Короткий укол в основание затылка, иглы, вгрызающиеся в запястья, и дикая боль, заставляющая упасть и свернуться в позе эмбриона. Мой вопль заполнил заклинательный покой, отражаясь от стен и тысячекратно множась, а следом за эхом пришла тьма. Практически тут же очнулся, чтобы вновь почувствовать терзающие плоть крючья боли. Пальцы бессильно царапали драконью кость, пытаясь стянуть шлем, и словно в насмешку, перед глазами светилась надпись: "Вами надет доспех Демонического дракона. Живой, разумный, НЕ СНИМАЕМЫЙ, вечный спутник — при смерти не спадает". И вновь сознание накрыло тьмой.
Думаете, бессмертного нельзя убить? Да вы правы: бессмертного убить нельзя, но можно заставить умирать вечно. Я приходил в себя, и тут же рождалась боль, вгрызающаяся в тело, заставляющая гореть адским огнём кожу. Адамантовая игла, вошедшая в основание затылка, после того как надел шлем, жгла, порождая безумие. А потом приходило забытье, каждый раз длящееся всё дольше и дольше.
Тело корёжило в агонии, заставляя метаться по полу, в какой‑то момент меня просто бросило на один из столиков, стоящих вдоль стен, опрокидывая с него склянки с алхимической дрянью. Печальный звон и искры сотни осколков, брызнувших по помещению, которое тут же начало заполняться смрадом и дымом. Мутная пелена вновь накрыла сознание, к уже привычным ощущениям добивалось что‑то непередаваемо новое, такое же мучительное, но почему‑то принесшее облегчение. Я вновь умер и воскрес. Сквозь слёзы, застилающие глаза, увидел маленький пузырек восстановления жизни, полученный ещё от ведьмы и так и забытый здесь. Забрало послушно поднялось, и я влил в себя живительную и чуть горьковатую микстуру. Скакнувший вверх уровень жизни позволил оглядеться. Схватил и, недолго думая, выпил одно из увиденных зелий регенерации. Меня вновь скрутил приступ, выворачивая суставы и заставляя захлёбываться собственной кровью. Агония длилась и длилась, тело, подстёгнутое регенерацией, цеплялось за жизнь дольше обычного. Очнувшись, вновь с упорством маньяка влил в себя второе и последнее зелье. Уровень жизни в нерешительности застыл где‑то на середине, дёргаясь вперёд назад, словно в припадке. "Смена статуса доспеха, смена статуса доспеха, смена статуса доспеха", вопила система, а меня вновь накрыла спасительная тьма.
Очнулся, но мир всё ещё был погружен в ночь, боли не было, лишь её призраки бродили в воспоминаниях. С трудом открыв глаза, слепо уставился во тьму, из которой соткалась туманная фигура Арниса.
— Месссир, в замке бунт. — Лёгкое, почти неслышное шипение.
До меня долгую минуту доходил смысл слов призрачного егеря. Мозг больше занимало его появление в закрытом заклинательном покое и фантомные боли всё еще терзающие тело.
Ноги отказывались слушаться, но я заставил себя подняться. Шар магического накопителя словно сам прыгнул в руку, загоревшись багровым. Обзор застилала системная надпись: "Смена статуса доспеха: Безумный доспех Демонического дракона. Требуется инициация кровью".
— Кровью, кровью, кровью!!! — билась в голове сумасшедшая мысль. — Они получат крови, зальются кровью.
Шаг, ещё шаг, рвануть засов, и я выхожу в коридор.
"Великие предлагают помощь!!!" Огненная надпись заполняет все пространство, а в голове шарахается безумное эхо: "Помощь, помощь, помощь…"
— Да идите вы… — Позволяю вырваться наружу гневу и отступающему страху.
"Вы сделали очередной шаг "Тропою владык". Сделайте следующий, и величие ждёт вас. Но помните: чем выше вы, тем меньше вокруг друзей и больше тех, кто готов предать!"…
"Великие запомнили Ваш отказ". Очередная система закрывает обзор, и я смахиваю её.
На периферии зрения остаётся мигать иконка бафа, отсчитывающая последние полчаса из двенадцати. "Ярость владыки" гласит пояснение: "Кто‑то из ваших подданных оказался слишком слаб, чтобы бросить вам вызов, но достаточно умён, чтобы организовать заговор. И недостаточно удачлив, чтобы захватить источник магии. Сердце ваших земель даёт Вам силы покарать наглеца. В течение двенадцати часов все ваши характеристики в пределах территории замка усилены на 100 %".
А я ещё думал, как Лорды — демоны умудряются удерживать власть и уничтожать заговорщиков. Вот только мой противник оказался слишком умён, сумев сделать так, что почти всё время, отведённое мне бафом, я был не в состоянии им воспользоваться.
Какие‑то тени шарахаются от моей мчащейся вперёд фигуры. Вызванная карта показывает удручающий результат: море серых нейтралов, видимо аманаты из числа людей, и зелёный островок союзников во дворе, там, где пророс гворн. Что удивительно, алых пятен противника много, но сами противники не так уж и многочисленны. Одна из отметок врага сразу за поворотом. Арнис летит следом, а я, набирая скорость, устремляюсь к противнику, поворот, и предо мной предстают ошарашенные гвардейцы. Удар ногой, и тело одного из них, впечатавшись в стену, оседает безвольной тушей. Прыжок импа встречаю ударом кулака, из которого выдвигаются костяные лезвия. Крит, горячая, пахнущая серой, кровь фонтаном бьёт в забрало шлема, и демон осыпается на пол горкой пепла. Остальные фигуры ударяются в бегство, а карта окрашивает их значки серым.
Следующих противников встретил на выходе из замка, метнувшуюся ко мне гончую перехватил Арнис. Туманное тело ударило об адскую псину, та рухнула на пол и, поджав хвост, метнулась прочь. Кидаю в толпу импов с парочкой гвардейцев пылевое облако и, не снижая скорости, проношусь сквозь них, раздавая удары направо и налево. Уходя от встречи с кошмаром, влетел в Пыточные и замер — камеры были пусты, куда‑то исчезла мастер Фиан, отсутствовали даже её импы. Заглянуть в одну камеру, вторую, из третей неожиданно прямо в меня вылетает стрела хаоса, растекается по доспехам, вспыхивая болью. Глаза застилает алой пеленой, от удара решётка повисает на одной из петель. Гигантским прыжком влетаю в помещение, присаживаюсь, уклоняясь от очередного заклятия, лезвия рвут живот ведьмы, и, выпрямляясь, вгоняю клинки второй руки под подбородок. Кровь темными каплями пятнает доспех, а чешуйки и костяные пластинки темнеют, приобретая насыщенный алый цвет.
Следующая камера и ещё одна, в очередной на меня кидается какая‑то толпа: лезвия вспарывают чужую плоть, рвут сосуды и ломают кости, алая пелена гнева и боли от редких попаданий застилает глаза.
Залитый чужой кровью, в мягко сияющих багрянцем доспехах, врываюсь в очередную камеру и… Застываю, напоровшись на испуганный и непокорный голубой взгляд. Чреда каких‑то воспоминаний пролетает за миг: тонкие нежные руки, тёплая кожа, щека, прижавшаяся к шее, голубые глаза.
