Наконец, пробравшись через переплетение ветвей и корней, вывороченных из земли деревьев, вышли на поляну фэйри, где перекусили местными огромными грибами — удача лишней не бывает. И вновь дорога, и тени веток исполняют причудливый танец, а лучи солнца, найдя дорогу в шатре ветвей, скользят по массивным фигурам разорителей, выхватывают серые тени гончих, носящихся вокруг отряда в поиске противника.
Еще полчаса пути, по пружинящему ковру старой хвои и зелёного мха, и войско вышло к точке моего появления в игре. Осмотрев поляну, развернул перед собой карту, пытаясь соорентироваться и понять по рассказу гворна, куда двигаться дальше. Учитывая, что местность вокруг была практически не разведана, сделать это было сложно. Спас меня тонкий свист. Из гигантских кустов черники весь перемазанный ягодным соком появился Алтрама.
— Здесь тропинка милорд. Гончие "говорят" нахоженная.
Я мрачно сплюнул под ноги, вот кто мне мешал исследовать поляну повнимательнее, когда начал игру, ведь неспроста же есть нахоженная тропинка, да и егерей надо было поподробнее расспросить, почему вызывали демона именно в этом месте. Но сделанного не воротишь, потому махнул рукой, и отряд двинулся по петляющей среди тёмных старых ёлок и молодых нежно зелёных елей тропинке, всё глубже и глубже уходя в лес.
В какой‑то момент стало понятно, что мы достигли границы места, о котором говорил гворн, уже привычный чуть мрачная атмосфера старого ельника сменилась. Старая хвоя и мох под ногами обращались невесомой серой пылью, а зеленый цвет елей сгустился до черноты обугленных, но так и не упавших, стволов. И какая‑то странная неживая тишина повисла над головами. И, тем не менее, мои демоны приободрились, уловив родные ветра пустошей, наполненные силой хаоса. Гончие, словно что‑то почувствовав, начали забирать правее, а вскоре и я ощутил обжигающей и невесомый ветер Инферно, дующий в нашу сторону. А следом за ветром пришла песня, злая недобрая песнь, тянущаяся на одной долгой ноте и отражающаяся от еловых стволов, чтобы эхом разнестись по сожженному, изменившемуся, но выстоявшему лесу, пропитанному огнем и хаосом.
Пара коротких жестов, и отряд взял находящуюся впереди поляну в клещи. Так же жестами отдал команду всем оставаться на местах, суккубам и гончим с церберами замкнуть окружение, а сам вышел на прогалину, и остановился, поражённый увиденным зрелищем. В центре поляны синим пламенем горела пентаграмма, и чёрный жирный пепел сгоревших деревьев кружился над ней. Багровые искры играли, то ли в кристаллах, то ли огромных драгоценных камнях, расположенных по углам магической фигуры. А в центре крутилась багрово — чёрная воронка, втягивая в себя пепел, то уменьшаясь, то вновь увеличиваясь в размерах, в такт какому‑то неведомому сердцу. Семь тёмных фигур, окружали пентаграмму, продолжая тянуть на одной ноте, то ли песню, то ли гимн, покачиваясь в такт мелодии.
Воронка в центре пентакля сжалась в точку и взорвалась, волны пепла накрыли поляну, закрывая её от света солнца, и наступила тьма. Лишь различными оттенками красного продолжали гореть фигуры живых, а багровые искры в камнях, окружавших пентагерон призыва, разгорались мрачными кострами. И вновь воронка сжалась, превращаясь в тусклый багровый шарик, и опять взорвалась, разбрызгивая вокруг тёмно — алые огни, повисшие японскими фонариками на окружающих поляну деревьях.
На миг зрение отказало мне, а когда восстановилось, увидел, что на месте вихря портала возвышается огромная иссиня — чёрная фигура, отливающая маслянисто — алым блеском на изящном рисунке чешуи. Огромный демон напоминал помесь Горо и Баракки из старой компьютерной игрушки: такой же мощный торс, разве что закрытый броней чешуи, четыре руки, перевитые жгутами мышц, алые костяные лезвия, торчащие из предплечий, частокол изогнутых, острых как иглы зубов, а вместо оселедца, два огромных изогнутых рога.
Два бездонных горящих глаза обвели поляну, на миг задержавшись на тех, кто призвал демона в мир, и остановились на мне. Пасть открылась, и чудовищный рёв опрокинул, стоявшие вокруг пентаграммы фигуры, снося с меня десяток хитов.
— Взяяяяяяяяяять его!!!
Короткий высверк меча, и бросившийся ко мне демонопоклонник упал, держась за рассечённое горло.
"Произведён захват души" — колокольчиком прозвенело над ухом. Совсем недавно нашел опцию по замене текстовых оповещений голосовыми и заменил вид части оповещений, чтобы не отвлекали в бою.
Из кустов на поляну вылетают мои бойцы, культисты ошарашено откатываются, прижимаясь к пентаграмме, которая вспыхивает абсолютно чёрным пламенем, и оттуда навстречу моим войскам вырывается пяток гончих и десяток гвардейцев.
Демоническая пехота противника смыкает большие шипастые щиты, которые тут же окутываются каким‑то потусторонним сияньем. Поверх щитов ложатся толи копья, толи мечи, больше всего напоминающие нагинаты.* (*Японское холодное оружие с длинной рукоятью овального сечения (именно рукоятью, а не древком, как может показаться на первый взгляд) и изогнутым односторонним клинком. Длина рукояти около 2 метров, лезвия около 30 см). Строй делает первый шаг, второй и начинает медленный разбег.
Командую кошмарам фланговую атаку и с удивленьем вижу, как адские кони вязнут в каком‑то черном тумане, щупальцами обвивающем моих жеребцов. Бесы до сих пор не пришли в себя после чудовищного рыка призванного демона, и лежат полубезжизненными телами на земле.
Две короткие вспышки: струя огня и стрела хаоса, это вступили в бой суккубы, но их заклятья бесполезной кляксой растекаются по щитам противника. Новый каст, с таким же результатом.
Бег демонов набирает силу приливной волны и мощь цунами, способный смести любого противника. Успеваю отдать приказ, и мои гвардейцы расступаются в стороны, позволяя атаке противника пропасть втуне. Проскочив несколько метров, строй гвардейцев распадается на два, четко разворачивается, чтобы атаковать сразу в две стороны, а на моих демонов уже обрушиваются, мчавшиеся вслед за гвардейцами гончие.
Взгляд выхватывает, как в стелющийся по земле силуэт адского пса врезается гизарма, прибивая гончую к земле, и тут же на моего война обрушивается другая псина, чтобы отлететь от мощного пинка гвардейца со щитом. Цербер с глухим рычанием рвет гончую противника, а челюсти второй головы щелкают перед щитами строя противника, в который в следующую секунду врезается Крит, чтобы разбив его, самому упасть, с тяжелейшими ранами. Второй строй опутывают вырвавшиеся из‑под земли струи лавы, а следом врезаются щиты моих бойцов, и тяжелые фальшионы обрушиваются на хитиновую броню.
