— Не могу, — честно признался дознаватель.
— Верно! Не признают они это никогда. Жива эта девка — жива. И зайцы её продолжают искать, причём помощь у нас просить, конечно, не стали. А у нас-то здесь возможностей побольше будет чем у зайцев… мы должны найти её первыми. Понимаете?
Сеул покосился на Дербитто, и покачал головой:
— Не совсем. Зачем нам она? Это проблема зайцев, вот сами пусть и ищут. Или я что-то не понимаю?
Под шлемом послышался приглушённый смешок:
— Вы сотрудник столичной управы. Она в Столице совершила преступление первого списка. Мне кажется, что ваша прямая обязанность ловить преступников?
— Это так, — кивнул Сеул. — Но подобные задания мне дают непосредственно в управе. Странно, что в этом случае всё не так как обычно. Я не ожидал, что меня здесь… в этих стенах… начнут обвинять в пренебрежении служебными обязанностями. Кстати, если говорить об обязанностях: я вообще-то обязан задержать всех присутствующих по обвинению в причастности к тайному обществу. Тайные общества, знаете ли, запрещены у нас, причём давненько. За это у нас вешают.
Тут уж дружно хмыкнули все присутствующие.
— Вешают вообще-то за шею, — не к месту уточнил Азере.
Незнакомец хохотнул:
— Браво! Вы сравняли счёт! Сеул — вы стоите тех похвал, что вам расточают!
— Спасибо, — скромно поблагодарил дознаватель.
— Вы тот, кто нам нужен. Большая удача, что именно вам довелось столкнуться с этой девкой. Карвинс, покажи им. Да не кривись ты — тебе, проходимцу, даже от слепоглухого кретина не замаскироваться. Даже тараканы в этой комнате знают кто ты такой.
Карвинс из-под своего необъятного одеяния извлёк тощую кожаную папку, достал из неё лист плотной бумаги, протянул Сеулу:
— Узнаёте?
Дознаватель рассматривал портрет не более двух секунд. Причём время это потратил вовсе не на узнавание, а на оценку качества работы. При беглом взгляде дешёвка, набросанная угольным карандашом уличным мазилой на скромном сероватом картоне. Но даже ничтожных познаний Сеула в живописи хватило, чтобы расстаться с заблуждениями первого взгляда — такая показная простота работы стоит немало. Великий мастер рисовал. Ни одного лишнего штриха — и всё что надо на месте. Кажется что вот-вот, и чёрно-белый рисунок заиграет цветами, девушка перестанет сдерживаться, лукавая хитринка, читающаяся в глазах, оживёт и губы, наконец, растянутся в улыбке, разрывая плен запечатлённого мига.
— Это она.
— Вы уверены? — с лёгкой насмешкой уточнил незнакомец.
Сеул при его словах почувствовал себя не слишком уверенно, но вида не показал:
— Да. Портрет великолепен.
— Как живая, — подтвердил Дербитто. — Хороший художник делал.
— Вы правы… насчёт художника. — Рисунок был набросан за несколько минут. На коленке буквально. Но всё, к чему прикасались руки Этчи, становилось шедевром.
— Этчи? — удивился Сеул. — Он же давно умер.
— Пятнадцать лет назад, — подтвердил незнакомец. — А портрет этот появился за пять лет до его смерти.
— Это невозможно, — решительно заявил Сеул. — Я видел её в нескольких шагах. Она юна. Не омоложена — а именно юна. Возраст можно обмануть, но юность не сохранить. Если вы говорите правду, то, выходит, эта девушка родилась уже после создания своего портрета. А это невозможно.
Незнакомец указал на портрет:
— Здесь изображена принцесса Вайира. Её мать, вдовствующая герцогиня Шани, заказала Этчи свой портрет для пополнения галереи предков женской линии. Он работал в замке около двух недель. В один из тех дней он и набросал этот эскиз. Было это в начале весны… Взгляните — она само воплощение мига пробуждения весны. Воплощение пробуждения… Её губы сжаты, но…
— Но они как свежий бутон, уже готовый распуститься нежной улыбкой, — неожиданно для всех произнёс Дербитто.
Все дружно обернулись на стражника — никто не ожидал подобных слов от этого потасканного жизнью реалиста.
Незнакомец не обиделся на то, что его перебили:
— Да Дербитто — вы видите то же, что и я. Она вот-вот улыбнётся. Сверкающая женская чистота и свежесть пробуждающейся природы. Род Шани славен красотой своих женщин, а эта юная принцесса сумела затмить всех своих предшественниц. Это лучший портрет Вайиры. В миг, когда Этчи его набрасывал, его гениальность, наверное, достигла пика. Потом… в начале лета… Вы все, думаю, знаете, что случилось в начале лета. И уже потом, когда после этого прошли годы, герцогиня не могла смотреть на этот портрет… Наверное и она это видела… Портрет попал в королевскую публичную галерею, и там его мог увидеть любой желающий.
Знаете, я сам его снял сегодня со стены. Он висел скромным клочком бумаги, затерянным среди сотен великолепных ярких полотнищ. И я увидел, что пол под ним грязен. Очень грязен. Грязь приносят посетители галереи. И если посетители галереи толпятся под этим скромным листком… Этчи был гений — это не подлежит сомнению. Но в галерее десятки его работ, и лишь эта пользуется таким бурным вниманием… Тут уже дело не только в гениальности — главную роль играет Вайира. И не надо думать о том, что народ глазеет на неё из-за той давней истории. В галереи полным-полно портретов мятежников, узурпаторов, палачей, грабителей, насильников, всех этих злодеев и их жертв, и создавали их гении кисти. Под ними не натоптано… А здесь красота тела и души… и нераскрытая тайна… и Этчи… В трактире Пуго один из посетителей бывал в галерее, и на допросе отметил, что убийца была похожа на последнюю принцессу Шани… Я думаю, что вы повстречали дочь Вайиры.
— У принцессы не было детей, — мрачно произнёс Дербитто.
— Двадцать лет назад не было. Но, сколько, по-вашему, лет было той девушке-убийце?
— Около восемнадцати, — предположил Сеул.
— Вот видите! Значит она появилась уже позже того страшного для Шани лета и вполне успевала выносить дочь.
— И? — уточнил Сеул.
— Вы должны узнать правду. Всю правду о том лете. Я не скажу вам, зачем это нужно. Вам достаточно знать, что это очень важно. Очень.
* * *
Едва за Карвинсом закрылась дверь, Монк с наслаждением стянул шлем:
— Друг мой Азере, я сильно ошибся с выбором маски. Подобное железо уместно на поле боя, но вести в этой кастрюле беседу — увольте. Что б я ещё хоть раз послушал Карвинса! Как, по-твоему — эти служаки действительно не поняли, кто перед ними?
Маг пожал плечами:
— Какая, в сущности, разница? Они не настолько глупы, и прекрасно понимают, что без участия высшей аристократии подобное братство не имеет смысла и перспектив. И принц, если говорить прямо, здесь не братство, а так… кучка заговорщиков плохо понимающих, к чему мы идём… Настоящее тайное общество это те же некры: их бесполезно давить — раздавишь одну лапу, вырастают две новые. А у нас… арестуй утром одного и к вечеру у дознавателей будет полный список членов.
