Я шел с Михалычем, разговаривая ни о чем, и чувствуя себя, будто выехал на природу. Хорошее это место. У многих городских детей есть деревенские бабушки с дедушками, мои же не имели даже дачи. И находясь вдали от шумных улиц и толпы народа, я чувствовал какой-то детский восторг. Нет, я не настолько романтик, чтобы променять город, с которым я по-настоящему сжился на эту природу, но побывать здесь было полезно.
– По-прежнему живем, - рассказывал старик, радостный встретить новое лицо. - Машины только у меня нет теперь, но это ничего, огородом больше занимаюсь вместе с женой. А ты, врач уже, небось?
– Да, в Краевой больнице работаю.
– Во-во! Там тебе и место… Слушай! - он попристальнее всмотрелся в мое лицо. - А это не тебя по телевизору показывали, обвиняя в колдовстве? Я мельком видел, не узнал сразу, но…
Я скривился, но врать не стал, мало ли кого и почему по TV показывают.
– Меня. Но вы же не верите в этот бред.
Михалыч задумчиво прицокнул.
– Я видел, как ты лечил прикосновением, - протянул он. - Но ты лечил, а не приносил вред. Ты спас многие жизни, а значит, в бред я не верю, - и добавил: - кем бы ты ни был.
Я не сдержал улыбки. Ну почему та же Бушкова не могла просто поблагодарить за спасение матери и сделать вид, что все как прежде, так нет же, она все еще жаждет получить на меня компромат.
– Спасибо, - поблагодарил я. - Кем бы я ни был… - А кто же я? Над этим вопросом стоило поразмыслить.
– А вот и домик этот, - провозгласил мой проводник. Действительно, у самой кромки леса стоял деревянный дом с заколоченными ставнями, чуть покосившийся, но рухнуть, вроде, не собирающийся.
Я сделал шаг вперед и обнаружил, что иду один. Михалыч остановился.
– Вы не пойдете? - не понял я.
– Нет, - он покачал головой, как мне показалось, с сожалением. - Я сам не верю, что в этом доме осталось что-то магическое, да и сомневаюсь, было ли оно там, но люди у нас суеверные. Если узнают, что заходил, потом хлопот с ними не оберешься, до поселка и то никто не подвезет.
– Ясно, - кивнул я. - Ну, вы тогда не ждите. Я потом сразу уйду, чтоб слухов не было, что я в доме Гордеко побывал.
– Так дорога ж там, - старик удивленно указал направление в ту сторону, откуда мы пришли.
– Кто бы я ни был, - напомнил я его же слова. - Я доберусь.
Его лицо приняло серьезное выражение.
– Ну, ты хоть загляни когда, - смущенно пригласил он.
– Приеду, - искренне пообещал я. "Если останусь жив, приеду".
И Михалыч пошел обратно, а я направился к дому.
Сюрпризы бывают трех видов:
1..приятные;
2. неприятные;
3. очень неприятные.
Как правило, мне преподносят третьи.
Дверь подалась первого заклинания. Ухнули петли, тишину пронзил душераздирающий скрип. Дверь рухнула под ноги, подняв столп пыли, которая накапливалась более полувека.
Я вошел. Темнота. Ставни забивали на славу, только с большим трудом и неуемной фантазией угадывались очертания всеми забытой мебели.
– Наконец-то! - призрак появляющийся в темноте в заброшенном доме - видение не для слабонервных. Я вздрогнул.
– Куда ты пропал?! - набросился я на него.
– Справлялся об этой Гордеко, думал, может, нам ее дадут в помощь…
– А они? - просто так поинтересовался я, хотя ответ был очевиден, ведь Сашка появился один.
– Отказали, - хмуро отозвался он. - Сказали, что хватит с тебя меня одного.
– Как всегда, - пробурчал я. - Итак, приступим.
Отрывать и возвращать на место доски со ставен было слишком долго, поэтому я поступил проще - только развел руки в стороны, произнес волшебное слово, и комната наполнилась светом, ничем не отличающимся от дневного.
Пыли стало больше, особенно живописно смотрелась та, что свисала с потолка и со стен. Я даже чихнул.
– Неженка, - фыркнул призрак в мою сторону. - А, кстати, местечко - мечта сумасшедшего художника.
Я не мог с этим не согласиться. А вообще, что-то знакомое было в этом помещении, что-то… Я вспомнил, где еще видел такую паутину - в своем сне. С появлением Сашки витражи мне больше не снились, и я было решил… А, не важно, что я подумал, одно приятно, здесь была только паутина, витражей не наблюдалось.
На полу под толстым слоем пыли валялись бумаги, на полках - древние книги.
– Почему маги не забрали все это? - вслух удивился я. - Ведь все это бесценно!
– Побрезговали? - предположил Сашка.
– Да нет, - побрезговали бы копаться в вещах слабенькой ведьмочки, но, вспоминая ее прошлое пророчество, Александра Гордеко была великой. - Скорее, испугались.
Я подошел к полке и провел рукой по переплетам, стирая пыль. "Высшие заклинания", "Белая магия как основа", "Правила магического боя"… Книжки как на подбор, я их, конечно, читал, но я-то маг Стихии, а такие книги разрешается только волшебникам, равным по силе Захару и другим.
– Так, - заключил я, - никакой ведьмой эта Гордеко не была, а белой волшебницей, и молодой она не умирала, бессмертной она была, вот и выглядела молодой. Ее убили.
– А ты не преувеличиваешь? Неужели тебе бы не сообщили о волшебнице, которая так правдиво предсказывала будущее? Да и мне бы сказали там о том, что нужно посетить это место…
Он размечтался. Его зачем-то вернули, но зачем еще не известно. Но вовсе не за тем, чтобы теперь у меня все легко получалось.
– …конечно, сказали бы…
– Сашка! - прервал я его. - Мы оба пешки, неужели не понял? И она была пешкой. Не удивлюсь, если ее убрали свои же.
– Призраки не бывают пешками, - возразил он.
– Призрачными пешками, - перефразировал я. - Это без разницы.
Я убрал пыль с переплетов еще нескольких книг. Редчайшие экземпляры.
– Они просто все это похоронили! - ужаснулся я.
Сашка больше не возражал.
А я тем временем открыл шкаф. Так, тетради, отлично. Книги есть и в библиотеке, и у меня, а мне нужны как раз личные записи Александры.
Тетрадей было много, они были почти без пыли, так как дверца шкафа была плотно закрыта. Все без подписей, только одна с витиеватыми буквами на обложке: "Дневник".
– Дневник, - прочел Сашка, смотрящий из-за моего плеча.
Я, ничем не руководствуясь, открыл последнюю исписанную страницу.
Почерк был размашистый, было видно, что человек торопился или нервничал. "Уже скоро, я знаю, - было написано чернилами. - Это не изменить. Что ж, пусть так… Но как быть с парнем? Он придет лет через 60-70. Это долго! Это чертовски долго! Но если он не узнает то, что я должна ему сказать, он никогда не использует для себя то захудалое пророчество и не объединит… этих ослов. Что же делать?… Он ДОЛЖЕН услышать то, что я хочу сказать! - затем пропущено несколько строк, и далее почерк был уже ровным и более мелким, похоже, волнение отступило. - Прасковья передаст мои слова. Она узнает его. Его нельзя будет не узнать - ветер будет следовать за ним по пятам, так я ей и сказала. Что ж, меня уже ждут. Я знаю, что мои записи тронуть не посмеют, поэтому пишу, веря, что когда-нибудь их прочтут не мои враги", - витиеватая роспись "А. Гордеко" - и больше ничего.
