Она все еще молчала, не сводя с него глаз. Тогда он продолжил:
- Эр, я не хочу продолжать путешествие в состоянии недосказанности. И сейчас лучшее время и место для этого разговора, - она заторможено кивнула, как механическая игрушка, у которой кончается завод. - Я все понимаю и прекрасно осознаю, кто ты такая и в какой ситуации оказалась. И я не хочу причинять тебе боль. Но не сомневайся, я обещаю сделать все, чтобы помочь тебе найти брата и вернуться в Иканор.
- Где я заживу своей обычной жизнью и забуду обо всем? - с грустной усмешкой уточнила она.
- Конечно.
"Конечно. Конечно. Конечно..."
- Ты прав, - кивнула принцесса, чувствуя себя совершенно разбитой, будто из нее душу вынули одним коротким разговором, - все так и должно быть.
В его глазах было беспокойство.
"Он беспокоится за меня из-за того, что я влюбилась в него, как последняя дура. Очень смешно..."
- Друзья? - Гэбриэл протянул ей руку.
Его ладонь была теплой, ее холодная и немного тряслась.
- Друзья, - выдохнула Эрилин.
Что ж, друзья. Договор, закрепленный рукопожатием. И теперь действительно не над чем ломать голову и лить слезы в подушку, потому что все предельно ясно.
Друзья.
Эрилин вдруг улыбнулась при новой мысли. Друзья ведь должны быть честными друг с другом, не так ли?
- Признайся, ты с ней спал? - выпалила она.
Брови Гэбрила встали не то что "домиком", а целым трехэтажным дворцом.
- Принцесса, как же ваше воспитание? - наигранно ужаснулся он.
- Друзья, - строго напомнила Эрилин, нет уж, раз уж она не может получить все, она, по крайней мере, имеет право потешить свое любопытство.
Гэбриэл поднял руки, защищаясь:
- Эр, такое не обсуждается, это невежливо по отношению к Лигас.
Эрилин тряхнула головой, отбрасывая этот аргумент, на пол упало еще несколько цветков.
- Лигас - хозяйка борделя и женщина весьма свободных нравов.
- Но в первую очередь женщина, - не сдавался он.
"Ведь если бы нет, ты бы сразу сказал, а не выкручивался".
В некотором роде было приятно, что Гэбриэл не стал ей врать.
Эрилин прекрасно знала ответ, но алкоголь и усталость заставляли ее чувствовать азарт, и она ни за что не желала отступать.
- Спал?
И все же принцесса победила.
- Конечно, да, - произнес он с таким видом, будто у него под пытками вызнали самый страшный секрет.
Эрилин поймала себя на том, что сидит и тихо смеется своей маленькой победе.
"Чертово вино!"
- Эр, ты пьяна, - заметил Гэбриэл, на его лице снова появилась ехидная улыбка, уже настолько привычная, что Эрилин чуть не растеклась лужицей от облегчения.
- Долой серьезные разговоры! - громко провозгласила принцесса, а потом испуганно обернулась, но в зале не было ни души, музыканты давно закончили играть и ушли, все разбрелись по комнатам.
Надо же, она даже не обратила внимания, когда смолкла музыка.
- Пошли, я провожу тебя, - сказал Гэбриэл, протягивая ей руку.
Эрилин встала. Пожалуй, она не была так пьяна, как хотелось бы, но напряжение последних дней отступило, то ли благодаря алкоголю, то ли после откровенного разговора.
Эрилин подняла на Гэбриэла глаза, все еще держа его за руку. Кто знает, когда в следующий раз она сможет списать на опьянение свое странное и неподдающееся здравой логике поведение? И будет ли вообще этот следующий раз?
- Потанцуем?
Гэбриэл посмотрел на нее долгим настороженным взглядом, и ей показалось, что сейчас просто-напросто покрутит пальцем у виска, ведь музыка давно смолкла, но он неожиданно усмехнулся, его глаза весело блеснули.
- Как пожелаете, принцесса, - и Гэбриэл отвесил ей полупоклон.
Было решено отбыть на следующий день.
Гэбриэл, как всегда, проснулся рано, несмотря на то, что праздник продлился почти до рассвета. Во всем здании царила полная тишина, все отсыпались после бурной ночи.
Так проходил каждый его приезд к Лигас. Она неизменно устраивала праздник с громкой музыкой и реками дорого вина. Лигас любила праздники, ей нравилось блистать, менять наряды и неожиданно появляться во всем своем великолепии, приковывая взгляды. "Маленькие слабости", как называла она сама свое поведение, но Гэбриэл прекрасно знал, что это попытка скрыть истинные чувства.
Безусловно, Лигас всегда была рада его видеть, но его присутствие действовало так же, как и на его ее, - вызывало бурю воспоминаний о том времени, когда они только познакомились. Лигас намеренно затевала пир на весь мир, желая снова и снова доказывать себе, что больше не та, кем была раньше, и теперь у нее есть все, о чем она так долго мечтала.
"Как долго мы будем пытаться быть не теми, кто мы есть?"
Гэбриэл улыбнулся при этой мысли. Наверное, вечная гонка с самим собой никогда не закончится. Возможно, именно поэтому они с Лигас всегда так хорошо понимали друг друга: без лишних слов и упреков, только глаза в глаза и только начистоту.
Он привел себя в порядок и оделся, но все равно было еще слишком рано, дом спал.
Гэбриэл уселся за столик и достал карты. Он знал все наизусть, но с наглядным материалом было проще думать.
По картам сразу же бросалось в глаза, как мало осталось до Сараны, и какой долгий путь от Алаиды он уже проделал. Оставалось три женщины, которые с маленькими сыновьями покинули Иканор двадцать два года назад: Мария Каучер с сыном Лорисом, Лаиза Сейг с Ричардом и Галла Калас с Велом. Две первые намеревались отправиться в Сарану, указывая целью своего путешествия "на постоянное место жительства", Галла Калас указала в подорожной лишь то, что намеревалась добраться до Мираньи, где можно было сесть на корабль. Куда она могла отправиться дальше и придется ли еще это выяснять?
Гэбриэл почему-то был уверен, что не зря все пути вели в Сарану, ответ должен быть там. Значит, Мария Каучер или Лаиза Сейг? А вот с этим придется разбираться.
Сына Лаизы Сейг звали Ричардом. Совпадение? Могла ли Энн Олсни поменять свое, но оставить сыну короля имя, данное ему при рождении? Это не было бы благоразумным шагом, но ведь Энн была крестьянкой, а не мастером побегов. Ее подругу только что заживо сожгли на костре и в любой момент, она была уверена, могли прийти за маленьким Ричардом, Эдвин отказался от них обоих, бросив на произвол судьбы, оставив Энн совсем одну с годовалым ребенком на руках. Любой на ее месте бы запаниковал и бросился, куда глаза глядят, а в панике нет места благоразумию.
