замер, глядя по сторонам. Он был неподвижен, как каменная статуя, двигались лишь глаза, отыскивая способ бегства — глядя на то, как на его товарищей надевают колодки, Щенок инстинктивно понимал — если сейчас он не сбежит, то больше случая может и не представится. И лучшей возможности он не найдет — рынок шумел, кричал, туда — сюда суетились люди и затеряться среди них такому мелкому существу как четырнадцатилетний мальчишка не представит никакого труда. Так казалось. И не было ни одной мысли о том, как выжить без каких‑либо средств к существованию, без одежды — голому, как в момент рождения. Для этого нужно думать, а думать Щенок разучился. Все на инстинкте, и этот самый инстинкт говорил: "Беги! Спасайся! На свободу! Беги!"
