Вонючка миновал сгнивший труп лошади со стрелой, торчащей из горла. При его приближении длинная белая змея скользнула в пустую глазницу. За лошадью он заметил всадника, вернее то, что от него осталось. Вороны склевали плоть с его лица, а дикий пес пробрался под кольчугу и выгрыз внутренности. Чуть дальше другой труп настолько увяз в жиже, что только лицо и пальцы торчали наружу.
Ближе к башням земля была усеяна трупами со всех сторон. Кровоцвет рос из их зияющих ран — бледные цветы с лепестками пухлыми и влажными, словно женские губы.
Никто в гарнизоне меня не узнает. Кто-нибудь, может, и вспомнил бы мальчишку, которым он был до того, как выучил свое имя, но ни один из них не знал Вонючку. Он не видел своего отражения целую вечность, но хорошо представлял себе, насколько постарел. Волосы поседели, большая их часть и вовсе выпала, а те, что остались, были сухими и жесткими, как солома. Подземелье сделало его слабее старухи, и он до того исхудал, что сильный порыв ветра мог сбить его с ног.
А руки… Рамси дал ему перчатки, прекрасные перчатки из черной кожи, мягкие, податливые, плотно набитые шерстью там, где надо было скрыть отсутствие пальцев, но если присмотреться, становилось заметно, что три пальца не гнулись.
— Ни шагу ближе! — раздался крик. — С чем явился?
— Есть разговор, — он пришпорил свою клячу и продолжил движение, размахивая мирным флагом так, чтобы они его наверняка заметили. — Я без оружия.
Ответа не последовало. Он знал, что сейчас за башенными стенами железные люди решают, впустить его или же нашпиговать ему грудь стрелами. Мне все равно. Быстрая смерть здесь и сейчас в сотню раз лучше, чем возвращение к лорду Рамси с пустыми руками.
Затем двери сторожки распахнулись.
— Быстро!
Вонючка только начал разворачивать лошадь в сторону звука, как рядом просвистела стрела. Она вылетела откуда-то справа, из полузатопленных развалин оборонительной стены. Стрела прошла сквозь складки его стяга и безвольно повисла, ее острие закачалось у него перед носом. С перепугу он бросил флаг и скатился с седла.
— Давай внутрь! — крикнул голос из башни, — быстрей, дурак, быстрей!
Вонючка карабкался на четвереньках вверх по ступенькам, когда над головой пронеслась еще одна стрела. Кто-то схватил его и втащил внутрь, за ними с грохотом захлопнулись двери. Его рывком подняли на ноги и толкнули к стене, к горлу приставили нож, а бородатое лицо обладателя ножа оказалось так близко, что он мог пересчитать волоски в его носу.
— Кто такой? Зачем ты здесь? Отвечай живее, не то составишь компанию вон тому, — караульный тряхнул головой, указывая на гниющий труп рядом с дверями, позеленевший и покрытый опарышами.
— Я из железнорожденных, — солгал Вонючка. Железнорожденным был тот мальчишка, которым он был прежде, но Вонючка явился в этот мир из темниц Дредфорта. — Посмотри на меня как следует. Я сын лорда Бейлона. Я твой принц.
Надо было бы назвать и имя, но слова застряли в горле. Я Вонючка, Вонючка — скулящая сучка. Но на какое-то время об этом следовало забыть. Ни один человек, будучи даже в самой безвыходной ситуации, не согласился бы сдаться такому существу, как Вонючка. Он должен притвориться принцем.
Схвативший его мужчина прищурил глаза, вгляделся в черты лица и недоверчиво оскалился, показав гнилые зубы. От него несло элем и луком.
— Сыновья лорда Бейлона убиты.
— Мои братья. Не я. Я попал в плен к лорду Рамси, после Винтерфелла. Это он послал меня к вам для переговоров. Ты здесь главный?
— Я? — мужчина опустил нож и сделал шаг назад, едва не споткнувшись о тело на полу. — Что вы, нет, милорд, — ржавая кольчуга, полусгнившие кожаные штаны. Язва на запястье сочилась сукровицей. — Ральф Кеннинг у нас за главного, так капитан распорядился. Я всего лишь караульный.
— А это кто? — Вонючка толкнул ногой труп.
Караульный в недоумении уставился на тело, словно впервые увидел его:
— Этот… Он выпил воды. Пришлось перерезать ему горло, чтоб перестал орать. Хворь в животе. Здешнюю воду пить нельзя. Поэтому мы пьем эль, — караульный потер красные воспаленные глаза. — Поначалу мы стаскивали мертвецов в подвалы, все погреба там затопило. Но больше никто не хочет этим утруждаться, так что они остаются лежать, где упали.
— Подвалы для них более подходящее место. Их надо предать воде. Отдать Утонувшему Богу.
Мужчина рассмеялся:
— Там внизу нет богов, милорд. Только крысы да водяные змеи. Белые твари, толщиной с ногу. Иногда они заползают наверх и кусают спящих.
Вонючка вспомнил подземелья Дредфорта, извивающуюся в зубах крысу и вкус свежей крови на губах. Если у меня ничего не выйдет, Рамси вернет меня туда, только прежде сдерет кожу еще с одного пальца.
— Сколько человек осталось в гарнизоне?
— Несколько, — ответил железнорожденный. — Точно не знаю. Меньше, чем было поначалу. Наверное, в Пьяной Башне тоже кто-то остался. А вот в Детской Башне нет никого. Дейгон Кодд проверял пару дней назад. Сказал, нашел там двоих, они жрали мертвецов. Он вроде как убил обоих.
Ров Кейлин уже пал, вдруг понял Вонючка, просто им не сочли нужным сообщить. Он потер рот, стараясь скрыть недостаток зубов, и произнес:
— Мне нужно поговорить с вашим командиром.
— С Кеннингом? — караульный был в замешательстве. — Он не особо много нынче говорит. Он помирает. А может, уже помер. Я не видел его с… Не помню, когда…
— Где он? Отведи меня к нему.
— А двери кто будет охранять?
— Он, — Вонючка пнул труп.
Это вызвало у мужчины смех:
— Ага, почему бы нет? Пойдемте, раз так, — он выдернул факел из подставки и размахивал им до тех пор, пока тот не разгорелся ярко и жарко. — Сюда, — караульный открыл дверь и повел его вверх по спиральной лестнице, свет факела отражался от черных каменных стен, пока они поднимались.
Лестница привела их в темную, дымную комнату, натопленную до духоты. Окно было затянуто потрепанным куском кожи, чтобы уменьшить сырость с улицы, в жаровне тлел кусок торфа. В комнате стояла отвратительная вонь: миазмы плесени, мочи и испражнений, запах дыма и болезни. Пол был устлан грязным тростником, охапка соломы в углу служила постелью.
Ральфа Кеннинга, лежащего под горой мехов, бил жестокий озноб. Его оружие было свалено рядом: меч и топор, кольчуга, железный шлем. На его щите облачная рука штормового бога метала из пальцев молнии на бушующее море, но краска выцвела и облезла, а дерево под ней начало гнить.
Гнил и сам Ральф. Он лежал в лихорадке под слоями меха совершенно голый, бледное опухшее тело было сплошь покрыто мокрыми язвами и коростой. Голова его деформировалась — одна щека неестественно раздулась, а шея так налилась кровью, что казалась шире головы. Рука на этой же стороне была размером с бревно, в ранах копошились опарыши. Судя по всему, его не мыли и не брили уже много дней. Из одного глаза сочился гной, а борода покрылась коркой засохшей рвоты.
