мягким голосом:
- А правда в том, что если бы я мог закупорить запах своей водной лилии в бутылку
нес бы его через пустыню, то будь я страдающим от солнца или умирающим от жажды, и
если бы шейх в пустыне предложил мне спасти меня в обмен на это, или обменять мою
жизнь на это, я не променял бы его на все драгоценности, шелка и сокровища Египта и
всех соседних земель. Так что, сказать, что твой запах приятен мне, это значит унизить
то, что я чувствую.
Его эмоции, что я ощущала, были смятенными. Сожаление, смешанное с глубоко
скрытой тоской, что шла вместе с разочарованием. Я не могла найти ответ на такое
трогательное признание. Мужчины так не говорят. По крайней мере, не те, что сделаны и
крови и плоти.
То, что он только что сказал, было близко по уровню к тому, когда удалой парень
получает девушку, и они вместе уезжают в закат. И я понимала, что вряд ли для него
такое возможно.
- Где ты такое услышал? Вне саркофага?
Амон поежился, но не посмотрел на меня.
- Эти чувства – правда, - наконец, сообщил он.
Я изучала его лицо, но я не видела, чтобы там был хоть малейший признак того, что
он шутит.
- Оу, - сказала я и запнулась. – Тогда спасибо.
Амон хмыкнул и откинулся на спинку сидения, прикрывая глаза. Водитель долго вез
нас, пока не оказался у красивого отштукатуренного дома. Мы вышли, и Амон удерживал
меня за руку, пока склонился к стеклу, разговаривая с водителем. Пока Амон
разговаривал, я высвободила руку и забрала из его второй ладони связку ключей. Он
бросил на меня взгляд, говорящий «не уходи далеко», и вернулся к разговору.
Я прошла по короткой дороге к дому, благодаря деревья, бросавшие тень на дорогу.
Высокие платаны не только защищали от жары, но и не давали солнцу светить на меня.
Дом Озахара Хассана был небольшим и двухэтажным. На стыке этажей была красная
плитка.
Отыскав нужный ключ, я открыла дверь и шагнула внутрь. Несмотря на большое
количество окон, солнце в них почти не попадало, а потому в доме не было жарко.
Посмотрев ближе, я обнаружила, что окна были покрыты темной пленкой, что отражала
солнце.
Хотя снаружи дом выглядел чистым и непорочным, с четкими линиями и плиткой,
интерьер был совсем другим. На каждой поверхности лежали египетские сокровища, начиная хрустящим пергаментом с цветными рисунками, заканчивая огромными
картинами. Безделушки и предметы коллекций были разбросаны как попало, без особой
задумки, многим из них нужна была чистка. Я не могла точно сказать, были ли они
репликами или оригиналами, но у меня были подозрения, что у человека, что являлся
главным визирем группы жрецов, что существовала тысячелетия, есть разрешение делать
то, что другим нельзя.
Я склонилась, изучая прекрасную статую кошки, когда Амон появился позади меня.
Он не издавал шум, но я настолько сильно его сегодня чувствовала, что ощутила его
присутствие. Я чувствовала его тепло, словно мне в спину светило солнце. Амон
опустился на колени рядом со мной и провел рукой по голове кошки.
- Кошек почитали в Египте, - сказал он. – Некоторые даже ходили на охоту со
своими хозяевами, ловили птиц или рыбу. Когда же любимый питомец умирал, его
хозяева обычно брили брови, выражая боль утраты.
- Интересно, - пробормотала я, сосредоточившись больше на человеке рядом с собой, а не на статуе.
- Да. А когда брови вырастали снова, время скорби заканчивалось.
- Раз уж теперь ты у нас птица, тебе нравятся коты или ты их ненавидишь? –
спросила я, выпрямляясь одновременно с Амоном.
- Думаю, ни то, ни другое.
Я смело потянулась к нему и провела пальцами по одной из бровей.
- А ты любил кого-то так сильно, чтобы потом сбрить брови, скорбя?
Амон поймал меня за запястье и опустил мою руку, мягко отвечая:
- Любовь к кому-то оказывается жестокой иронией судьбы для того, кто больше
всего времени проводит в землях мертвых.
- Видимо, так и есть, - чувствуя себя неудобно, я отошла к полке, словно
рассматривала артефакты, а сама размышляла о странной жизни Амона. – Куда ты
уходишь? – тихо спросила я. – Когда ты не на Земле?
Амон вздохнул.
- Лучше об этом не говорить, Лили.
- Но мне нужно понять. Мне нужно знать, зачем вы жертвуете. Мне нужно знать, что
ты…
- Что я?
- Что ты счастлив там.
Взлохматив рукой волосы, Амон спустился ладонью к шее и ответил:
- Я не… несчастен там.
- Это звучит очень размыто.
- Сложно объяснить.
- Прошу, попытайся.
Подумав мгновение, Амон начал:
- Когда мое бессмертное тело становится… мумией, моя ка, моя душа, отделяется от
него и должна пройти по дороге загробного мира. Мое сердце не взвешивают на весах
правосудия, как это происходит у других, ведь я не остаюсь там навсегда. Не совсем. Хотя
я одинок там, я проживаю тысячелетие в относительном комфорте.
- Что значит «в относительном»?
- Я могу проводить время с братьями, но поскольку мы обязаны служить Египту, мы
не можем вернуться в свои тела, когда захотим, и не можем воссоединиться с
возлюбленными. Вместо этого мы годами работаем стражей на вратах в загробный мир.
- То есть ты не уходишь в египетскую версию рая?
- Не понимаю «рай».
- Ну, рай – место, где ты можешь вытянуть ноги и отдохнуть, наслаждаясь своей
смертью?
- Нет. Это не для моих братьев и меня. Впрочем, один день, когда работа окончена, мы можем отдохнуть от наших трудов.
- Похоже, вам достался неудачный билет, когда они распределяли обязанности
псевдо-египетских-богов. И на этих небесах нет комнаты любви?
- Я люблю братьев.
- Я не о такой любви говорю.
Амон замолчал на какое-то время, и я уже засомневалась, будет ли он мне отвечать, когда он подобрал небольшую картину и покрутил ее в руках.
- Ты знаешь историю Геба и Нут?
- Нет.
- Геб был богом земли, а Нут – богиней неба. Грубый и мускулистый Геб был
неподвижным и устойчивым, как земля. Нут была гибкой и прекрасной. Ее кожу
покрывали звезды и созвездия, а волосы ниспадали на ее спину. Когда они увидели друг
друга, то сразу влюбились, и Геб решил, что они будут вместе. Нут шептала ему свои
клятвы и посылала их Гебу на хвостах комет. В ответ Геб тянул к ней свои руки, как
можно дальше, и, наконец, он коснулся ее пальцев. Используя всю свою силу, он
