У стены появилась иллюзия заснеженной башни с часами — стрелка подобралась к полуночи.
— Готовы? Ну… вперёд.
И часы начали бить. В этот момент я почувствовал что-то странное… как в детском глупом сне: кажется, ещё вот-вот, будет двенадцатый громкий "бом", и всё изменится. Придёт То Самое, Чудо…
Желание, да?
Землянка закрыла глаза. Освещённая свечами, она сама была как чудо….
Я хочу знать, что ты думаешь!
Я хочу знать, что ты думаешь, — эхом раздалось в моей голове. В этот момент часы пробили двенадцать. Лаэли широко распахнула глаза и уставилась на меня.
— Дар… мрисс… Ты что сейчас загадал?
Я хочу знать, что… О-ох.
Она прочла всё в моих глазах, покачала головой.
— Ну и глупые мы с тобой — прочитали мысли друг друга. Тоже мне, подарочек. Я думала, там как минимум план завоевания Игга за 500 дней, а ты…
— А я — дурак, — с лёгким сердцем согласился я. — Давай хоть выпьем, что ли?
Мы чокнулись, и золотистая прохладная жидкость скользнула в желудок.
— Нравится?
— Да. Всё нравится.
Она скинула туфли на высоких каблуках, подобрала под себя ноги.
— С тобой можно не стесняться, правда?
Я какое-то время смотрел на огни свечей. Чудо, где же ты…
Обернулся — она ловила ртом иллюзию снежинок.
— Лаэли…
Она приподняла брови. Дескать, слушаю.
— Помнишь, приём у Владыки?
Она вздохнула. В смысле — и хотела бы, да не забуду.
— Дар… мрисс. Они все ведь не стали относиться к тебе хуже из-за меня?
— Вообще-то…
Её ладонь легла мне на плечо. Такая тёплая.
И тут, как говорится, Остапа понесло. Я рассказал ей всё. О Владыке, о том, как все меня шарахаются, о том, что от друзей нет весточки уже больше трёх лет, и что… что…
Впервые я говорил, не задумываясь о том, что ей, собственно, нет никакого дела до моих проблем. Или — есть? Есть, знаю. Почему? Какая разница!
Когда я замолчал, в комнате стояла тишина. Эмма давно ушла, а снег всё продолжал падать.
— Прости, я… я не знаю, что на меня нашло, я…
— Тсс, — она приложила палец к губам.
И мы замерли, слушая тихую поступь времени. Песчинки шуршали, утекая сквозь пальцы, и впервые мне было так легко отпускать их, ни о чём не жалея.
В восьмигранке часы пробили час ночи. Лаэли вздрогнула.
— Мне пора идти. Сессен ждёт.
— Конечно. Иди, и, знаешь, спа… сп…
Она быстро поцеловала меня в щёку, убежала.
— Мы вернёмся к утру — если хочешь, оставайся на ночь в нашей комнате.
Оставаться — здесь? Где всё ещё горят свечи, а исчезающий снег хранит твоё тепло и твой аромат?
Не-ет, увольте.
— Напиться! — объявил я едва початой бутылке шампанского. Бутылка согласно подмигнула.
ЛАЭЛИ
Родители подвезли нас до аэропорта. Мама, спросив разрешения, потёрла Дара мокрой губкой, вздохнула и заявила, что "тёмненьким тебе лучше". Как результат — Кенррет пришибленно молчал всю дорогу на заднем сидении автомобиля. Странно — раньше вдвоём на заднем сидении я ездила только с братом.
Между нами рухнули барьеры после того безумного нового Года — и тот, что построила я, своим выпадом в Бездне, и те, что мы оба старательно возводили всё время. И кто мы теперь друг другу, м?
Знаю, ещё шаг — и я влюблюсь. Шаг в другую сторону — и возненавижу. Сейчас мы балансируем на лезвии странных чувств: не друзья и не враги. А, впрочем, буду говорить за себе — кто знает, что на уме у тёмного эльфа?
— Там холодно, — спустя несколько минут заметил он, нарушая молчание. — Снег — а нам придётся много времени проводить на улице.
— Боишься?
— Не привык, — дроу слегка виновато улыбнулся.
Оранжерейный цветочек… тоже мне, чёрная орхидея.
Я отвернулась к иллюминатору, делая вид, что мне море по колено, Джомолунгма по плечу. На самом деле только что в голову пришла мысль, что всеми делами, вязанными с Прагой, занимался дроу, даже не побеспокоив меня! Дьявол побери, мне стыдно. Всё-таки он гость здесь, в моём мире.
— Дарм'рисс?
Эльф промычал что-то, не отрываясь от "Книги мёртвых".
— Извини. То есть — спасибо.
— Мм? — без особого удивления спросил он.
— За то, что ты подготовил всё. Билеты там…
— Мм-м? — он даже поднял острый нос от книги, которую до этого пытался проткнуть, как Буратино — холст с нарисованным очагом.
— Что, подоить? — с досадой прошипела я.
— Угум-с, — хмыкнул сокурсник. — Не за что. Думаешь, я позволил бы такой бестолочи, как ты, заниматься билетами на самолёт и отелем?
— Надеюсь, парашют у тебя под рукой, эльф…
Ну вот, пожалуйста. И правда, бестолочь, если приходит на ум мысль, что значу для него больше, чем прикроватная тумбочка, которая, в общем-то, штука полезная, но привязываться к ней глупо. Уже один раз я поверила твоей откровенности — и что оказалось? Ты мастерски сыграл, чтобы я наверняка пошла с тобой на тот демонов приём. It hurts(1).
Прага встретила нас минусом, белым покрывалом на земле и серым — на небе. У нас с собой было совсем немного вещей: в основном, магические причиндалы для исследований. И как, интересно, всё это будет проходить? У меня ведь почти нет опыта самостоятельной работы — если не считать умопомрачительные чёрные метки.
— Мы закинем сумки и пойдём на разведку, — то ли предложил, то ли приказал Дарм'рисс. — тут недалеко, отель называется "Аха-3".
Это было довольно приличное здание, высотка, буквально в паре шагов от Прашне Брана — Пороховых ворот, на которые часто ориентируются экскурсоводы со своими выводками. На каждом этаже отеля висели жизнеутверждающие картины — девушка-утопленница, сцена чьего-то распятия на футуристическом кресте, три мрачных монаха в алых балахонах. Побери тебя Геката, Кенррет.
Прага. Город-сказка, город-мечта, попадая в его сети, пропадаешь навсегда… всё, что идёт дальше в песне, можно выкинуть. Такая юная — и такая старая! Не зря все маги очарованы этим городом. Здесь горели костры и разгуливала костлявая с мешком чумных семян… И еврейское кладбище в несколько слоёв — потому что им не давали земли, чтобы хоронить мёртвых.
И — собор святого Витта, бьющий парижский Нотр Дам с любой карты. И эти улочки, и мостовые, по которым стучат каблуки туристов и колёса ночных призрачных карет. И Карлов Мост, и Железный Рыцарь, и… и мне всё равно, что рядом ворчит Кенррет по поводу того, что мы прибыли сюда, чтобы решить наш спор, а не бродить без цели!
Впрочем, когда я его послала на небо за звёздочкой… то бишь искать чёртов узел в гордом одиночестве, он примолк и вроде бы смирился.