– Шей давай, – поторопил Альк. Загар не скрывал его бледность, а подчеркивал, став сероватым. – Пугаться потом будешь.
Рыска закусила губу. За молодыми бычками на хуторе нужен был глаз да глаз – то, вскачь сорвавшись, на сук налетят, то один другого рогом пропорет, всерьез или играя. Но у бычков шкура толстая, и то так брыкались, что за все четыре ноги привязывать приходилось, и еще двое батраков с боков налегали. К тому же тогда Рыска только глядела, а не шила!
Саврянин держал руку совершенно неподвижно, и от этого было еще страшней.
– Сильнее, сильнее стягивай, – шипел он сквозь стиснутые зубы. – Не носки штопаешь…
Проступившая на спине испарина собиралась в капельки и точила дорожки в кровяной корке. Альк чуть сменил позу – края раны шевельнулись, из незашитого плеснуло, – побледнел еще больше и глухо застонал.
Девушка испуганно замерла с поднятой иглой:
– Еще три стежка осталось. Потерпишь?
– Мой ответ что-то изменит?!
Когда Рыска закончила, вид у нее был немногим краше Алькова. Хорошо хоть Жар задержался и помог с перевязкой и уборкой; правда, потом парню пришлось так мчаться в молельню, будто за ним гнался сам Саший.
– Сойдет, – сухо бросил Альк вместо благодарности и, с усилием поднявшись, пошел в свой запечный закуток.
А у Рыски руки дрожали до самой ночи.
* * *
Утром плечо опухло и покраснело. Саврянина лихорадило, но он, не проронив и слова жалобы, встал, как обычно, окатился водой у колодца, сам сменил повязку и оделся. За стол сел – однако, едва понюхав яичницу, скривился и отодвинул тарелку:
– Квасу лучше налей.
– Может, не пойдешь сегодня никуда? – сочувственно предложила Рыска. – Отлежишься?
Альк в несколько жадных глотков осушил кружку и поднялся:
– Из-за какой-то царапины?
– У тебя же жар!
– У тебя тоже. Вон сидит лыбится.
– Я имела в виду…
– Все, я пошел. – Белокосый небрежно сгреб мечи за ремень ножен, закинул за плечо и вышел.
– Ну и что нам с ним делать? – жалобно обратилась Рыска к Жару.
Вора больше тревожило другое.
– Зачем он оружие с собой взял? До сих пор же голыми руками обходился.
– Рука-то у него одна осталась.
Друг все равно недоверчиво покачал головой:
– Не потерял же, а ранил. И он левша.
– Все равно – меньше лезть будут, если его с оружием увидят. – Рыске, напротив, было поспокойнее, что Альк ушел не с голыми руками.
– Разве что, – нехотя согласился Жар, в отличие от подруги зная, что мечом можно припугнуть только безоружного, трезвого, а вооруженная пьянь еще больше нарываться станет, желая доказать, что она круче. Парень даже пораньше из молельни отпросился, если вдруг Рыске опять помощь с этим ходячим несчастьем понадобится, – но Альк вернулся в обычное время, с виду целый, только осунувшийся, будто на нем весь день пахали. Даже о порог споткнулся, чего с ним отродясь не бывало.
– Дай я погляжу, что с рукой! – тут же кинулась к нему девушка.
– Смотри, – с деланой неохотой согласился Альк, осторожно, словно держа на голове кувшин с водой, опускаясь на лавку и подставляя плечо.
Рыска уже по этой покладистости догадалась, что дело плохо. Торопливо размотала повязку, оказавшуюся промокшей почти насквозь, и ахнула.
– Ну что мне с вами, дураками, делать?! Один по занозе вой подымает, а другой с полуотрубленной рукой целый день ходит и ничего не скажет, пока замертво не рухнет! Вас бы сложить вместе и поделить, авось бы да вышел толк!
– Вот еще! – в один голос возмутились мужчины.
В глазах у них был такой священный ужас («Меня – с этим?!»), что Рыска, не утерпев, рассмеялась. Хотя весельем тут и не пахло. Видимо, днем Альку пришлось немало поработать правой рукой, и края раны, несмотря на шов, разошлись – хорошо хоть не до конца. Краснота расползлась по всему плечу, еще чуть-чуть, и на локоть перетечет. Похоже, в шею саврянину тоже стреляло, потому что поворачиваться он старался всем телом.
– Ужас какой! Альк, тебе завтра нельзя никуда ходить! Попроси у кормильца, чтобы отпустил на денек, отлежаться.
– Просто промой и перевяжи, – начал злиться белокосый. – До утра подживет.
– А до следующего вечера отвалится, если продолжишь ею махать!
– Постараюсь беречь.
– А сегодня почему не старался?!
– Ладно, сам перевяжу. – Саврянин встал, пошатнулся и оперся о стенку. Поморгал, отгоняя дурноту.
– Нет уж! – Рыска решительно обхватила его поперек груди – Альк был горячий, как печка, даже сквозь рубашку, – и заставила снова сесть. – Ты сам наперевязывался уже!
– Отстань, – вяло огрызнулся саврянин, но повязку сменить позволил. Есть опять не стал, так по стенке и уполз на печь, посоветовав Жару неприличное на предложение подсадить – хотя именно оно заставило его собраться с силами и с третьей попытки залезть.
Вор из любезности отругнулся и с чистой совестью пошел спать. Рыска тоже легла, даже огонь задула, но так просто заснуть не смогла. Дыхание Алька, обычно бесшумное, а теперь хриплое и неровное, разносилось на всю кухню. Когда он начал изредка постанывать, Рыска не выдержала и снова зажгла лучинку.
– Хочешь, я за лекарем сбегаю?
– Зачем?
– А вдруг ты умираешь?!
Саврянин дернул углом рта, намечая снисходительную улыбку. Вид у Рыски был испуганный и жалобный.
– Не умираю.
– Откуда ты знаешь?
– Есть с чем сравнить. – Альк чуть изменил позу, скрипнул зубами. – Меня просто лихорадит. К утру отпустит… наверное. Принеси воды.
Рыска бросилась к ведру, чуть не свернув его с полки.
– Вот, попей!
Саврянин с усилием приподнялся, взял кружку – даже в полутьме было видно, как она дрожит, хорошо, что не до верха наполнена. Под боком у Алька что-то блеснуло. Рыска испуганно отшатнулась, вообразив, что это деньги и рядом снова шныряют крысы, но потом разглядела обнаженный клинок.
– Раньше даже на работу брать не хотел, а теперь и во сне не расстаешься?
Альк вернул кружку и сполз обратно. Нащупал оголовье, подтянул меч к груди, как ребенок куклу.
– Я уже не знаю, что лучше, – словно в бреду пробормотал он, глядя в потолок блестящими от жара глазами. – Вернее, что хуже. Ей нельзя давать оружие…
– Ей?
– Крыса не понимает, что убивает… Она просто дерется. Защищается. Утверждает главенство. Ей будет достаточно побега, а не смерти врага. Но если вместо зубов у нее клинки… – Альк облизнул успевшие снова пересохнуть губы. – А она привыкла выкладываться по полной. Насмерть. Иначе не победить.
Рыска вытряхнула последние капли из кружки на ладонь, положила ему на лоб. Мужчина вздрогнул всем телом, однако убрать руку не потребовал.
– Но выйти против хозяина с голыми руками – верная смерть, – прерывисто, на резких выдохах продолжал он. – Одно его прикосновение – и я словно проваливаюсь в волчью яму, теряю память, силу, желание сопротивляться… остается только боль и ужас. Как у связанной крысы.
