- Каким образом? – поразилась девушка.
- Если вы будете с нами, мы изменим мир. В вас дремлет огромная сила, и мы поможем пробудить ее. Власть над судьбой, не только собственной, но и всего мира, свобода выбора, отсутствие каких-либо преград, безграничная мощь и могущество – вот что вас ждет. Вы сможете вернуть всех тех, кого любили – ваших родителей, Мерлагонда и его семью. Жизнь не позволила провести вам много времени вместе с ними – так потребуйте его назад! Также в вашей власти будет покарать всех, кто пытался поставить вас на колени. Сколько раз вы рисковали жизнью, защищая этот город! Ведь именно вы спасли Кронемус от нашествия живых мертвецов. А в ответ вас подвергли позорному аресту, лишили имени и памяти, обвинили в преступлениях, которых вы не совершали. Заставьте же эти жалкие душонки жалеть и молить о пощаде!
- Но у меня здесь не только враги! – горячо произнесла Флиаманта. – Друзья тоже есть!
- Вы так думаете? – усомнился Астергон. – Тогда буду вынужден вам кое-что показать. Но, предупреждаю, это будет неприятно.
- Только не подумай наслать на меня какой-нибудь морок.
- Не беспокойтесь – я всего лишь сделаю вас невидимой и ненадолго отправлю в одно хорошо знакомое вам место. Там вы увидите истинный облик тех, кого считаете друзьями, - и толстяк поднял обе руки вверх и сделал несколько быстрых пассов.
* * *
Сказать, что участники суда были поражены до глубины души сообщением посыльного – значит, ничего не сказать. Сначала все замерли в гробовом молчании, потом начали перебрасываться отдельными фразами, выражавшими целую гамму чувств от удивления до злорадства, а еще спустя пару минут поднялся такой гвалт, что уже никто не слышал друг друга. Каждый считал своим долгом выплеснуть наружу весь свой гнев и возмущение.
- Тихо! – наконец прогремел Флиппарус. – В таких обстоятельствах, я считаю возможным проголосовать еще раз. Каждый, кто хочет изменить свое решение, сейчас может это сделать.
Халкерик, Дейнгард, Октиус и все, кто положил свои каменные шары на левую чашу, остались на местах, а вот все остальные, шумно переговариваясь, устремились к весам.
- Раз враг так печется об ее жизни и готов ради нее на такие уступки, значит, она и впрямь с ним связана. И очень для него важна, - сказал Кромфальд, перекладывая свой шарик; весы сразу склонились влево.
- Боюсь, что вы правы, - вздохнул Флиппарус. – Я бы тоже многое отдал за такого шпиона!
Один за другим собравшиеся перекладывали шарики на сторону, перевес которой означал виновность воительницы. Действительно, после такого трудно было сомневаться в ее предательстве. Никто из присутствующих: ни рыцари, ни даже самые чуткие маги, не заметили, как на балконе, опоясывающем зал, появилась тень. Девушка не была здесь с того самого дня, когда она клялась в верности Кронемусу, и Таламанд вручал ей посох волшебницы. Вот он подошел к весам, постоял, подумал секунду и, также как все, перенес свой шарик справа налево. Флиаманта посмотрела на Эстальда.
- Почему? Зачем она это сделала? - Словно по раскаленным углям волшебник на негнущихся ногах шел к весам. На поднявшейся высоко вверх правой чаше оставался лишь один камень. Его.
Это было похоже на проклятье. Самая лучшая на всем свете. И вдруг предательница.
- Я ненавижу тебя, Смаргелл, - в отчаянии подумал Эстальд. – Из-за тебя я узнал о том, кто Флиаманта есть на самом деле. Лучше было оставаться в неведении, - и дрожащей рукой он переложил шар с одной чаши на другую. Сделав это, маг, словно в кошмарном сне, вернулся на место и тяжело опустился на скамью.
- Итак, все «за» виновность и ни одного голоса «против», - объявил Флиппарус, ударяя деревянным судейским молотком. – Но теперь нам предстоит решить – оставлять ли ее здесь, чтобы она могла понести наказание по законам Кронемуса, или выдать Джиаданту?
* * *
Флиаманта вновь оказалась на городской улице. Девушка тяжело дышала, словно только что вынырнула из-под воды.
- И это – друзья? – произнес Астергон. – Те, кто обвинили вас во множестве преступлений, хотя вы не совершали ни одного из них, а теперь собираются выбирать – котел с кипящим маслом или грязные лапы подручных Замогильного?
Воительница даже ничего не могла ответить. Ее душили слезы. Эстальд предал ее, оставил одну. Как такое вообще возможно? Да, теперь вокруг нее были одни лишь враги. Боль и отчаяние постепенно переходили во всесокрушающую ненависть, заставляющую сжимать руку на эфесе меча.
- Они предали вас, но в обиду им я вас не отдам, - Астергон положил Флиаманте руку на плечо. – Мой Повелитель не позволит вам попасть к Джиаданту. Одно ваше слово – и я перенесу вас далеко-далеко отсюда, прочь из этого проклятого места. Там вы встретитесь с Ним, и с его помощью сможете исполнить свое великое предназначение. Там вам воздастся за все перенесенные страдания, и вы сможете добиться справедливости - для всех в соответствии с их делами.
* * *
- Отдадим ее – такую не жалко! – произнес Халкерик. – Да, город уже не спасти, но сколько тысяч жизней будут тогда сохранены! Старики, женщины, дети… Они не заслужили того, чтобы быть заживо сожженными в собственных домах или замученными в рабстве.
- Не торопитесь, - возразил Кромфальд. – Мы ведь точно не знаем, для чего именно она понадобилась врагу. Может быть, ее выдача даст ему преимущества, по сравнению с которыми подобные уступки ничего не стоят?
- А что мы получим, если не выдадим ее? Еще больше крови, когда Кронемус падет? После того, как Флиаманта освободила душу Джиаданта, наш город потерял даже призрачную надежду на спасение. Если сейчас речь идет только о том, как умереть более достойно, давайте сделаем это, как и подобает воинам – не утаскивая за собой невинных и бепомощных, - возразил Флиппарус.
- Именно поэтому ее надо выдать, не раздумывая, и пусть мерзавцы делают со своей подружкой, что захотят, – подхватил Октиус.
- С падением Кронемуса борьба не закончится, в мире еще остались те, кто способен поднять мечи против Смаргелла, - Дейнгард вышел на середину зала, чтобы его было лучше видно и слышно. – А вы собираетесь дать ему новое мощное оружие. Торговаться в Инферосе умеют, поверьте, будь Флиаманта просто сильным воином, магом или шпионом, они бы предложили выпустить человек десять, не больше. А тут – всех! Уверен, что она значит для демона куда больше, чем мы можем даже предположить.
