— Кузен, киньте этого мерзавца в Волчье Логово и отрубите ему руки и голову. Исполните все до ужина. Я не смогу есть, пока не увижу голову этого контрабандиста на пике. И засуньте луковицу в его лживый рот.
Ему дали коня, стяг, дублет тонкой шерсти, теплый меховой плащ — и он оказался на свободе. В этот раз от него не воняло.
— Возвращайся с замком, — сказал Деймон А-ну-ка-потанцуй, помогая трясущемуся Вонючке забраться в седло, — или скачи прочь и увидишь, как далеко ты заберешься, прежде чем мы поймаем тебя. Ему это понравится, о да.
Деймон осклабился и ударил плетью круп старой клячи, та негромко заржала и двинулась нетвердой поступью.
Вонючка не смел обернуться, боясь увидеть, что Деймон, Желтый Дик, Ворчун и остальные следуют за ним, что все это лишь очередная злая шутка лорда Рамси, жестокая проверка, призванная выяснить, что он будет делать, если получит лошадь и свободу действий. Неужели они думают, что я попытаюсь сбежать? Заморенная и хромая кляча, которую ему дали, никуда не годилась. У него не было ни малейшего шанса обогнать добрых лошадей лорда Рамси и его охотников. А Рамси ничто не доставляло большего удовольствия, чем пустить своих девочек по свежему следу.
Да и потом, куда ему бежать? За спиной остался лагерь, полный дредфортцев и людей, которых Рисвеллы привели с собой из Ручьев, а между ними — войско Города-на-Кургане. С юга по гати поднималась ко Рву Кейлин другая армия — войска Болтонов и Фреев, вставших под знамена Дредфорта. К востоку от тракта раскинулось бесплодное пустынное побережье и холодное соленое море, а к западу лежали топи и трясины Перешейка, кишевшие змеями, львоящерами и болотными дьяволами с их отравленными стрелами.
Он бы не убежал. Просто не мог бы сбежать.
Я добуду ему замок. Я это сделаю. Я должен.
Было пасмурно и сыро, стоял туман. Дул южный ветер, влажный, как поцелуй. Развалины Рва Кейлин уже виднелись в отдалении, расшитые клочьями тумана, словно причудливым узором. Его лошадь шагом приближалась к руинам, а под ее ногами негромко чавкала серо-зеленая жижа, неохотно выпуская увязшие копыта.
Я уже ездил этой дорогой. Опасная мысль — он тут же пожалел о ней. "Нет, — произнес он, — нет, это был кто-то другой, это было прежде, чем ты узнал, как тебя зовут". Его звали Вонючка. Он должен помнить об этом. Вонючка, Вонючка — навозная кучка.
Когда тот, другой, ехал этой дорогой, за ним следовала целая армия: огромное войско севера шло на войну под серыми с белым знаменами дома Старков. А Вонючка ехал в одиночестве, сжимая в руке сосновый шест с мирным флагом. Когда тот, другой, ехал этой дорогой, под ним был боевой конь, быстроногий и горячий. Вонючка же восседал на разбитой кляче, кожа да кости, но даже ее он вынужден был придерживать, опасаясь свалиться в грязь. Тот, другой, был хорошим наездником, а Вонючка едва держался на лошади. Прошло столько времени. Он больше не наездник. И даже не человек. Его создал лорд Рамси, и он был тварью ниже собаки, червяком в человеческом обличье.
"Ты притворишься принцем, — говорил ему лорд Рамси прошлой ночью, пока Вонючка отмокал в обжигающе горячей ванне, — но мы-то знаем правду. Ты Вонючка. И всегда будешь Вонючкой, как бы хорошо от тебя ни пахло. Твой нос может обмануть тебя. Помни, как тебя зовут. Помни, кто ты есть."
"Вонючка, — ответил он ему. — Ваш Вонючка."
"Окажи мне эту маленькую услугу, и сможешь стать моим псом, будешь есть мясо каждый день, — пообещал лорд Рамси. — У тебя возникнет соблазн предать меня. Сбежать, или сражаться, или перейти на сторону наших врагов. Нет, помолчи, я не хочу слушать твои отговорки. Солжешь мне — и я вырву твой язык. Другой человек на твоем месте мог бы переметнуться, но ведь мы оба знаем, что ты такое, верно? Предавай меня, если хочешь, мне на это наплевать… только сперва пересчитай свои пальчики и подумай, во что тебе это обойдется."
Вонючка знал, во что обходятся такие вещи. Семь, подумал он, семь пальцев. Семи пальцев вполне достаточно. Семь — священное число. Он вспомнил о боли, которую испытал, когда по приказу лорда Рамси Скорняк снял кожу с его безымянного пальца.
Воздух был сырым и тяжелым, и то тут, то там блестели мелкие лужи. Вонючка аккуратно выбирал дорогу между ними, держась остатков настила из бревен и досок, проложенного через мягкую почву передовым отрядом Робба Старка для ускорения продвижения армии. Там, где когда-то высилась мощная оборонительная стена, теперь оставались только отдельные валуны. Эти глыбы черного базальта были такими огромными, что, должно быть, не меньше сотни людей потребовалось, чтобы установить их. Одни почти полностью увязли в трясине, другие валялись, словно наскучившие неведомому богу игрушки, треснувшие и рассыпающиеся, покрытые пятнами лишайника. Ночью прошел дождь, и гигантские мокрые камни сверкали в утреннем свете, будто облитые черным маслом.
Немного поодаль возвышались башни.
Пьяная Башня скособочилась, словно вот-вот упадет. Она стояла так уже пять веков. Детская Башня пронзала небо, прямая, как копье, но открытая дождю и ветру из-за разрушенной верхушки. Привратная Башня была самой большой из трех: приземистая и широкая, заросшая скользским мхом; с ее северной стороны из щели между камнями росло вбок уродливое кривое дерево, а остатки разрушенной стены все еще примыкали к ней с запада и востока. Карстарки расположились в Пьяной Башне, Амберы — в Детской, вспомнилось ему. Привратную Башню занял сам Робб.
Он закрыл глаза, и перед его мысленным взором предстали знамена, смело реявшие на бодрящем северном ветру. Не осталось ни единого, все пали. Теперь южный ветер обдувал его лицо, а над тем, что осталось от Рва Кейлин, развевались лишь стяги с золотым кракеном на черном поле.
За ним наблюдали. Он чувствовал на себе взгляды. Подняв глаза, он мельком увидел бледные лица разглядывавших его людей между зубцов Привратной Башни и в прорехах полуразрушенной кладки верхней части Детской Башни. Как гласила легенда, в ней однажды собрались Дети Леса и призвали воды, которые, словно молот, раскололи Вестерос надвое.
Переправиться через Перешеек посуху можно было только по гати, а башни Рва Кайлин запечатывали ее с севера, как пробка бутылку. Дорога здесь была узкой, а расположение развалин таково, что всякий враг, идущий с юга, оказывался под ними и между ними. Неприятелю, решившему штурмовать любую из трех башен, пришлось бы взбираться по влажным каменным стенам со склизкими плетьми мха "шкура призрака", открывая спину стрелам с двух других башен. Болотистая почва за пределами гати была непроходимой — бесконечная трясина с топями, зыбучими песками и сверкающими зелеными лужайками, на первый взгляд прочными, но превращавшимися в воду, стоило лишь ступить на них. Земля кишела ядовитыми змеями, цветами с губительным ароматом и огромными львоящерами с зубами, подобными кинжалам. Народ, населяющий эту местность, был не менее опасен: скрытые от глаз, но всегда таящиеся рядом — болотные жители, пожиратели лягушек, люди ила и тины. Фенн-Топь и Рид-Камыш, Пит-Торф и Боггс-Болото, Крэй-Протока и Квагг-Трясина, Грингуд-Зелень и Блэкмайр-Черная Тина — так именовали себя они. Железнорожденные же их всех звали болотными дьяволами.
