— Господи, что у него с губой!
Нижняя губа кровоточила. Выглядела она так, словно ее пропороли ножом.
— Просто прокусил. Клычищи-то, что твои сабли.
— Надо зашить, Летта.
— Само собой, — она села в изголовье кровати, — Я подвешу его. С Богом.
Ильдир оглянулась.
— Как там вода, Сыч? Согрелась? Мне надо вымыть руки.
— Может, я зашью, Иль?
Она смерила меня снисходительным взглядом.
— Куда тебе. Вся трясешься.
Меня действительно била дрожь. Пока Ильдир мылась, я приготовила инструменты. Обтерла губкой Мотыльково лицо, промокнула кровь.
Почему я так волнуюсь? Совсем ведь недавно ассистировала девочкам при гораздо более сложной операции. А теперь все из рук валится. Да что же это, Господи Боже мой!
Вернулась Иль, взяла иглу.
— Отверни ему губу. Вот так, придерживай. Сыч, подыми лампу повыше. Так, хорошо. Сейчас мы этому клыкастику пасть зашнуруем… А то ишь, разлетался. Ты ему всыпь, Сыч, когда проснется.
— Всыплю, не беспокойтесь. Уж я ему всыплю, мало не покажется.
— Крыло долго бездействовало, мышцы ослабли, их тренировать надо. Понятно, что такой нагрузки не выдержали. Ему еще повезло, что в снег упал. А то бы о камни расшибся. Как бы мы его тут собирали по частям? Альса, ты что зеваешь? Иголку в палец воткну. Кстати, обрати внимание. Да, да, на зубы. Коренные отсутствуют, потому и щеки у парня как у голодающего. Резцы, как ты там у себя писала, по сравнению с человечьими и впрямь маловаты. А коренные совсем атрофировались. Что, стангревовед? Поглубже поленилась заглянуть? Не зевай, говорю. Вот так. Еще немножко… Давай ножницы. Ну, вот и все.
Ильдир разогнулась. Я стала собирать аптечку. Зашевелилась Леттиса.
— Ну, что?
Она потерла ладонями лицо, посмотрела на нас озадаченно.
— Что? — настаивала я.
— То же самое, — она покачала головой, — Как и в прошлый раз. Тень, понятно, стала сильнее. А фон — один к одному.
Внутри у меня что-то сжалось. То же самое. То же самое. Проклятье!
Девочки и Сыч ушли в комнату. Иль и Летта наперебой бубнили, наставляя Сыча в том, как разрабатывать ослабленное крыло. Я беспомощно глядела на Мотылька.
— Дурак ты, — сказала я тихо.
Его лицо, юное, странное, осталось неподвижным. Освобожденная от повязок грудь со всем ее сумасшедшим такелажем мерно вздымалась в такт дыханию. Я подсунула ему под голову подушку, натянула одеяло. Нагнулась и поцеловала в скособоченный рот. На губах остался привкус заживляющей смолы.
— Пойдем, Альса. Хватит слезы лить.
— Я задержусь.
— Пойдем-пойдем. Парень спит, Сычу тоже отдохнуть надо, — Иль сунула мне в руки плащ.
— Сыч.
Он поднял глаза.
— Держись, Сыч.
Он улыбнулся. И хлопнул меня по плечу.
Ирги Иргиаро по прозвищу Сыч-охотник
Мы поужинали. Ун — с обычным аппетитом, Редда — как-то вяловато, все время оглядываясь на печку. На закуток, то есть. И мне кусок в горло не лез. Чуяло мое сердце, добром все это не кончится. Представляю, что будет, когда эта тварь, побратим мой, проснется. Кстати, надо бы опять глянуть, может — уже?..
Ага. Так и есть. Проснулся.
Он лежал на спине, уперев невидящий взгляд в потолок, придавив всей сомнительной своей тяжестью тщательно оберегаемые раньше крылья.
— Стуро, — сказал я.
Повернул голову и поглядел сквозь меня. Губища на сторону, под глазами темные круги.
— Ирги… — хрипло, жалобно, как поддых сунул, — Отпусти меня, Ирги. Пришло время.
О чем он, какое время?.. То самое. Он обещал подождать. Ради тебя. И без твоего позволения уйти не может.
— Слушай, это глупость. Крыло просто отвыкло. Мышцы ослабли. Марантины то же сказали.
Печальная улыбка тронула левую сторону рта, с незашитой губой.
— Нет, Ирги. Нет. Отец Ветер не принимает меня. Я не аблис больше. Совсем. И трупоедом мне не стать. Не аблис, не трупоед — изгнанник. Никто. Я не хочу. Отпусти меня.
Ах ты, козявка губастая-зубастая!
— А ну, вставай! — заорал я, с трудом сдерживаясь, чтобы не сбросить его с койки, — Встать, говорю!
Чуть шевельнулись брови, дескать, зачем кричать?
Стуро откинул одеяло, медленно спустил с кровати ноги, поднялся, голый, тощий…
— Ты — не никто, — сказал я, — Ты — идиот. Маленький сопливый идиот, понял? Ты ведешь себя, как трус, как слабак!
— Я и есть трус и слабак, — усмехнулся он.
Черт, я сейчас с ним чего-нибудь сделаю…
— Сволочь ты, ясно?! Руки опустил? Нюни развесил? Ах, Отец Ветер не принял! Ах, мы бедные, несчастные! Не позволю, мать твою так! Я тебя, щенка…
Прекрати. Что ты орешь на него, в самом-то деле…
Но меня уже несло — напряжение сумасшедшего этого дня требовало выхода. Стуро пытался сохранять спокойствие, но описание водопада соплей из его носа кажется, подействовало.
Наконец я смог взять себя в руки. И сказал:
— Я знаю упражнения. Чтобы мышцы быстро вспомнили, зачем они нужны. И ты будешь их делать.
— Зачем? — он посмотрел на беснующегося трупоеда с жалостью, — Зачем, Ирги? Ты хочешь обмануть меня? Или — себя? Отец Ветер подал свой знак.
— Нет, дружок, — ледяная ярость вскипела во мне, прорываясь горлом, — Ты будешь делать. Все, что я скажу. А вот если и после этого не сможешь взлететь, тогда я поверю, что Отец Ветер на тебя наклал. Тогда я сам тебя убью, хочешь? Вот этой рукой, — и, только сказав, понял, что сказал, и запоздало продрало холодом…
А Стуро взял мою ладонь, внимательно изучил и проговорил тихонько:
— Спасибо, Ирги.
Кажется, он усвоил одну последнюю посылку.
— Вот и замечательно, — я отобрал у него руку. А, черт, здесь же не развернуться. Ладно, — Одевайся, быстро. Пошли на улицу.
— Зачем?
— Тренироваться.
Стуро вздохнул, демонстрируя покорность. Пусть, пусть упрямый трупоед убедится, что он, Стуро, прав. И тогда трупоеду придется выполнить свое трупоедское обещание.
Боги, нет, неужели — снова?.. Одно к одному…
Тьфу ты, тысяча демонов Кастанги! Хватит. Лучше подумай, как приспособить комплекс Красавицы Раэли для рук и ног к аблисскому крылу.
Вместо груза возьмем чурбачок. А закрепим его как? Да подвяжем к пальцу, и нет проблем.
Поминая про себя всех предков Стуро по женской линии, я притащил из сеней чурбак, соорудил веревочное крепление, примерил. Подогнал.
— Пошли.
В темнотище взгромоздил козявку на дроворубочную колоду.
— Напряги крыло. Будет больно, скажешь, — взял его, завел, раскрытое…
— Больно.
— Хорошо. Задержи дыхание. Крыло — так. И — раз, и — два, и — три, и — четыре, и — пять. Опускай. Дыши.
