– Ну… иногда… в общем… – замялся Бородульф. – Есть такое слово «надо»…
– О! – воздев глаза к нему и хватаясь за голову, простонал Талиесин. – Невозможно!
– Такова Судьба. Рок, – пояснил воитель.
Посол искал глазами, обо что бы стукнуться лбом. Поблизости был только дроу.
– Но вы сами напросились! – сказал виконт. – За то, что произойдет по причине моего нахождения на драккаре, я ответственности не несу!.. И… – Не зная, как еще цивилизованно выразить свой гнев, а заодно исчерпав возможность рассуждать логически, Талиесин задохнулся.
Сожру Живьем посмотрел по сторонам. На тиндарийца вообще никто не обращал внимания.
«Но, кажется, я с ним намучаюсь, – подумал Бородульф. – И почему Пнилл назначил его на мой драккар?»
В целом нельзя было сказать, что стороны довольны сложившимся положением. Скорее наоборот. И хрюрл, и посол предчувствовали немалые беды.
– Прорвемся, брат, – сказал Бородульф, которого уже утягивали в сторону текущие дела.
Виконт ответил ему взглядом котенка, замученного «ласками» пятилетнего карапуза.
Спустя минуту Черныш, чтобы как-то ободрить господина, сказал:
– Фиенс хорошо позаботится о нашем хозяйстве. Так что беспокоиться нет причин.
Виконт медленно повернулся к нему, приобретая темно-пунцовый оттенок.
– Я… надеюсь… ты… не… издеваешься…
Слуга ничуть не смутился.
– Конечно, нет, господин. С чего вы взяли?
Талиесин провел рукой по лбу, обнаружив там холодный пот. Впрочем, это мог быть не пот, а влага, висящая над фьордом.
– Вам надо разозлиться, – сказал Черныш, сидя на багаже с невозмутимым видом филина, объевшегося мышей.
Взрыв хохота, произведенный в глубине веселой толпы героев, прокатился по пристани. Виконт болезненно поморщился.
– Неужели я еще недостаточно зол?
– Вы злы, как тот, у кого карманники вытащили мошну с монетами, – сказал дроу, поигрывая цилиндрическим деревянным футляром, в котором держал свои драгоценные «Очерки». – Но – не как герой.
– Я не хочу быть героем. Я хочу домой. Домой, в свое поместье!..
– Понимаю, но это невозможно, господин. Лучше примите реальность как есть. Помните, о чем мы говорили: в вашей жизни наступила полоса суровых испытаний, вам предоставляется шанс пройти их и измениться. Перейдя на качественно новый уровень, вы приобретете нужный авторитет, силу, уверенность. Вам нужно быть злым, подобно героям, а не лавочникам…
– Прошу тебя, замолчи, – взмолился виконт. – Слушать тебя не никакой возможности. Все! – Талиесин сжал уши руками.
Чувство реальности медленно утекало от него, и он даже не пытался задержать мерзавца.
Черныш же улыбался. Он, конечно, не говорил господину, чтобы еще сильнее не травмировать его, но в глубине души был совершенно доволен таким развитием событий.
Пнилл Бычье Сердце появился на пристани и загрохотал по ней своими ножищами. Разговоры мигом прекратились.
Новоиспеченные дружинники короля втянули животы, показывая, что готовы.
– Отлично!
Взгляд Пнилла, скользящий по толпе, остановился на секунду на скрюченной, словно в приступе люмбаго, фигурке виконта. Талиесин смотрел на мир громадными, единственно что не полными слез глазами.
Кивнув послу («Наконец-то, ядрена вошь, а то все мозги вытряс, задохлик!»), Пнилл что-то шепнул Говоруну. Тот изобразил, что очнулся от своего транса, и куда-то убежал. Проводили его подозрительными взглядами. Все знали, что бедняга чокнулся, работая на благо Диккарии, и не горели желанием находиться рядом.
Бычье Сердце взошел по широкому пандусу на «Увалень», драккар, которым командовать собирался сам, и укрепился на борту.
Взгляды девяноста рубак устремились на его могучую рогатую фигуру в ожидании традиционной речи. Все конунги и хрюрлы обязаны были толкнуть перед отплытием что-нибудь героическое.
– Братья по оружию! Соплеменники! Верные подданные! Друзья! Сегодня я обращаюсь к вам не только как правитель Диккарии, но как ее суровый сын, как вождь клана! Для всех нас наступил час испытаний. Злая сила вышла в наш мир и обрушила свою ярость на нашу родину. Должны ли мы сидеть сложа руки, множа количество жертв? Должны ли ждать конца с покорностью, которая приличествует кроликам, а не могучим воителям, сынам воителей и внукам воителей?
Толпа на пристани, не говоря уже о тех, к кому был обращен помпезный спич, заволновалась. Не было числа ручищам, что с хрустом сжимались на рукоятях мечей и топоров.
– Нет! Мы будем сражаться! – прорычал Пнилл Бычье Сердце. – Мы рождены для боя, для победы! Да?
Восемьдесят девять героев ответили слитным ревом, от которого задрожали окрестные горы.
– Да!!!
Девяностый герой – Талиесин Эпралион – в это время был занят. Он лежал на пирсе животом на грязных досках, свесив голову за край. Под ним плескалась покрытая пленкой гниющего мусора вода Бормо-фьорда. Но даже это не помогало ему прочистить желудок. Тошнота сдавила горло.
– Господин? – встрепенулся дроу.
– Уйди! – прохрипел виконт, отгоняя Черныша.
Тон, каким это было сказано, не дал шансов слуге возражать.
– Сегодня мы отплываем на север, чтобы положить монстру конец! Ваша поддержка, ваши заговоры, обращенные к нам, будут нашим мечам в помощь! Мы уничтожим тварь и привезем ее голову, чтобы посадить на высокий кол на главной площади Рыгус-Крока! И будет так, как сказал я, Пнилл Бычье Сердце, король Диккарии! Море выстелет нам благоприятный путь, и ветер наточит наше оружие!
Варвар вскинул вверх руку, в которой держал ту самую секиру, что подарил ему Талиесин в день свадьбы.
Сначала был рев, довольно нестройный, но постепенно тон его изменился.
Теперь это была уже самая настоящая боевая песня-клич. От нее у виконта волосы встали дыбом. Блевать расхотелось, а подняться на ноги сил не хватало, поэтому слушал он, лежа мордой вниз.
– А-бу! А-бу! А-бу! – ритмично рычали воины и колотили оружием по щитам.
– А-бу! А-бу! – Толпа на пристани, решив, что она ничуть не хуже, присоединилась.
Наверное, и сам Грендель слышал этот шум, хотя находился сейчас далеко от города.
– Я скончаюсь, – пробормотал посол Тиндарии, заметив, как темнеет перед глазами.
Но и тут ему не повезло. Мучения только набирали ход.
Арбар, Рээш и Шонвайн не могли пропустить такой праздник адреналина. Орали они так, словно были варварами от рождения и ходить в морские походы с целью завалить какую-нибудь громадную страхолюдину для них обычное дело.
