— Хорошее решение. Решение, которое сбережёт части целого.
— Наказаны те, кто сделали целое меньше на севере?
— Сложно. Непонятно. Если наказаны, то не мы наказывали. И нет уверенности в наказании.
— Мы не понимаем.
— Мало знаний. Там странное. Там была магия. Но такой магии не было никогда. Человек, носитель этой странной магии, сделал целое меньше. Неумышленное деяние. Он убивал временных союзников, но часть целого их защищала, и была уничтожена.
— Странная информация. Мы считали, что наши временные союзники в этом регионе неприкосновенны.
— Носитель странной магии так не считала. И мы видим, что временные союзники про неё что-то знают. Но скрывают эту информацию. Там всё странно.
— Мы поняли. Изучи это странное. Странное надо понять. Если оно опасно, то должно быть уничтожено. Если невозможно понять — тоже уничтожить. Если оно уже уничтожено, то прекратить изучение — мы не можем распылять силы. Нас мало.
Шагать вперёд Дербитто явно не хотел, и Сеула это не удивляло. В своё время, проходя малый путь тайного посвящения, он так же с опаской относился к таким участкам. Глаза завязаны, от ушей в этом подземелье толку нет, все чувства уходят в ноги и в ладонь, которой касаешься стен. Если нога не встречает под собой опоры, это напрягает. Кто знает, что под подошвой ботинка — безобидная ямка глубиной с ладонь, или бездонный каменный колодец? В подземельях Немервата пакостей хватало.
Чуть присев на правой ноге, Дербитто носком левой нащупал ступеньку, шагнул вперёд. Сеул, наблюдая за ним через одно из окошек в потолке галереи, одобрительно кивнул — служака до сих пор не унизился до «четверенек» и ни разу ещё не использовал руки для опоры. А ведь большинство в конце пути шлёпает на четырёх. И это несмотря на то, что почти все знают — смертельных опасностей на этом пути нет.
Хотя если вспомнить, то именно на этой лестнице свернул шею купец Гинцис. Сеула тогда подняли среди ночи, потребовав обставить смерть неудачника поестественнее. Пришлось через кожаную воронку заливать трупу перегнанное вино, затем тащить его через весь город к бухте, и там бросить на берегу, прямо напротив заведения матушки Неи. Труднее всего было заставить себя наблевать с парапета — желудок был практически пуст. Поутру, уже в составе отряда следователей, Сеул осмотрел тело, и заодно по свету оглядел местность в поисках оставленных улик. Собою оставленных.
Город потом неделю мусолил сенсацию: почтенный гильдиец, оказывается, по ночам бегал к девкам, что его и погубило. Замутило, вышел на воздух, свесился вниз, прочистил желудок, да и не удержался спьяну — сверзился. Высота невелика, но набережную уж лет сто не чинили, камни вывернуло волнами, на них и молодой без переломов не обойдётся, а уж такому толстяку как Гинцис никак не выжить.
У полиции версия была одна — несчастный случай. И даже придирчивые купеческие старосты с этой версией почему-то не спорили.
На середине спуска из бокового окошка высунулась рука с факелом, махнула пламенем перед лицом стражника. Дербитто, почуяв жар, инстинктивно отшатнулся, но равновесие не потерял. Демонический хохот, перемежаемый воплями ужаса, усилился, но и это не поколебало решимости новичка. Сеул почему-то был уверен, что эти звуки его раздражают — не более. Взрослый ведь человек — такого ерундой не напугать. Очередной дешёвый спектакль, второй за эти дни. Сеул полгода назад сам шёл по этой галерее с повязкой на глазах, а потом несколько раз наблюдал за этим со стороны. Даже первый раз неинтересно было, и не страшно. А сейчас просто скука, лишь раздражённо думаешь: «Да когда же этот Дербитто освободится?!»
Дербитто добрался до дверей. Всё — конец. Очередной кандидат в члены братства, нащупав доски, окованные железом, уверенно стукнул три раза. Хор демонов и их жертв утих, взамен по галерее гулко, не по-человечески, вопросили:
— Ты в конце пути: хочешь всех благ мира, вернись назад. Хочешь пройти вперёд — забудь себя.
Дербитто отчётливо вздохнул, и монотонно, будто заученный стих, пробубнил:
— Я забыл себя. И найду себя лишь сделав шаг вперёд.
Один из зрителей не выдержал, громко и весело прошептал:
— Сейчас он ещё дверь попросит побыстрее открыть. Вот умора будет — как с Ципусом.
На весельчака шикнули, среди зрителей воцарилась тишина.
Дербитто с честью выдержал все ритуальные вопросы, преодолел дверь, вытерпел окончание церемонии. Стоически, не проявил неудовольствия даже когда ему резанули палец, и, приподняв нижний край маски, не поморщившись, отхлебнул из чаши кровавое пойло. Правда, если честно, крови там всего ничего — обычное красное вино. Но немало неофитов позорно блевали на этой части церемонии — именно из-за них из зала убрали ковры.
Полтора десятка собравшихся почтили нового члена тайного братства, отхлебнув из той же чаши, после чего большинство покинуло помещение. Дербитто, поглядывая в спину уходящим, склонился к плечу Сеула, чуть слышно шепнул:
— Господин старший дознаватель, я понимаю, что этого требует ритуал, но вот что меня убивает: неужто Дотий всерьёз думает, что есть в Столице кретины, способные его не узнать, как бы он не вырядился?
Сеул не ответил на риторический вопрос. Дотий, макушкой едва достававший до грудины не самым высоким мужчинам, был при этом в ширину заметно больше, чем в высоту. При этом задница была у него самой широкой частью фигуры. В придачу ноги у него изгибались как у старого кавалериста — на манер бублика, да ещё и носки завёрнуты внутрь. Передвигался он смешной, прыгающей походкой, из-за чего получил у горожан ласковое прозвище «Воробей». А ещё он частенько гулко кашлял, и почти непрерывно шмыгал носом, вбирая внутрь растекающиеся сопли. Будучи первым помощником городского главы, Дотий был известен всей Столице. Такого приметного горожанина чтобы спрятать, не маска нужна, а гроб.
Очередной дешёвый спектакль…
Не считая Сеула и Дербитто в зале осталось двое: Хранитель печати в своём красном островерхом балахоне (жаль что на Дотия не такой одели — отличная красная груша вышла бы), и безымянный брат. Впрочем, не такой уж и безымянный: очень высокий, в поистине микроскопической маске, даже не пытается скрыть свою принадлежность к высшим магам империи — академический перстень выдаёт его с головой. К тому же шрам на щеке заставлял подозревать в этом брате главу боевой школы Азере. Для сини вывести рубец сущий пустяк, но обладатель этой отметины не соизволил себя утрудить такой малостью.
Хранитель, подойдя к стене, открыл маленькую дверь, замаскированную настолько хорошо, что Дербитто не удержался, одобрительно хмыкнул.
