Патриций стоял у необъятного ложа и смотрел на мертвенно-бледное лицо юноши, оно казалось почти голубоватым на черном шелку подушек – загар, подаренный солнцем Сатурна, испарился с его кожи. Леброн все еще находился без сознания. Глаза Патриция были печальны. Его сын… он пришел сюда, чтобы обмануть его. Его обмануть… «Какое он носит имя? – текли мысли Георга. – Леброн? Леброн… Леброн… Ах, да, Леброн… Бог Ясности Ума, Знаний и Света, один из богов Сатурна». Постепенно всплыли значения других имен: Аргон – Бог Мудрости и Справедливости, Олавия – Богиня Любви и Материнства… Ахун, – вспомнилось Георгу, – Бог Постоянства. Патриций усмехнулся и снова посмотрел на юношу.
– Имя тебе я выбрал давно, – произнес Георг. – Как же я мог не знать, не чувствовать, что ты есть? Что ты живешь?.. Пусть поможет нам Нэскей – Бог Торжества Мщения.
Пальцы Патриция коснулись лба юноши и едва заметно дрогнули, высвобождая потоки энергий.
* * *
Напиваться Сократ предпочел в одиночестве, он не выносил публичных переживаний. Как только нужный результат был достигнут, толстяк дополз до кровати, рухнул и отключился.
* * *
– Дракула, по-моему, ты впал в уныние, – констатировал Палач, созерцая старого вампира, сидящего в кресле. Дракула молча тянул вино, не реагируя на потуги молодого человека завести разговор. – Может, пойдем, отколемся где-нибудь так, чтобы небу стало жарко?
Вампир так же молча вылез из кресла, подошел к Палачу, взял его за плечо и подвел к большому напольному зеркалу в серебряной раме.
– Смотри, – сказал он.
– Куда? – удивился Палач. – Ты чего?
– Туда, – Дракула кивнул на отражение. – В зеркало.
Палач – довольно высокий, крепкого телосложения молодой человек с вьющимися волосами каштанового цвета, правильными чертами лица рыцаря-крестоносца, темными порочными глазами, и старый вампир, похожий на выбеленную временем древесную щепку, являли собою разительный контраст.
– О чем ты говоришь, Палач? – с яростью произнес Дракула. – «Отколемся»! Я уже отколол от этой жизни всё, что мог, куда ж больше? Ты что, во всем Дворце не можешь найти себе подходящую компанию и оставить меня в покое?! Ах да, теперь здесь больше нет этого толстого мерзавца, обобравшего меня до нитки, с которым ты был настолько дружен, что и вовсе позабыл о моем существовании! Тебе даже в голову не приходило поинтересоваться, чем я живу, что со мной происходит! Ты вспомнил обо мне только теперь, когда заняться тебе больше нечем и некем!
Палач с удивлением смотрел на взбесившегося вампира.
– Да чего я такого сказал-то? Я же хотел…
– Оставь меня в покое! В по-ко-е!
* * *
– Сократ! Проснись!
Некто тряс его за плечи и взволнованным голосом требовал немедленного пробуждения. Приподняв веки, он сфокусировал взгляд и увидел встревоженное лицо Олавии.
– М-м-м? – толстяк попытался приподняться.
– Сократ, от Леброна до сих пор нет никаких известий! Понимаешь – никаких!
– А что, уже утро? – он принял сидячее положение и помассировал гудящие виски.
– Уже вторая половина дня!
– Вот это я поспал…
– С ним что-то произошло! Я сердцем чувствую! Произошло что-то плохое! – Олавия разрыдалась. – Что делать, Сократ, что же нам делать?
– Вот слезы – это лишнее, моя хорошая, совершенно лишнее, – забормотал Сократ, мгновенно просыпаясь. Он слез с кровати и обнял дрожащие плечи королевы. – Для нас Леброн все еще маленький мальчик, однако, он давно уже взрослый парень, способный постоять за себя.
Олавия плакала, уткнувшись ему в плечо, Сократ неловко поглаживал ее по неприбранным волосам и думал о той глупости, которою он только что сказал.
Дверь приоткрылись, в спальню заглянул Аргон.
– Сократ, – немного растерянно произнес он, – там явилась какая-то дама и требует тебя, причем немедленно.
– Аргон, прямо сейчас не могу, ты же видишь – я занят. Я успокаиваю твою жену.
– Простите меня, я сейчас приду в себя, – Олавия отстранилась. – Все хорошо.
Толстяк спешно поискал по карманам платок, но не нашел ничего подходящего.
– Идем, милая, – Аргон взял ее под руку, – тебе необходимо немного отдохнуть. Сократ, твоя гостья в зеленой гостевой зале.
– Если бы я еще знал, где находится эта зала.
– Хорошо, я сейчас вернусь и провожу тебя.
Аргон с Олавией вышли, а Сократ бросил взгляд в зеркало.
– М-да, – пробормотал он, – и зачем только поместили столь омерзительный портрет в интерьер королевского дворца? Опять уснул в одежде, на башке лесоповал, морда мятая… мрачный мрак.
И толстяк поплелся в ванную, на ходу стягивая с себя рубашку и штаны.
* * *
Над Дворцом полыхало утро. Патриций вошел в спальню, выдержанную в белоснежных, лазурных и светло-синих тонах, и принялся раздвигать портьеры на всех пяти окнах.
– Пора просыпаться, – сказал Георг, – утро в самом разгаре.
Юноша с трудом разлепил веки и увидел склоненное над собою лицо Патриция.
– Как спалось? – Патриций взял со спинки кресла заранее приготовленный халат, расшитый серебром.
– Отменно, – улыбнулся юноша, спрыгивая с кровати и потягиваясь.
– Что-нибудь снилось? – с ответной улыбкой Патриций окинул взором его превосходно развитое поджарое тело.
– Какая-то ерунда, точно не помню, – он сунул руки в широкие рукава халата, и Георг набросил одеяние ему на плечи. – Слушай, как все-таки хорошо, что весь этот глупый кошмар закончился. Даже не верится, что наконец-то я дома.
– Да, признаюсь, для меня твое появление оказалось полнейшей неожиданностью, – Георг наблюдал, как юноша завязывает синий пояс, как запускает пальцы в жесткие черные кудри, выравнивает пряди, отбрасывая их назад. – Я ведь жил с уверенностью, что навсегда потерял тебя. Ты был таким маленьким, когда тебя выкрали из Дворца…
– Несмотря на то, что я был очень мал, я все прекрасно помню, и всегда знал, кто я и откуда. Всю свою жизнь я шел обратно, пытался вернуться, видишь, для этого мне пришлось пройти через две Системы и четыре созвездия. Уничтожить бы всех, кто к этому причастен.
– Не беспокойся, уничтожим. Так, мальчик мой, сейчас тебя оденут и проводят завтракать в Бриллиантовую Залу. Дел у нас очень много, сегодня даем большой прием в твою честь.
– Ты знаешь, я как-то не очень привычен к большим приемам в свою честь, – усмехнулся он. – Как бы не растеряться.
– Не тревожься, Нэскей, теперь я смогу позаботиться обо всем, что касается тебя, абсолютно обо всем, вплоть до твоей растерянности. Жду тебя в Бриллиантовой.
Патриций закрыл за собой двери спальни, покинул апартаменты сына и быстро пошел прочь.
