Здесь ни слова про императора! Этот индюк, прижитый папашей в кладовке от кухарки, приказывает мне от своего имени! Так получается?! Прав у него на это поменьше, чем у меня на корону Империи. Так что я сразу прямо говорю: «Пошёл он вон!» Не знаю… будь император жив и здоров, вряд ли он бы допустил подобные «подписи» — в былые времена за подобное спускали в подвалы Немервата, а назад поднимали уже по частям. Не хочу впадать в крамолу, но даже из нашей дыры уже заметно, что у вас там, в Столице, не всё в порядке. Так что я первую подпись попросту вычёркиваю — будем считать её пустячным недоразумением. Да не хмурьтесь вы господин Сеул — ведь вторая подпись это совсем другое дело. Принц Монк это принц Монк. Странно, конечно, видеть на такой писульке его подпись по соседству с росчерком этой жирной пиявки, но, по чести говоря, если кто и способен править Империей, то это он. И, как мне кажется, он уже начинает это делать.
И делает, надо честно признать, весьма эффектно — даже приставка «второй наследник» ему, очевидно, не сильно мешает. Интересно, он спит когда-нибудь? Скорее всего, нет, иначе как бы он поспевал за всем сразу смотреть?
Сеул протянул руку:
— Господин Эддихот, позвольте мне забрать эту бумагу. Если вам, разумеется, она больше не нужна.
— Разумеется. Забирайте. И заодно уж просветите меня неразумного, зачем вы сюда припёрлись? Иначе мне будет трудно оказывать вам содействие. Или дело настолько тайное, что даже мне, префекту провинции, знать ничего не положено?
— Что вы! От вас никаких тайн! Совет озабочен многочисленными жалобами на массовые исчезновения женщин в ваших краях. По просьбе пострадавших семей это дело взял под свой контроль королевский наместник, и лично обратился к совету за помощью.
Эддихот понимающе ухмыльнулся:
— Понятно. Значит, мне знать не положено.
— Вы мне не верите? — уточнил Сеул.
— А вы бы поверили? Взгляните в окно — что вы видите? Вы видите не окно, а узкую амбразуру в толстой стене. Здание префектуры это укреплённый замок, способный выдержать серьёзную атаку. Скажите, у вас там, в Столице, здание управы может выдержать осаду?
— Сомневаюсь, — честно признал Сеул.
— А вот у нас, в Тионе, может. Взгляните вон туда, в угол. Там, в шкафу, хранится полный кавалерийский доспех. Он вычищен и смазан, всегда готов к бою. Во втором шкафу два меча, кавалерийский арбалет, топор и булава. Щит мой висит на стене — вы можете его увидеть за моей спиной. В любой момент я могу облачиться для драки и спуститься вниз — в конюшне стоят наготове боевые кони. Скажите, ваш уважаемый префект, так же как и мы, всегда готов к бою?
Вспомнив амёбообразного толстяка Юронуса, Сеул не сдержал саркастической усмешки. Поняв его без слов, Эддихот констатировал:
— Вот видите господин Сеул — а мы готовы. Мы здесь давно уже выплясываем на раскалённой сковороде — ноги привыкли к жару.
— Неужели всё настолько плохо?
— Нет, плохо было вчера, сегодня у меня уже нет приличных слов, чтобы описать насколько всё… гм… нехорошо. Взгляните на карту. Провинция Тарибель крайний север Империи, она треугольным клыком вдаётся в Северную Нурию. Под имперский протекторат Тарибель попала двести лет назад, после Шериханского договора. По договору хабрийцы оставили захваченную ими северную часть Нурии, но мы, непонятно почему, не отошли из освобождённой части страны, а остались, и дали этой области свой протекторат. Все наши беды с того времени и пошли… И даже то, что сорок лет назад Тарибель потеряла статус протектората, став полноценной провинцией, ничего уже не изменило. Нам надо было тогда, ещё двести лет назад, оставить Нурию нурийцам и наглухо запечатать границу с ними. Пусть бы и дальше были заслоном между нами и Хабрией, варясь в собственном соку. Скажите мне, господин Сеул, что вам известно про нурийцев?
— Воры, — честно признал Сеул. — В Столице их хватает, и я ещё ни разу не слышал, чтобы нуриец занимался честными делами. Существенное число убийств из-за них — у них дурная привычка самую пустячную проблему решать с помощью ножа или удавки. Их немного у нас, но держатся они друг за друга крепко — очень дружный народ. Если нурийца арестовать, надо быстро и под хорошей охраной доставить его в надёжную камеру, иначе по дороге запросто отобьют — нурийцы единственные из бандитов, у кого хватит наглости напасть на отряд стражи… Ну и потом уже, когда их человек надёжно заперт в подвале управы, бесцеремонно стараются его выкупить. Должен признать, у них это нередко получается…
— Вот! Вы всё сами понимаете! А представьте, Сеул, если нурийцев у вас там вдруг станет в сто раз больше. Каково это будет?
— Неприятно…
— Вот-вот! А мы так и живём.
— То есть даже здесь, на родной земле, нурийцы чураются честной жизни? Я, признаться, почему-то считал, что преступные наклонности присущи лишь беженцам, оторванным от родной земли после войны.
— И да и нет. Нурийцы очень неоднородны — честных трудяг среди них достаточно. Они хорошие пастухи и садоводы. Бандитизм присущ тем кланам, что издавна занимаются скотоводством — земледельцы более спокойны. Пока в жизнь Нурии никто не вмешивался, между ними царило какое-то равновесие. Но потом… Когда Хабрия захватила Нурию, здесь около двух лет резня шла. Хабрийцы умеют навязывать свои варварские убеждения даже тем, кто категорически не желает их разделять. В первую очередь страдали земледельцы — землю в кармане не унесёшь. Пастухам полегче было — в леса и горы прятались. Оттуда, сбившись в шайки, наведывались в долины, вырезая зазевавшихся хабрийцев. Вам знакома фраза «нурийский гость»?
— Да, так называют погибших при пожаре, кого огонь на совесть изуродовал.
— Вот! Это с тех времён пошло! Если нурийская шайка ловила хабрийского жреца, она делала из него «нурийского гостя». Вы не подумайте, что они негостеприимны — это вовсе не так, но жрецов они, сами понимаете, не сказать, чтобы сильно любили.
— Понимаю.
— Что-то я в дебри ушёл… Короче говоря — бандитов здесь очень много. Граница… на карту гляньте — она у нас очень длинная. Проходит в основном по лесам и горам. Ни войск ни стражи на её даже частичное закрытие не хватает — патрулями мы только видимость порядка там создаём. Нурийцы свободно бегают через неё туда-сюда. Контрабанда. Хабрийские некроманты. Нелегальные плантации итиса в горах. Банды численностью до сотни и более нурийцев, вооружены они подчас получше стражи, а уж выучка… Первая игрушка мальчика-нурийца — кинжал. Острейший кинжал. Если порежется, и начинает бояться стали, его оскопляют, и продают хабрийцам. Вот и подумайте, что за дети вырастают у этого разбойничьего народа… Чтобы взять банду из десятка нурийцев, надо посылать полсотни стражников. У меня под началом около пятисот человек — если всех боеспособных соберу. Два корпуса пограничной стражи это две тысячи — на них я тоже могу рассчитывать.
