Принц Уэльский стоял возле его правой руки и во все глаза смотрел на человека, простертого перед королем на ложе. Еще один человек, по-видимому, хирург, отирал тряпкой испачканные кровью руки.
Раненый был лет пятидесяти, но близость смерти сделала его моложе. Он водил лицом из стороны в сторону и раздувал ноздри, как будто прислушивался и принюхивался ко всему происходящему.
Ив понял, что умирающий слеп. Свет не отражался в его глазах, зрачки оставались неподвижными.
Король Англии медленно повернул голову и взглянул на вошедшего.
— Сир де Керморван, — произнес он, удивив Ива тем, что сразу же узнал его, — мы рады видеть вас целым и невредимым. Насколько я помню, вчера вы доблестно сражались под командой графа Уорвика и помогали моему сыну отслужить его рыцарские шпоры.
— Благодаря Господу, — сказал Ив, — случилось так, что я получил рыцарские шпоры в один день с его высочеством принцем Эдуардом.
— Во имя Бога, сир, взгляните: тот, кто лежит сейчас перед нами, — славный воин, который едва не лишил моего сына победы и самой жизни, — сказал король. — Это его величество Иоанн Люксембург, король Богемии, величайший рыцарь, какого только знало человечество. Вчера он стоял у холма, который вы обороняли, и слушал гул битвы, хотя и не мог ее видеть. Однако его верные соратники, и первый из них — Генрих Монах из Базеля, а также Индржих из Клингенберга, оба славные рыцари, — рассказывали ему обо всем происходящем, так что, в конце концов, он велел привязать своего коня к их коням и так, втроем, идти в атаку на наши позиции. Клянусь Богом, он сразил троих или четверых, прежде чем был ранен насмерть, а ведь он сражался вслепую, только на слух!
По лицу короля текли слезы, но глаза принца оставались сухими. Молодой Эдуард рассматривал своего доблестного врага холодно, с отстраненным интересом; что до короля, тот искренне оплакивал Иоанна.
— Копье рыцарства переломилось, — сказал Эдуард. — Доблести больше не стало, она умерла. Мы одержали победу потому, что сражались пешими, а впереди нас находились лучники. Взгляните же на короля Иоанна, сир де Керморван, взгляните на него хорошенько и запомните навсегда. Ибо нет и не будет рыцаря ему равного.
Ив поклонился королю и, встав на колени рядом с ложем, поцеловал холодную руку Иоанна Слепого. Рука эта чуть шевельнулась под его губами и затихла. Ив встал, снова поклонился и вышел.
У него оставалось еще одно важное дело: Ив отправился на поиски Эрри. Он понимал, что простолюдина закопают в общей могиле, и потому решил взять на себя заботы о погребении оруженосца.
Бретонца он нашел там, где застала его смерть: раскинув руки, с кинжалом в кулаке, он лежал на земле, и трава под ним смялась и почернела. Ив узнал его по одежде. Стараясь не смотреть оруженосцу в лицо, до неузнаваемости изуродованное ударом, Ив накрыл тело плащом и попробовал поймать лошадь, которая продолжала пастись поблизости как ни в чем не бывало.
Ив уговаривал животное сперва по-английски, а затем и по-французски. Лошадь насторожила уши и, чуть напрягая ноздри, нежно заржала, услышав слова «Белые чулки», произнесенные на языке «ойль»: Ив правильно угадал ее имя.
Он поднял на руки тело Эрри и взвалил на спину лошади. Та смирно стояла на месте, водя глазами, а потом неожиданно попыталась укусить Ива. Но молодой человек держался настороже и вовремя треснул норовистую лошадку кулаком в живот — это принудило ее к повиновению.
Ведя лошадь в поводу, Ив двинулся вниз по холму, на звук колокольного звона.
* * *
В аббатстве бурлила жизнь. Монахи, полубратья и миряне из тех, что работают на монастырских землях и считают себя едва ли не главными членами аббатства, — все суетились и шумели. На телегах привозили тела убитых и раскладывали их в монастырском дворе: французских баронов — отдельно, герцогов — отдельно, дворян — отдельно; и отдельно клали англичан.
Писари — их было тут шесть человек, — расхаживали с важным видом и заносили имена в особые списки. Они вели подсчеты, делали у себя какие-то пометки и держались так деловито, словно речь велась о мешках с зерном.
Ив с его ношей решительно никого не заинтересовал. На него вовсе не обращали внимания, пока он стоял и смотрел на всю эту кипучую арифметику смерти.
Внезапно Ив понял, что и сам устал скорбеть и поражаться. Единственная смерть, которая продолжала причинять ему боль, была смерть его оруженосца, земляка, принявшего на себя удар, предназначенный самому Иву. Ив не знал, какая сила заставила Эрри так поступить. Бретонец боялся сражения, он старался держаться за спиной у Ива и вообще оставаться незаметным. И вдруг сам бросился под меч.
Наконец об Ива буквально споткнулся взъерошенный монашек в чумазой рясе.
— Что вам угодно, сир? Желаете помочь? Раненых мы отвозим в лазарет, за братские кельи, — я покажу, где.
— Нет, — остановил его Ив, — я хотел бы, чтобы этого человека похоронили отдельно, после совершения над ним всех надлежащих обрядов, так, чтобы я мог впоследствии приходить на его могилу — помолиться о нем и себе.
Монашек, занятый сразу десятком разнообразных мыслей, рассеянно прищурился.
— Ваш брат? — спросил он и жестом подозвал одного из писарей. — Еще один дворянин…
— Англичанин? — спросил писарь, вынимая из-за пояса новую табличку.
— Нет, бретонец… Англичанин, — спохватился Ив. — Я хочу сказать, он, как и я, сражался рука об руку с принцем Уэльским…
— А, — сказал писарь, — да, там было жарко. Я находился поблизости. Один раз даже испугался. Вы видели, как погиб слепой король?
— Он еще жив, — сказал Ив. — Он умирает. Его величество велел перевязать ему раны и сам находится при его смертном одре…
Писарь махнул рукой и приготовился вдавливать буквы в мягкий воск таблички:
— Соблаговолите сообщить имя вашего брата, сир. Прошу меня простить — у нас очень много работы.
— Моего брата зовут Эрри де Керморван, — сказал Ив. — И я хотел бы, чтобы впоследствии его могила была отмечена особым образом…
— Все будет сделано, — заверил писарь таким тоном, что Ив мгновенно догадался: ничего сделано не будет.
Тогда Ив разыскал монаха постарше, поважнее, не занятого тасканием трупов, и, встав перед ним на колени, попросил у него благословения. Несколько секунд тот рассматривал молодого рыцаря, а затем вдруг засмеялся.
— Сперва я не понимал, чего ты хочешь, а теперь вдруг понял! — сказал он. И благословил Ива.
Ив, не вставая с колен, повторил свою просьбу насчет Эрри и добавил:
— Я хочу также пожертвовать обители коня, на котором сражался мой брат. Это прекрасное животное, настоящий рыцарский конь.
