Они же не волшебники, просто хорошо технически подготовлены. Вот попросил он воблы к пиву Вильчевского. Квантовый интелект-компьютер, имеющий такую скорость разрешения задачи, что можно сказать, разрешение происходит раньше постановки задачи, мгновенно настраивает копиратор и молекулируется матрица из продуктового магазина, ресторана, т. д… Но никакой доблести здесь нет. Копия есть копия. Двух Джоконд в природе не существует. Есть только одна настоящая, остальное — перепевы. Но у Степана будет возможность попробовать инопланетные фрукты. Дай срок. Другое дело, что перед тем как положить в рот кусочек рыбьеглазого арбуза, его исследует одна из служб, привлечённая в качестве сопровождения.
Наверняка такое смотряшное шоу влетает в копеечку. Хотя с другой стороны, когда скидываешься всей вселенной, уж всяко разно хватит на приличный ресторан.
Гжимултовский оглядел лауреата. Что ж. Умыт, побрит, сыт. Очи соколиные, брови соболиные.
А как лауреату одеться? Смущённо признался, что свежих брюк нет. В стирку пора.
Головатый сдул со степанова плеча пылиночку. Да пусть хоть без штанов выходит. Главное галстук. Никто не собирается обсуждать местные обычаи.
Зазвонил телефон. Гжимултовский предупредил, что это Вильчевский, и если Степан собирается ответить, то пусть имеет в виду: осталось всего три минуты.
— Алейкум-алейкум. Вань, мне сейчас некогда, у меня важная встреча, я должен бежать.
— В каком месте встреча? Мне тоже в город надо, вместе бы поехали, чтоб не скучно.
— У меня не в Москве встреча.
— За городом что ли?
— Точно не знаю, но, кажется, в другой галактике.
— Аха-ха, молоток! Стоит у статуи в лучах заката. Ладно, как вернешься, позвони.
— Две минуты осталось. Бодрись! Ты что-то с лица сошёл.
— Тут не только с лица сойдёшь… — смущённо прошептав ногами что-то околотанцевальное. — А нельзя перенести на потом? — утопил перезжатые кулаки на самое дно брючных карманов. — Что-то сегодня я не в форме.
— На твоем месте я бы залез с головой под одеяло, отсидется, пока все не разошлись, обдумывая своё лицо для следующего раза.
— Тебе никогда не быть на его месте, Терентий.
— Мне..?! Да мне… Да я всю жизнь имел склонность к изобразительным искусствам!
— Всё! Пошутили. Наш выход, друзья!
Вот тебе и уши на плечах. Посреди мастерской вспыхнула светящаяся нитка. Нитка расползлась в стороны, раскрылся прямоугольник входа.
Степан сделал шаг, оглянулся. Ни Гжимултовского, ни Головатого.
— Лейб-гвардейцы, вы куда делись?
— Спокойно. Мы всегда рядом и подскажем, если что. Заходи, пройди немного вперёд, и встань просто.
— Можешь также плакатно броско сесть на пол и снять носки, если ноги вспотеют.
— Терентий, ты не видишь, своими шуточками смущаешь подопечного.
— Смутишь его, как же! Завидное самообладание, на зависть онанистам, — балагурил невидимый гаер. — Оближите пожалуйста губы, милейший, сейчас вас будут снимать.
— Время! — рявкнул Гжимултовский.
— Экшн! — эхом доходит гаер. Вдруг, тушуется, — Вот это да-а-а-а! Похоже, полный аншлаг! Ни одного свободного места даже на галёрке! Нет, однозначно, в своей будущей жизни буду хдожником! Хочу быть похожим на Степана Дреича Бумажного!
Художник застегнул верхнюю пуговицу рубашки на вторую петлю, выдохнул из себя всё что можно и шагнул в слепящий проём, из которого слышался звук ритуальных труб.
— ВЕЛИКАЯ ВСЕЛЕННАЯ, ВЕЛИКИЙ И НЕДЕЛИМЫЙ РАЗУМ ВСЕЛЕННОЙ, ВЕЛИКАЯ ЖИЗНЬ, ТЕЛО БЕСЧИСЛЕННЫХ МИРОВ, В УСЛОВЛЕННЫЙ ДЕНЬ, СОГЛАСНО ОБРЯДУ УСТАНОВЛЕНИЯ ОБЛИКА И СУТИ ГРЯДУЩЕЙ ВСЕЛЕННОЙ, ПРИВЕТСТВУЕМ ДРУГ ДРУГА И ОТКРЫВАЕМ ЦЕРЕМОНИЮ!
Пока остывали звуки труб, Степан огляделся вокруг. А как огляделся, так в самом деле чуть не сел на зад. И хоть заметно притупились чувства — сколько уж может человек поражаться, когда-нибудь наступает предел, — всё равно впечатлило необыкновенно. Шар размером с бесконечность знает что, свет ниоткуда, и он на пятачке в квадратный метр, как унесенный в океан на игрушечном плотике.
— Эй, — прошептал через плечо. — Мужики, вы здесь?
— Где же еще? В почтительном полу-шаге сзади. Стакан минералки подать?
— Погоди малёха. Хотя не помешало бы. А где народ-то?
— Перед тобой. Один мир — один делегат. Просто много всех, для тебя сливается, но сфера и есть тот самый амфитеатр со зрителями. В любом случае, тебя-то хорошо видят.
— Правда? Значит, и почесаться нельзя?
— Хоть посикай. Жизнь такая разнообразная, что если станешь носки снимать, могут подумать, что приветственно машешь обчеству флажками. А будешь просто стоять дурак дураком и умное лицо делать, подумают, занимаешься онанизмом. Во всяком случае, на моей планете по поводу такого остекленения так бы подумали, грех соврать.
— Терентий, помолчал бы ты, ментор.
— Менторность — атрибут чумазого Юпитера, а мои мысли чище пальца младенца, обсасываемого с рождения. Я ему друг! А друг если правды не скажет, то никто не скажет.
Опять в середине головы зазвучали слова:
…ИСТИННАЯ ЛЮБОВЬ НЕ ЗНАЕТ ПРЕСЫЩЕНИЯ. ЛЮБОВЬ — УНИВЕРСАЛЬНОЕ ОРУЖИЕ, ПОБЕЖДАЮЩЕЕ ХАОС, ИНСТРУМЕНТ, ОРГАНИЗУЮЩИЙ МАТЕРИЮ, СИЛА, ЗАВИСИМАЯ ТОЛЬКО ОТ САМОЁ СЕБЯ…
Пси-эффект голоса в голове без привычки — та же двухвостка в ухе. Было дело, Стёпе в детстве на даче в ухо заползла двухвостка. Величайшая паника того возраста. Двухвостка, конечно, выбрала неправильную линию поведения, но умерла красиво. Степа сгоряча налил себе в ухо первое, что попалось под руку — вишневый компот. Когда насекомое сладко агонизировало, ослабляюще грохоча лапками по барабанной перепонке, влил также одеколон «Весна», воду с солью, батин спирт и пипеткой закапал для катализа пару капель бензина из канистры. Эффект тот же. Чужеродно и странно.
— Я бы правда попил. В глотке ежи подрались.
— Если стесняешься пить публично, могу потихоньку просунуть в уголок рта трубочку, ты и пососешь.
— Про, посикать, зря ты напомнил, хочу, а если невтерпёж станет — чего просунешь потихоньку?
Степана колотила нервная дрожь. Оттого он поддерживал с Головатым легкомысленный разговор через зубы.
…КАК НИ ОТДАВАТЬ ДОЛЖНОЕ ПРОСВЕЩЁННОМУ РАЗУМУ, ГЛАВНЫМ ОРУДИЕМ, ВИДОИЗМЕНЯЮЩИМ МАТЕРИЮ, ВО ВСЕ ВРЕМЕНА БЫЛО, ЕСТЬ И БУДЕТ ИСТИННОЕ ИСКУССТВО. НЕТ В ПРИРОДЕ ИСТОЧНИКА, ПОЛНЕЙ ИСТЕКАЮЩЕГО ВСЕМ МНОГООБРАЗИЕМ ФУНДАМЕНТАЛЬНЫХ ЭЛЕМЕНТОВ И ГАРМОНИЕЙ ЕДИНЫХ ВЗАИМОСВЯЗЕЙ…
— Тебе не напоминает это нудное заседание профсоюзного комитета, Феб?
— Ты знаешь — не напоминает. Я такого профсоюза сроду не видывал.
