— И Гарри ничего не знает? — спросил он. — Он же, наверное, расстроится…
— Меня абсолютно не интересует, знает ли мистер Поттер, а его, вне всякого сомнения, не интересую я. Ты хотел узнать что-то еще? Уму непостижимо, почему ты решил, будто вправе осуждать мои поступки, — ледяным тоном произнес Снейп.
Драко сидел, чувствуя, как колотится сердце в груди, и не понимал, что происходит. Возникло смутное желание сбежать отсюда, но годы воспитания в семье Малфоев сделали тонкую кожу наследника непроницаемой перед стрелами пренебрежительной учтивости.
— Вы с Гарри поссорились? — нахмурился юноша.
— Я разрешаю обращаться к себе по имени; должно быть, из-за этого ты ошибочно вообразил, что волен обсуждать мои частные дела. Если другой темы для беседы у тебя не найдется, доброго вечера. Оставишь проверенные сочинения на столе в классной комнате. Сомневаюсь, что у кого-нибудь появится желание прикарманить подобный хлам. Где дверь, тебе известно.
Драко вышел.
Разговорить Гарри оказалось не легче. Несмотря на поздний час, один из врачей узнал в Гермионе девушку, прибывшую с Алексом, и сообщил ей о подозрении, что больной впал в депрессию. Хотя на данной стадии выздоровления апатия не считалась редкостью, доктора беспокоились, что ее усиливают проблемы личного характера: мол, несколько недель тому назад Гарри и профессор, вдоволь накричавшись друг на друга, расстались.
Гарри охотно подтвердил разрыв отношений с Северусом, а потом еще полчаса доказывал Гермионе, что поступил правильно. Постель больного отодвинули к стене, и сейчас друзья расположились на ней — девушка сидела, а Гарри, бледный как полотно, свернулся калачиком на здоровом боку и смотрел на нее.
Подруга слушала и кивала, а когда юноша умолк, спросила:
— Значит, он тебя бросил?
— Да нет же. Я сказал, что будет лучше, если мы разойдемся, — упрямился Гарри.
Гермиона ничего не ответила.
Гарри поерзал, теребя шелковую оторочку одеяла.
— Ну, и зачем ты это сделал? Ты же его любишь, — ласково произнесла девушка.
Молодой человек резко поднял голову и тотчас отвернулся.
— Мы друг другу не подходим, — глядя в сторону, пробормотал он.
— Чем?
Гарри помолчал.
— Зачем ты это затеяла? — спросил он наконец. — Неужели мне нельзя сохранить хоть каплю гордости?
Девушка робко потянулась и погладила его по волосам. Гарри не отстранился. Впервые за несколько недель к нему прикасались с любовью, а юноше отчаянно этого не хватало.
— А при чем здесь гордость?
Сев, Гарри поглядел подруге в глаза.
— Хорошо. Давай разберемся. Посмотри на меня, Гермиона.
Та выполнила просьбу.
— На что именно обратить внимание? — недоуменно спросила она. — Я вижу тебя.
— На это смотри.
Гарри указал на свою маску и скрытую под ней распухшую щеку.
— Благодаря маске опухоль скоро спадет, — осторожно подбирая слова, напомнила Гермиона. — Я знаю, что сейчас все это, должно быть…
Юноша соскользнул с кровати и расстегнул молнию своего защитного костюма.
— Помоги мне снять его, — потребовал он.
— Гарри…
— Пожалуйста.
Гермиона помогла стянуть костюм с верхней части туловища друга.
— Посмотри на меня, — повторил тот, медленно поворачиваясь на месте и приподняв руки.
До этой минуты девушка не понимала, насколько ужасны шрамы Гарри. Но ведь Северус и Невилл изобрели средство…
— А мазь…
— Если верить врачам, то, как я выгляжу сейчас — это чудо, — указав пальцем на изуродованную кожу, пояснил больной. — И даже пластические операции не понадобились! Я должен быть счастлив и этим. Я очень благодарен, — помолчав, он добавил: — Только все равно уродлив, как смертный грех.
Гарри не лгал: ожоги, пересекающиеся со шрамами от ножевых ран, выглядели отвратительно.
— Но Снейпу же, без сомнения, все равно… — на этом Гермиона осеклась, вспомнив увиденные в газетах фотографии: каждая из них изображала алхимика в объятиях с привлекательным молодым человеком.
Похоже, Гарри пришел к тому же выводу и эхом повторил мысли подруги:
— Я видел снимки в «Пророке». Они все красавцы, правда?
— Это наверняка какая-то ошибка, Гарри…
Тот покачал головой.
— Он сам мне рассказал, что переспал с тем итальянцем, Паоло. И еще каким-то парнем. Давно, на рождество, Гермиона.
— Ох, Гарри…
— Ну, что поделаешь. Он волен поступать, как заблагорассудится. И ему явно нравятся красивые мужчины, так почему не окружить себя таковыми? Я никогда входил в их число, а теперь меня и привлекательным даже сослепу не назовешь. Просто вовремя очутился под рукой; ну и ладно. Но трахать себя из жалости я не позволю, — тряхнул головой юный волхв, снова натягивая рукава. Вскочив, Гермиона помогла ему одеться и погладила по груди.
— И все-таки ты ему небезразличен…
— Да, как же.
В ответ на полный укора взгляд подруги Гарри кивнул, усаживаясь назад, на постель:
— Хорошо, в чем-то ты права. Он возится с моей магией, и я очень это ценю. Но с тех пор как я загремел сюда, мы почти не видимся, а на чертов министерский бал, куда меня, кстати, даже не пригласили, у Северуса нашлось время.
— Тебя не пригласили? Возмутительно! Но ведь он не мог не пойти, Гарри! При твоем отсутствии было очень важно, чтобы жертву нападения увидели здоровой, и…
— Что? Какую еще жертву? — схватил ее за руку Гарри.
— Так Северус же… Гарри, только не говори, что не знал о нападении Пожирателей! Об этом и в газетах писали.
— Я… мне рассказали, что случился инцидент и преступников поймали. Газету мне приносят не каждый день, а в зависимости от того, вспомнит ли о ней тот, кто назначен дежурным. Но… какая, к черту, разница? Ты имеешь в виду, что напали на Северуса? — нетерпеливо вскричал Гарри.
— Да, он отделался тяжелым переломом ноги. Сейчас уже все в порядке, но, сам понимаешь, какое-то время он не мог приходить к тебе.
— Боже мой! И ведь ни разу не упомянул об этом, — тихо произнес юноша. — Почему он мне не рассказал? Мог бы хоть записку черкнуть или потом, во время встречи…
— Может, Северус не хотел тебя волновать.
— Гермиона, — покосился на нее Гарри, — он прикасался к этим уродливым шрамам, проверял катетер, когда мне его поставили, и… — юноша пожал плечами. — Значит, он может за мной ухаживать, а я недостоин? Разумеется, я все равно торчал здесь, но Северус даже не поделился со мной… неудивительно, что он меня не хочет. Я был ему обузой. Какое счастье, что он намекнул об этом, прежде чем идиотизм завел меня слишком далеко.
