Отголоски событий, которые могли произойти за это время, дорисованные воображением предстают перед Рионом, и он содрогается. Сколько упущено? Как же так? От растущего внутри сожаления, гнева, обиды сводит скулы.
Инсус подсаживается на кровать.
— Да, уже четыре цикла живем под куполом. А где же вы были все это время?
— В траве…
3
Вместо багряных пустынь под грязновато-желтым небом, Марс предстает железобетонным склепом, погребенным под десятью километрами породы. Колония — это не футуристичные купола, а кротовые норы, в которых прогрессирует клаустрофобия.
Гостей никто не встречает.
— Так, за переборкой жилые отсеки. — Диего потирает подбородок. — Значит, мы на четвертом уровне. Нужно подняться на второй.
Они подходят к лифту. Диего открывает железную дверь, затем с лязгом — решетку. Пропускает Миру вперед.
— Знаете, а ведь у Марса нет магнитного поля, — говорит он, как только кабина трогается. — Почти нет. Оно в восемьсот раз слабее земного, фрагментировано и сконцентрировано в основном в районе южного полюса, где и расположена база-ноль. Из-за ничтожно малого природного противорадиационного экрана защитить людей от солнечных вспышек и галактических лучей может только марсианская кора.
— Диего, я училась в школе.
Но Альмокера призыв замолчать пропускает мимо ушей. Он любит умничать и просвещать. Говорит много, нудно, и продолжает даже тогда, когда тема себя исчерпала.
Если познакомить его с Флоренсом, они столкнутся, как вещество и антивещество, и Вселенная схлопнется.
— Ядро планеты давно спит и практически мертво, настолько, что позволило закопаться на десять километров вглубь, но не настолько, чтобы совсем не давать тепла. Этот обстоятельство помогло сэкономить пространство корабля и ресурсы и вместо двух запланированных ядерных реакторов, установить один. Вы слушаете?
— Нет, — честно признается Мира.
— Давление — один процент земного, ускорение свободного падения — в три раза меньше. Создать приближенную к земной атмосферу возможно только после разогрева ядра, понимаете?
— Понимаю. Но для меня это лишняя информация.
Лифт тормозит.
Проходя следом за Диего по холодному коридору, ведущему в химико-биологическую лабораторию, Мира вслушивается в гулкий аритмичный перестук шагов. Чтобы не оступиться, она смотрит под ноги на коричневые отсветы красных светодиодных ламп, идущих друг за другом прямой линией по центру потолка.
Какой тонкий психолог придумал освещать коридоры подземной марсианской базы красным? Соображениями энергосбережения такой выбор едва ли можно оправдать. Тогда что это? Эффект норы? Симулятор ада? Напоминание о потенциальной опасности пребывания на Марсе?
Вновь накрывает щемящее беспокойство. Опять что-то во всем фантастическое, театральное. Будто вокруг не другая планета, а декорации для хоррора о пришельцах.
За дверью громко разговаривают. Диего пытается различить знакомые голоса в обрывистых, вырванных из контекста фразах. Ничего не разбирает, стучит.
— Джерри, открой, посмотри, кто там! — раздается изнутри.
Стальные створки расходятся в стороны. Из помещения шибает сырой землей вперемежку со знакомой мускусной эссенцией. Давно забившиеся фильтры не справляются со смрадом, но никого, по всей видимости, это не беспокоит.
— Кто вы? Что вам нужно? — испуганно спрашивает темнокожий юноша.
— Йович и Хансен здесь?
Парень на несколько минут скрывается в помещении, возвращается и впускает их.
— Да, я тогда об этом писал, даже дважды, но ты же знаешь, как бывает, все не в коня корм, — говорит русый кряжистый сангвиник. На бейдже у него написано: Питер Йович, инженер систем жизнеобеспечения.
— Знаю! Поэтому иногда жалею, что не стал беспутным бомжом! — отвечает светловолосый жилистый Юлиан Г. Хансен.
Диего здоровается.
— Проходи, Диего, садись! — Хансен приглашает Диего к лабораторному столу, где они с Питером курят самокрутки, стряхивая пепел в чашку Петри.
— Какой содом, — невольно вырывается у Диего. — Отвратительно.
В лаборатории царит хаос. Столы сдвинуты в кучу, все в зеленоватых пятнах и усыпанные белым порошком, заставлены грязными колбами, стаканами и пробирками, заткнутыми самодельными ватно-марлевыми пробками, вперемежку с флаконами реагентов и питательными средами. По мере необходимости ученые и лаборанты, похоже, просто сдвигают лишнее в сторону, но, ни в коем случае, не убирают в шкафы. По углам распиханы рваные мешки с марсианским грунтом, окруженные горками просыпавшейся породы. На полу вокруг разбросан мелкий мусор — бумажки, осколки.
Лампы моргают и издают неприятные щелчки. Светится термостат, который используется как микроволновая печь, и сейчас там подогреваются тарелки с объедками. На полках над столом, за которым сидят Питер, в белом комбинезоне, и Юлиан, в заляпанном метилоранжем халате, стоят банки с мутной охристой взвесью.
Хансен выпускает облачко сладкого дыма.
Диего тускнеет
— Почему вы не работаете?
— Кто не ест, тот не работает, — отвечает Питер. — Когда будет провизия без перебоев поступать, тогда и поговорим.
Диего хочет остаться спокойным, во что бы то ни стало, но закипает:
— В каком это смысле? Вы здесь зачем? Юлиан, задача вашей команды научиться выращивать растения в марсианском грунте! Это одна из целей миссии!
Брови Юлиана ползут вверх.
— А не слишком ли тебя заносит, Диего? Лучше всех ты знаешь, кто и что должен! Ты вообще чего здесь забыл? Ты начальник?
— Какие проблемы, Диего? — спрашивает Питер.
— Какие проблемы? Ты спрашиваешь меня, какие проблемы? Неделю назад, женщина, которая вела вашу отчетность на Земле, уволилась и уехала в неизвестном направлении. Посреди ночи мне звонит Гоцци из Совета и говорит: «Диего, я тебя давно знаю, не поработаешь по программе озеленения Марса? Найдешь местечко в плотном графике?» И что я должен ответить? Я на птичьих правах в отделе, мой проект уже год хотят прикрыть! — Он размахивает руками, чуть не сбивая микроскоп. — Первый раз за всю жизнь мне доверили что-то по-настоящему важное…а вы…Господи боже! Где результаты?
— Это не наши проблемы. — Питер пожимает плечами.
Диего вопиет в отчаянии.
— Я вчера вникал в дело и выяснил, что вы уже полгода не отчитываетесь! Как так?
Юлиан смеется:
— Ну, ты как малое дитя! Сейчас… немного туману, сводная табличка… Джерри? — зовет он, вытянув шею в сторону маленькой, похожей на аппендикс, комнатки, смежной с лабораторией.
— Да, мистер Хансен, — отзывается лаборант.
— Набросай цифр мистеру Альмокера, — и, подумав, добавляет: — только не завышай, а то придерутся!
— Сделаю, мистер Хансен.
Мысли Миры далеко. У нее начинается мигрень.
Диего здесь ловить нечего. Он это понимает. Обычная помойка. Мечта человечества, превращенная в прокуренный бомжатник на краю обитаемого мира.
— Вы ничем не лучше террористов с Земли, — внезапно произносит Диего. — Вы могли бы создавать будущее, но вместо этого превращаете все в тлен, в дым.
Питер затягивается и издает дельфиний звук. Юлиан достает из термостата перекус. Ничто не способно побороть их беспечность и легкомыслие. Почему так? Что с ними стало? Неужели Уолтер прав? Нет никакого светлого будущего, лишь разрушающая сила, которая превращает нас в ленивых хиппарей? А, может, это и есть сингулярность?
Диего, пасмурный и опустошенный, идет к выходу.
Мира замирает.
— Что это за трава?
Не дожидаясь объяснений, открывает сушильный шкаф. Вот оно. На решетке ровными рядами лежат подсушенные пурпурные стебельки…
…деревьев, что поднимаются из топей и упираются ветвями в небеса. Кроны плотно сплетаются, руки ветвей душат друг друга, перекрывая доступ свету. Стволы, толстые и неестественно изогнутые, с фиолетовыми и рубиновыми переливами, стоят плотным строем, и вместо коры поблескивает гладкая поверхность, как толченое стекло под лампой, а вместо листьев над топью свисает множество нитевидных стеблей…
