конце. Когда она сказала чужаку, что была счастлива только один раз в жизни, в тот самый день, когда его отец сдох, он ударил ее.
Мог убить.
Но ушел к океану.
И бродил там до темноты.
______________
Позже.
Она показала ему комнату своей матери.
Стояла в дверях, не решаясь войти.
На кровати, в складках одеяла лежал морской змей. Мертвый ручей. Может быть ночью он оживет. Убьет чужака. Прогонит его из этого дома. Мира. Вселенной.
След от удара ладонью наотмашь все еще горел болью на щеке и переносице.
Она видела аспида так же четко, как лицо чужака.
Мужчина обвел комнату взглядом и ничего не сказал.
Он подошел к окну и смахнул пыль с печатной машинки.
Пустой белый лист давным-давно пожелтел. И, казалось, рассыпится в прах от малейшего прикосновения. Но этого не случилось. Будто некая волшебная сила вновь скрепила бумагу, сгладила неровности, вдохнула в нее новую жизнь.
Чужак нажал несколько клавиш и сдвинул каретку налево.
Старая печатная машинка, в которой буква "м" похожа на "п", стучит по пропитанной чернилами ленте, оставляя на листе отпечаток мысли. Образ. Картинку. Нечто, пришедшее сюда из другого мира, невидимого для глаз девушки.
Она оставила чужака на едине с призраками прошлого и спустилась на первый этаж.
Какое-то время она сидела на диване в гостиной и смотрела на свое отражение в экране телевизора.
Некрасивая.
Верно?
Чужак ни разу не посмотрел на нее, как на женщину.
Она знала, как это бывает. Словно искра. Яркий всполох взрыва на Солнце. Но между ними ничего такого не было. Он бы убил ее. Там в саду. Но удержался.
Почему?
Девушка пожала плечами.
Ну и черт с ним.
Пусть идет на хер.
Завтра она поедет в город. Отдаст Линдеманн все деньги Анат и отправится в другие миры. Это был путь на свободу, который она наконец-то нашла. Выход из лабиринта прежних событий.
Где-то в гараже есть канистра с бензином.
И это неплохо. Можно сжечь все мосты.
Пусть так и будет.
Пусть.
______________
Она проснулась ночью.
Что-то было не так.
В скрипучем, холодном доме. Сквозь гул океана. Через стены и коридоры.
Она слышала это.
Стук печатной машинки. И едва уловимый «дзинь», когда строка заполнялась, и каретка возвращалась назад.
Но было что-то еще.
Шипение змей.
Анат снова жива? Или то был ее призрак, вошедший в дом под покровом ночи, преодолев все защитные руны и охранные знаки? Нужно было сжечь старую ведьму, а не топить в океане. Огонь очищает. Сжигает даже самое сильное зло.
Девушка отбросила одеяло.
Кошмарные тени деревьев ползли по стенам комнаты.
Затонувший лес качался на холодном ветру.
Но за окном ничего не было.
Белая линия пляжа и океан.
Высоко в темном небе светила Луна. Кусок застывшего камня. Огромный и мертвый. Труп, прикованный гравитацией к старухе Земле. Ее мертвая дочь. Сегодня она не была прекрасной и поэтичной. Была лживой. Кошмарной. Уродом.
Девушка прошла по коридору в дальний конец дома.
Мать любила угловую комнату больше всего. Там всегда было тихо. Шум океана, скрип маяка, невнятный гул города. Все оставалось где-то внизу. Далеко-далеко. На периферии. Тишина освобождала пространство для мысли. Она была чуть ли не единственным средством, которое какое-то время помогало Анат не сойти с ума. Настоящая магия для безумного человека.
Девушка приоткрыла дверь в комнату матери и увидела там чужака.
Он сидел у окна и смотрел на исписанный лист в печатной машинке. Мятые, разорванные странички валялись по всему полу. Словно снег. Целый рассказ или начало романа.
Она постояла в проеме двери.
Безумная. Злая.
Сердце стучит, словно ботинок в стиральной машине.
Потом стянула через голову ночную рубашку и осталась в чем мать родила.
Чужак не обернулся.
Не захотел ее взять.
Ее будто здесь никогда и не было.
Все смотрел на слова.
Его правую руку обвивал морской змей.
Яркие чешуйки горели синим пламенем в свете Луны.
Аспид шептал что-то на своем языке. И этот шелест превращался в слова на бумаге.
Девушка не видела текст, но понимала змею.
Девора умела ходить между мирами.
Но перемещение отнимало у нее силу. Она старела. В тридцать лет молодым осталось только лицо. Все остальное иссохло. Девора прятала под одеждой обвисшую грудь, сморщенную кожу, угри и язвы, ожиревший живот, вспухшие вены, запах тлена из почерневшего влагалища.
Иногда, в плохую погоду, она еле двигалась. Боли в мышцах и суставах приводили ее в ярость. В такие дни лучше было не попадаться ей на глаза.
Девора умела воскрешать мертвецов.
Она любила кладбища, куда больше, чем чужие миры, где все выглядит странно и нелепо.
Мертвецы куда лучше живых.
Они служат и не требуют платы. Глупые. Безмозглые твари. Девора всегда воскрешала таких. Она не могла вернуть душу, сознание или нечто такое, что делало плоть человеком. Она приводила в мир полуразложившиеся трупы, которые были живыми, но продолжали гнить дальше, превращаясь со временем в скелеты, обтянутые кожей.
Они стали ее орудием.
Ее Армией Тьмы.
Змея замолчала.
Чужак не шевелился.
Огромный, как памятник миру в центре города. Он занимал полкомнаты. И выглядел чудаковато на маленьком стуле у окна. Лунный свет падал на его волосы, и они казались бледными.
Девушка не могла понять жив он или мертв.
Она сделала неуверенный шаг вперед и тут же бросилась из комнаты прочь. Вспомнила, как чужак ударил ее по лицу в саду перед домом. Ладонью наотмашь.
Она ушла.
Лежала в своей комнате и смотрела в окно.
Там был виден маяк.
Темный. Без единого лучика света на башне.
Истукан, потерявший всякий приемлемый смысл на побережье.
______________
Утром дом снова был мертвым.
Пустота.
Комната Анат. Печатная машинка. И ничего.
Ни листов. Ни чужака.
Девушка сбросила одеяло с кровати. Но змея тоже исчезла.
Пора уходить. Бросить дом и маяк.
Здесь никого не осталось.
Она вынула оставшиеся деньги из-под кровати Анат, выпила чаю на кухне и стала собираться в город.
Но что-то мешало.
Странное чувство.
Все здесь могила.
Место смерти.
Ее усыпальница.
И она должна занять эту нишу. Должна умереть.
Здесь. Сегодня. Без сожалений.
Она направилась к океану.
Старик был шумный. Холодный и недовольный. Ветер гнал волны. Огромные с белыми гребнями пены. Словно горы сошли в океан. Зеленые. Грязные.
Всюду лежал мусор и растрёпанные водоросли.
Чужак бродил по краю прилива.
Он захватил из дома бутылку виски и время от времени делал жадный глоток прямо из горлышка. Было видно, что ему
