С минуту глаза привыкали к свету. М-да, пижамка у братишки явно не местного производства — майка с гротескной эмблемой и короткие штанишки а-ля семейные трусы. Не слишком эстетично, зато очень удобно — из короткой и широкой штанины свободно свисал хвост. Длинный, почти до пола, и гибкий, покрытый короткой светлой шерстью, в тон взъерошенной шевелюре карда. Совсем как у кота. Если конечно бывают коты размерами с Лайса.
— Здорово! А потрогать можно?
Эн-Ферро мученически вздохнул. Я пару раз опасливо ткнула в хвост пальцем, прежде чем осторожненько погладить по мягкой шерсти. Сбылась мечта идиотки!
— Все, просмотр окончен, — он, даже не поднимая руки, погасил пульсар. — Спать пора. Тебе с утра в Школу.
* * *
Иоллар сидел на берегу прямо на холодном песке, смотрел на лениво перекатывающиеся волны и думал о миражах.
Миражи. Странное явление. Насмешка богов. Обманчивая дымка, в которой каждый может рассмотреть то, что желал бы увидеть. Бредущий по пустыне путник, изнывающий от зноя и жажды — зеленый оазис и прохладное озеро. Заблудившиеся на бескрайних океанских просторах моряки — кромку долгожданного берега. А уставший от вереницы продажных и легкодоступных женщин мужчина встречает гордую красавицу, достойную, по его мнению, самых глубоких, чистых и светлых чувств…
Но потом наступает прозрение. Тянущиеся к воде руки загребают пригоршни горячего, утекающего сквозь пальцы песка. Корабль пронзает иллюзорный берег и вновь разрезает морскую гладь. А один чрезмерно романтичный юноша наблюдает сквозь прикрытые веки, как девушка, о которой он непрестанно думал вот уже который день, ночью тайком пробирается в спальню его друга.
С вечера он долго не мог уснуть. Мысли в голову лезли самые разные. Но не самые плохие. С того дня, когда возвратился Лайс, когда она попросила его остаться, не уезжать до ее дня рождения, что-то словно изменилось в их отношениях. Пусть на первый взгляд все и было как и прежде: час в лесочке, недолгая бессодержательная беседа за столом, несколько коротких, ничего не значащих фраз в течение дня, но ему отчего-то стало казаться, что и смотрит она теперь на него по-другому, и говорит как-то иначе…
Миражи.
Только-только успел задремать, как тут же сквозь сон услышал скрип половиц и шаги в ее комнате. А когда дверь открылась, и она встала на пороге, сердце едва ли из груди не выскочило от глупой нелепой надежды. И сам понимал, что есть десяток причин, по которым могла она вот так среди ночи выйти из своей спальни, но все-таки чувствовал ее взгляд, слышал легкое, чуть прерывистое дыхание и не мог уже сдержать неуемной фантазии. Она простояла так долго, очень долго, наверное, целую минуту. Смотрела, прислушивалась к его дыханию. А потом сделала первый шаг. И он, поняв, что ступила она не в сторону коридора и не назад в комнату, готов был уже вскочить ей на встречу, каким бы безумным это не казалось. А безумным в тот миг это не казалось ничуть — ведь если он до сих пор не спал и думал о ней, то что мешало и ей тоже…
Миражи.
Но потом она сделала следующий шаг, крадущийся, осторожный. А потом еще. И еще. И он уже понял, куда она идет, и с трудом сдержал готовый сорваться с губ стон. Никогда до этого, ни в той аварии, когда его эктокар вылетел с трассы и ноги едва ли не раздробило зажав смявшимся от удара металлом обшивки, ни тогда, когда клинок рованского крипса вонзился в грудь пробивая ребра и легкое, он не испытывал такой боли. Он и не знал, что такая бывает — глухая, ноющая, невыносимая, словно сказочный ледяной демон сжал когтистой лапой сердце и давит, давит, стремясь размять пульсирующий комок плоти в своих холодных пальцах. И каждый долетающий до него звук — негромкий скрип рассохшейся деревянной кровати, тихий, прерываемый то ли стонами, то ли всхлипываниями шепот, одинокий приглушенный возглас — каждый этот звук вонзался в грудь раскаленной иглой. И он с каким-то мученическим иступленным наслаждением продлил и усилил эту боль, вспоминая то, на что прежде не обращал внимания: как бросается она навстречу возвращающемуся из поездок Лайсу, как восторженно внимает всем его словам, как трется доверчиво щекою о его плечо в то время, как он шепчет ей что-то на ухо, и как уединяются эти двое порой на маленькой кухне или как обрывают разговор едва он, Иоллар, входит в комнату. Надо же, а ведь до этой ночи он, дурак, и правда, видел во всем этом нечто невинное, действительно родственное. Брат и сестра Эн-Ферро! Дивные нравы в этой семейке.
Только ему что теперь делать? Одно дело зажмурить глаза и притвориться спящим, когда спустя время она шла назад к себе и снова ненадолго задержалась в дверях спальни, глядя на него, и совсем другое — встретиться с ней, с ними обоими после этой ночи. Пожелать доброго утра, пережить завтрак, а когда она уедет в Школу, коротать время в компании Лайса, а после…
Не будет никакого после, решил он. Дожидаться, пока они проснутся, не стал — только-только небо за окном посветлело, ушел сюда. Здесь было свежо — прохладный, пахнущий йодом и солью ветерок остужал разгоряченную голову, и можно было хоть немного успокоиться и обо всем подумать. Демоны с ними! Пусть остаются и живут, как хотят. Не нужно будет дожидаться ночи, не нужно будет ни от кого таиться, проходя мимо пустого диванчика в гостиной. Он уедет. Даже возвращения ее дожидаться не станет, простится с Эн-Ферро, поблагодарит за помощь, за то, что вытянул его с Эльмара, дал приют на эти несколько месяцев, оставит для нее подарок — пусть Лайс сам отдаст завтра…
Странно, а ведь даже не знал еще о ее дне рождения, и не было еще той ночи, Чародейкиной ночи, с которой он считал все и началось, а подарок был. Просто подумал вдруг, что если для нее это действительно так важно, то ей будет приятно. Хотел порадовать. Значит, это еще тогда началось? Задолго до голубого открытого платья, обнимающих его рук и дурманящего запаха щекочущих шею волос. Не тогда, когда она вышла из своей комнаты прекрасной незнакомкой, а когда маленькой обиженной девчонкой плакала, сидя прямо на полу. Может быть. Может быть именно тогда, а может и еще раньше. Теперь уже не важно. Главное, что сегодня все закончится.
Вернуться в дом — наверняка она уже уехала — постараться как можно спокойнее поговорить с кардом, Лайс ведь здесь ни при чем. Да и она тоже. Сам придумал себе все эти дикие мечты, и ненужно теперь винить кого-то в том, что они не сбылись. Просто уехать. Не портить жизнь им, не отравлять ее самому себе, видя ее ежедневно. Просто…
— Ил? — неведомо откуда подошедший Эн-Ферро опустился на песок рядом с ним. — Что случилось, куда ты подевался?
— Сюда подевался, — отозвался он, не глядя на товарища.
