Тук-тук. Шкряб! Фиюююю-ить!
Девочка медленно встала, удивленно прислушалась. Подошла к проему в стене, скрытому занозистыми досками.
— Весну-у-ушка! — послышалось снаружи.
Девочка послушала, подошла к доскам и тюкнула по ним костяшками пальцев.
— Веснушка, ты там? Это Мячик. Попробую сдвинуть засов, хоть он и тяжеленный. Мосси тут без тебя с ума сходит. Свистит, ничего не ест, даже торт. Нам Роза испекла в подвальной печи, представляешь. О, почти!
Дверь ухнула в пустоту, но шестигранная каморка оказалась пуста. Мячик растерянно осмотрел комнатку и вышел. Закрыл дверь.
— Веснушка, не пугай меня! Альрик там извелся, его мучает договор.
— Не пугай, — отозвалась девочка, все это время просидевшая на полу у досок.
— О, это все-таки ты. Но почему тебя нет внутри? — растерянно пробормотал Мячик, — но мы придумаем. Спица тогда убежала на площади и проследила, куда тебя посадили. Как только они ушли, я пришел. Только как мне попасть к тебе? Может ты сможешь открыть дверь?
— Дверь? — эхом откликнулась девочка.
— Сиди там! — со слезинками в голосе крикнул Мячик, — я сейчас приведу Розу, она что-нибудь придумает! Слышишь?
Фьююююююють!
Девочка вздрогнула, звук будто разрезал ей уши. Они сжалась в уголочке, прикрыла голову руками и начала раскачиваться. Внутри все было хорошо и тихо, но снаружи какая-то ерунда. Непонятные звуки, непонятные голоса. А еще начало темнеть и это не нравилось девочке. В углу лежала большая клетка с белой подушкой.
Одежда была ужасно шершавая, как будто каждый шов прошит суровой ниткой. Узкий диван больно давил на каждый сустав продавленным каркасом. Девочка встала и начала ходить по кругу.
Дважды к ней приходил противный сморщенный человек в черном. Он тряс перед ней чем-то ярким, требовал отдать за-пис-ку, плакал, что погорячился. Девочка смотрела на него сочувственно, но у нее трещала голова от громкости его голоса и тогда девочка просто отключалась от старика. Тело было на месте, а взгляд в себя.
Один раз приходили, но доски не отодвигались. Слышались голоса, звали веснушек, а девочка не откликалась. Она знала, что точно не веснушка, иначе была бы на чьем-то лице. И старалась не слышать противный громкий свист.
Стало темно и девочка испугалась. Начала царапать краску на стеклах окон. Ковыряла створки ногтями, ковыряла, ковыряла, а потом как распахнула окно! Свежий воздух ворвался внутрь вместе с медовым мягким светом. Девочка выглянула — высоко-о-о. Куда хватит глаз лежали пески. Небо было окрашено в оттенки желтого и оранжевого, а на горизонте брела цепочка непонятных существ с горбиками на спинах.
Ветер дунул и окно захлопнулось. Девочка поспешила открыть его снова и рассмеялась, когда увидела джунгли. Лианы, пальмы, гигантские корни. Стало мокро и тяжело дышать, но пахло вкусно и было светлее, чем в предыдущем мире.
Девочка открывала и закрывала окно, открывала и закрывала. Несмотря на то, что пальцы становились все менее плотными. Снаружи был то город в ночных огнях, то океан с фонтанами китов. То хижины на опушке бесконечного леса, то голые скалы в цветных лишайниках.
Эти мхи что-то напомнили девочке. Как и пряный аромат тропиков, как соленые дали океана. Воспоминание никак не хотело становиться четким и застряло где-то на уровне солнечного сплетения. Девочка вспомнила слово “ощущение”. Это было ощущение и оно было прекрасно. То ли давний хороший сон, то ли поездка к бабушке на каникулы.
Ничего не осталось у девочки, даже платье начало истлевать, но ощущение было. И оно было главным. Впервые за несколько часов девочка разомкнула пересохшие губы и сказала шепотом:
— Я.
Слово было восхитительное и первое, что пришло на ум девочке. Она стала повторять:
— Я. Я. Я. Я.Я!
Слово звенело внутри и от него каменно-серый цвет платья стал немного серебристым. Девочка думала, думала и произнесла второе слово:
— Есть. Я есть.
Так называлось то самое ощущение и девочка запрокинула голову и рассмеялась. Она была и хоть больше ничего в памяти не было, девочка знала точно — она есть. Иначе кто все это думает и чувствует? Ни времени, ни пространства вокруг, только — я есть. И все.
А потом окно открылось не на улицу, а в уютную комнатку с розовыми обоями. Там на кровати сидела девочка еще младше, женщина рядом расчесывала ей длинные черные волосы.
— Эмма, милая, — говорила женщина, — надо терпеть, знаю, что больно.
— Но мам, — девочка сморщила острый носик, — почему я тогда не могу распустить волосы как Нина? Все равно скрутим в баранки, их же не видно.
— Видно, еще как видно, — ответила женщина, — длинные косы богатство женщины, а твоя прическа признак скромности и аккуратности. Не всем быть как Нина, да и незачем.
Девочка в каморке одним губами прошептала полузнакомое:
— Нина…
И картинка резко обрушилась, будто смытая водопадом. Вместо розовой комнатки показался коричневый школьный кабинет. Грифельная доска на стене, пузатые, громоздкие парты и две девочки между ними. Одна та же, только теперь в платье цвета мха, длинные косы собраны в колечки над ушами, глаза большие, зеленоватые, а смуглое лицо все в веснушках. У второй волосы были бело-золотистые, глаза голубые, а платье все в оборках.
— Эмма, ну что тебе стоит, — вторая девочка сложила ладони у груди, — я так хочу его увидеть. Сходим на полчасика в парк, где они тренируются?
— Мне папа привез новые живые картинки, я хочу посмотреть их, пока солнце!
— Ну, Эм-м-м-а-а-а.
— Хорошо, хорошо!
Девочка в каморке отшатнулась, когда и эту картинку смыло невидимой волной. Высокий мужчина с бакенбардами и объемным пузом раскачивался с пятки на носок. Цепочка от часов, свисающая из кармана пиджака при этом покачивалась.
— Эмма, мышка, ты ведь хотела прокатиться на новом мотобиле?
— Еще успею, — ответила уже знакомая девочка с баранками, — мы хотим с Ниной пораньше пойти сами, мы уже взрослые!
Девочка в каморке захлопнула створку окна. Она не знала, что там за Эмма, ясно одно — это не она. От белой подушки в клетке пахло пухом и влажными перьями. Возможно, на ней получится устроиться и поспать?
— Нельзя спать, — неожиданно вслух сказала сама себе девочка и очень удивилась.
— Нельзя спать, — повторила она в тишине, — выход.
Оказалось, что стены каморки шершавые, все в мелкой ракушечной крошке. Девочка шарила по ним руками и чувствовала как царапают кожу острые уголки. Сделав круг, девочка споткнулась о клетку. Наклонилась к ней. Вскрикнула, прикрыв рот ладонью. Там лежала птица! Это был…
— Лебедь.
Мокрыми перьями пахло от него. Девочка расковыряла замочек на дверце невидимкой, обнаруженной на затылке. С трудом вытащила наружу птицу. Тонкая шея безжизненно опала под кривым углом.
Отставила клетку в сторону и задела что-то липкое. От липкого пахло клубникой и шоколадом. Девочка обизнула пальцы и зажмурилась, сладко! Вкусно!
Зачесалась голова. Девочка села на козетку и вытащила из макушки гребень. С трудом распустила спутавшиеся косы, аккуратно отложила в сторонку шнурочки. Долго и медленно, в плотных сумерках расчесывала волосы. С силой заплела тугие косички, закрепила их шнурками и подвязал концы над ушами. Отряхнула платье, встала.
Дверь. Эти доски в стенной дыре называются дверью. Кажется, за девочкой кто-то приходил, но не смог попасть внутрь, открывал дверь в пустоту. Значит, выйти отсюда в правильном месте можно только изнутри?
Ясность начала возвращаться к девочке, по капельке. Но и легкость никуда не уходила, девочка прислушалась к себе, в ней не осталось страха. Самое страшное уже случилось, мелькнуло в голове, когда взгляд упал на лебедя.
— Кажется, они называли меня Веснушкой? — спросила девочка у мертвого лебедя.
Шея его лежала ровно и красиво, как будто птица легла набок. Было в этом что-то ненастоящее, бутафорское. Девочка подошла ближе, наклонилась и…
— Ой! — глаз птицы приоткрылся черной бусиной.
