Снегопад усилился. Ледяной, порывистый ветер, свистел в полуразрушенных бойницах, бросал в лицо снежные заряды, слепил, сбивал с ног. В двух-трёх шагах уже ничего не было видно. С внутренней стороны монастырской стены вместо бойниц шёл сплошной каменный парапет, который скрывал гнома и девочку почти полностью, а рослого Вольфгера по пояс.
Они дошли до угла стены, и там Эльза остановилась.
— За углом сторожевая башенка, — сказала она, — в ней сидит часовой.
— А до другого часового далеко? — спросил гном, — они друг друга видеть могут?
— Далеко, вторая башенка над теми воротами, в которые вы вошли вчера. Отсюда их почти не видно, да и снегопад сегодня сильный…
— Ждите меня здесь, — сказал Вольфгер, разминая пальцы. Он пошевелил плечами, пробуя, не ограничивает ли движение одежда, и, пригибаясь, двинулся вдоль парапета. Снег предательски хрустел под ногами, но часовой, похоже, ничего не слышал. Подобравшись ко входу в башенку, Вольфгер сделал несколько глубоких вдохов и ворвался внутрь.
В башенке на каменной скамье развалился мужик в бараньем тулупе. На его обрюзгшей, щетинистой роже было разлито блаженство. Мужик жрал. Перед ним были разложены хлеб и мясо, а рядом стояла бутыль. Несмотря на сильный ветер, в башенке воняло плохо выделанной овечьей шерстью и немытым человеческим телом.
Вольфгер мельком глянул в лицо часового, и в его памяти тут же всплыли седые, окровавленные волосы, вмёрзшие в снег.
Что было дальше, барон точно не помнил. Его сознание заволокло багровой мутью, он закричал и с какой-то запредельной силой и злобой вцепился в горло часового, ломая его кадык. Мужик захрипел, пару раз дёрнулся и обмяк, но Вольфгер не отпускал мертвеца, продолжая давить на его жирную шею.
— Отпусти его, — проник в сознание барона голос гнома, — ты ему мало что голову не оторвал, с ним уже всё…
Вольфгер не обратил внимания на то, что в минуту опасности обычно вежливый гном перешёл на «ты».
Барон с трудом расцепил сведённые судорогой пальцы и начал оттирать их снегом. Гном быстро обшарил башенку. Его добычей стал скверно откованный меч, охотничий нож и арбалет с полудюжиной болтов. Арбалету гном особенно обрадовался.
— Добротная работа, настоящее боевое оружие! Но как запущено! Тьфу! Руки бы оторвать тому, кто… Впрочем, он своё уже получил. Ну-ка, попробуем!
Гном наложил болт на ложе, повернул рычаг, стальная тетива заскрипела, и болт лёг на своё место.
— Отлично! — довольно сказал Рупрехт, — вот оружие по мне, не то, что эта железная кочерга, — он презрительно кивнул на меч, валявшийся на скамье. — О, да тут кое-что съедобное осталось, может, подкрепимся?
— Я не могу, доедать после этой твари… — покачал головой Вольфгер.
— Это же обычная еда! Что в ней такого? Впрочем, не хочешь — не надо. Ну хоть глотни, тут что-то крепкое, на морозе — самое то.
Вольфгер взял бутыль, недоверчиво понюхал и, преодолевая отвращение, глотнул. В бутыли была сивуха. Вонючая, но крепкая. То, что надо.
— Второй часовой — мой, — с ноткой ревности объявил гном. — Надо арбалет опробовать. Эльза, веди.
Они подобрались к очередному повороту стены, и Вольфгер осторожно выглянул из-за угла. Второй часовой оказался осторожнее первого. Он не сидел в башенке, а ходил по стене, время от времени заглядывая вниз. На поясе у него висели длинный кинжал и сигнальный рог. Часовой был готов поднять тревогу в любую минуту.
Гном лёг в тень наружных зубцов стены и бесшумно пополз. Вольфгер пытался следить за Рупрехтом, но вскоре потерял его из виду в снежной круговерти, перемешанной с утренними тенями.
Внезапно гном появился за спиной часового и громко окликнул его:
— Эй, ты!
Разбойник стремительно обернулся, хватаясь за кинжал, но захрипел и грохнулся на спину, в агонии загребая руками и ногами. Из переносицы у него торчало оперение арбалетного болта.
Вольфгер выскочил из-за угла, подбежал к гному и заорал на него:
— Ты что вытворяешь, ненормальный? А если бы он успел тебя кинжалом пырнуть, а?
— Так не успел же, — пожал плечами Рупрехт, — а в спину я даже разбойникам не стреляю.
— Боги, за какие прегрешения вы послали мне этого твердолобого гнома? — пробормотал Вольфгер. — Что я такого сделал?
— Ладно, не ворчи, — примирительно сказал Рупрехт, — начало положено, двое мерзавцев уже получили своё, это главное. Кое-какое оружие у нас теперь есть, пора идти дальше. Эльза, скажи, чтобы спуститься со стены, нужно идти обратно?
— Нет, здесь есть другая лестница, идите за мной, я покажу.
Лестница, действительно, оказалась рядом, но без Эльзы барон и гном её бы не заметили, поскольку она не выступала над внутренним бортиком стены.
Оказавшись на земле, девочка тихо спросила:
— Теперь куда, господа рыцари?
— Теперь нам бы нужно вернуть свои вещи, — ответил гном, — ты не знаешь, где они могли бы быть?
— Наверное, в покоях матери-аббатисы, где же им ещё быть? Больше негде…
— Ты можешь отвести нас туда? Покои не заперты?
— В монастыре нет замков, — ответила Эльза, — пойдёмте, только чур я первая.
Они шли по территории монастыря, и Вольфгеру казалось, что их ведёт не обычная девочка, худенький и несчастный ребёнок, а демон мести — холодный, безжалостный и беззвучный, как ночной кошмар.
Внезапно Эльза, свернувшая за угол какого-то строения, резко отшатнулась и упёрлась ручками в грудь Вольфгера.
— Дальше нельзя, — прошептала она, — там!
— Что там?
— Там разбойник. Стоит…
— Один?
— Я видела одного…
— Этого попробуем взять живым и допросить, — сказал барон.
Он половчее перехватил охотничий нож часового и выглянул из-за угла. Перед ним лежала маленькая площадь, на другой стороне которой виднелся дом с освещёнными окнами, по-видимому, трапезная. Оттуда доносились пьяные крики. Посередине площади выделялась засыпанная снегом клумба, в которую было вкопано распятие с фигурой Христа. Перед распятием стоял вдребезги пьяный человек в распахнутом полушубке и, качаясь, мочился на него. Он был так увлечён своим занятием, что не услышал шагов Вольфгера у себя за спиной.
Разбойник задушенно ахнул, когда почувствовал у горла холодное и острое лезвие ножа.
— Ты кто такой? Ты это чего? — прохрипел он, не делая попытки вырваться, потому что чувствовал, как по шее бежит струйка крови от пореза.
— Я-то? — усмехнулся за спиной незнакомец. — Ну, считай, что я твоя смерть. Иди вперёд, и не вздумай дёргаться. И спаси тебя Господь орать. Понял?
— Понял, понял… Не убивайте!
