— Задуй светильник и ложись, — приказал я женщине. — До утра нас не будут беспокоить.
Мне показалось, что пуховая подушка и перина еще хранили тепло того, кто лежал на них до меня. Может быть, это был именно тот, кого я убил у ворот. Зато в женщине следов не наблюдалось. Влагалище было сухим и тугим. Наверное, женщине не очень приятно, если ни сказать больно. Что ж, потерпит. Такова бабья доля — терпеть и унижаться.
65
Ним взяли без боя. Маврский гарнизон покинул его, отступив в Нарбонну, а горожане сидеть в осаде не решились, сдались на милость Карлу Мартеллу. Их примеру последовали жители Магелона, Агда, Безье. Зато в Нарбонне, которому мавры дали название Арбуна, основательно подготовились к нашему приходу: ров шириной метров двенадцать был почищен и углублен; каменные стены семиметровой высоты подлатали и кое-где сделали выше на полметра-метр; на башнях были новые деревянные крыши; на сторожевых ходах подготовили столько булыжников, что кое-где горки их были видны в просвет между зубцами; на каждой куртине имелись не меньше одного котла с водой и солидный запас дров для ее нагрева; едоков, не пригодных для обороны — стариков, детей, женщин — отправили морем в Барселону. Само собой, гарнизон был немалый и, что важнее, из опытных воинов, готовых умереть за город, который они теперь считали своим. Командовал ими опытный военачальник-бербер по имени Атима.
Карлу Мартеллу очень хотелось захватить Нарбонну. Настолько сильно, что предложил мне титул герцога Септимании, если помогу взять столицу провинции. Я был не прочь отхватить лакомый кусок в таком прекрасном месте на берегу Средиземного моря. Все-таки жаркий сухой климат мне больше нравится, чем умеренный континентальный с холодными зимами в Альтдорфе. Два месяца я изучал, как обороняют Нарбонну, искал слабое место. Оно должно быть. Неприступных крепостей не существует.
Попытка проникнуть ночью закончилась гибелью четырнадцати человек. Я мог бы стать одним из них, если бы не пропустил вперед подчиненного. Видимо, маврам сообщили, как был захвачен Авиньон, потому что, при всей своей нелюбви к собакам, держали по несколько на каждой куртине, и часовые несли службу исправно, что было нетрудно, потому что началась вторая половина лета с привычной им жарой. Я попробовал проникнуть со стороны лагуны, по которой ночью и порой даже днем сновали туда-сюда разные плавсредства. Меры предосторожности там соблюдали четко, с малым отрядом не сунешься, а большой без шума не переправишь. К тому же, у франков не было военных галер, потому что марсельцы, которые имели их, сделали вывод, что мы надолго застрянем под Нарбонной, и открыто перешли на сторону мавров. Наши пехотинцы по обоим берегам лагуны насыпали валы, чтобы вражеский морской десант не застал врасплох.
В итоге я остановился на подкопе. В одном месте городская стена проходила сравнительно близко к краю невысокого отвесного склона из ракушечника. Если прорубить достаточно глубокую пещеру и развести хороший костер, то был шанс, пусть и маленький. К склону провели деревянную галерею и принялись за дело. Мавры всячески мешали этому, дважды поджигали ее днем и однажды — ночью. Мы восстанавливали галерею и продолжали горные работы. Чем-то ведь надо было заниматься и на что-то надеяться, иначе осадная армия начнет разлагаться, терять веру в успех.
Это воскресное утро в конце сентября не предвещало ничего плохого. Было не очень жарко. Я с утра по привычке искупался в лагуне, позавтракал, отправил разъезды во все стороны, причем не столько для разведки, сколько для сбора добычи. Большую осадную армию надо было чем-то кормить, а припасы из Бургундии и Нейстрии добирались не всегда из-за нападений провансальцев. Половину захваченных продуктов мы отдавали на общак, остальное съедали сами и продавали пехоте. Затем я отправился посмотреть, как вырубают пещеру (очень медленно), и на обратном пути заглянул в шатер Карла Мартелла. Раньше мажордом всех франков обитал в маленькой трофейной юрте из белого войлока, а после того, как жара начала спадать, перебрался в большой, просторный из красной кожи. Карл Мартелл диктовал письмо своему брату Хильдебранду, который вернулся в герцогство Бургундия, потому что опасался вторжения провансальцев.
Закончив с письмом, он спросил меня:
— Сколько еще будут вырубать пещеру?
— Неделю, может, две, — ответил я. — Смотря, как сильно будут мешать мавры.
— Долго, — расстроено молвил мажором всех франков. — Приближается зима, а мне еще надо навести порядок в Провансе, наказать этого мерзавца Мавронта.
— Нарбонна важнее, — сказал я.
— Знаю, — произнес он и добавил франкскую поговорку: — Но лучше одна птица в руке, чем две в кустах.
В этот момент и прискакал гонец с вестью, что в устье реки Берра, километрах в десяти от нас, высаживается с галер и круглых судов армия мавров, посланная, видимо, на помощь осажденной Нарбонне.
66
День выдался пасмурный. С моря дует хлесткий ветер, вышибает слезу. Я в первой шеренге тяжелой кавалерии, которая на левом фланге. Мы построены привычным для германцем тупым клином — «свиньей». В первой шеренге десять всадников. Я в центре нее и вооружен длинным тяжелым копьем. Такое же у Алахиса, который стоит правее меня. Он должен будет расчистить путь передо мной, а я — перед тем, кто левее меня. Больше никто не захотел овладевать этим оружием. Более легкое и короткое копье, которым бьют, занося над плечом, пока привычнее германцам.
Правый фланг поведет в атаку Карл Мартелл. Мне кажется, он начал завидовать моей популярности у букеллариев, поэтому решил отметиться в важном сражении. Если быть честным, важное оно только в том смысле, что с маврами. Нас больше раза в полтора и тяжелая конница составляет процентов шестьдесят нашей армии, а у мавров ее почти нет. Большую часть пехотинцев мы оставили возле Нарбонны, чтобы гарнизон не ударил нам в спину. Зато у врага много лучников, размещенных на флангах на склонах холмов, поросших маквисом и труднодоступных для конницы. Когда мы пойдем в атаку, окажемся под их обстрелом. Наши враги выбрали удачное место для боя. Как рассказал гребец-гот, сбежавший с вражеской галеры, командует маврами эмир Умар ибн Халид, набравшийся полководческого опыта в войнах с восточными римлянами, а сильный враг — лучший учитель. Я предлагал мажордому всех франков отказаться от обычной схемы, поставить конницу в центре, а пехоту на флангах, чтобы сперва согнала лучников со склонов. Меня не послушали. Карл Мартелл решил, что справимся лобовой атакой. Он поверил в непобедимость тяжелой конницы, потому что, в отличие от меня, не видел, что могут сделать с ней хорошие лучники, до которых трудно добраться. Маврские, конечно, не дотягивают до будущих английских длиннолучников, не говоря уже о монгольских стрелках, но их достаточно много. Я проинструктировал подчиненных, чтобы держались подальше от склона холма и четко выполняли мои приказы, то есть следовали за мной без страха и сомнений.
Сражение начал наш правый фланг. Пошли широкой лавой почти впритык к склону холма. Светло-коричневой пыли подняли столько, что я сперва не видел, как их обстреливали. Да и некогда было рассматривать. Я ударил Буцефала шпорами в бока — и поскакал к вражеской фаланге, постепенно смещаясь вправо, подальше от лучников, намериваясь ударить в центр ее. Скакал легкой рысью. До врагов было метров семьсот, успеем разогнаться. Тяжелое длинное копье колотило по моему правому плечу, защищенному ламинарным оплечьем, которое звякало каждый раз, добавляя к гулкому перестуку копыт звонкие ноты, словно одиночные литавры в большом оркестре барабанщиков.
Когда преодолели больше половины дистанции до врагов, ветер прибил пыль, поднятую нашим правым флангом, и я увидел в правой части долины вдоль склона холма «дорогу» из десятков, если ни сотен, трупов, конских и человеческих. Между ними двигались жеребцы без всадников и безлошадные воины, которые пытались их отловить, прикрываясь щитами от стрел. Уцелевшие всадники, описав дугу и оказавшись ближе к центру долины, скакали в обратном направлении.
