Я - заметил.
Никакой мести пока не было и в помине. Собственно, мне и мстить-то по особому некому. Ни мне, ни мне. У меня как у каждого деятельного человека есть, конечно, враги. И многие готовы мне мстить. Мстить - не сеять. Просто сила и звук той мести, которыми они могут меня ударить и оглушить, меня даже не заденет, не тронет. Эта их мелочная мстительность замкнется на них самих. Я даже не почувствую её дыхания. Но есть все и есть Тина! И ей нельзя это ставить в вину. Раз уж она об этом сказала... За собой же я никакой вины перед ней не чувствовал. И тут вдруг: «значит, ты знал!»
«И душа в жгуты!..»
Кто-то кричал мне надрывным женским голосом, называя меня чужим именем, кричал, чтобы я остановился, спрыгнул с подножки, стеная и размахивая руками, крича во всё горло... Я не помню слов, только ор, ор... Только орррррр...
Я и проснулся...
- А проснулся... Ты так орал...
Я проснулся...
- Ти, - сказал я, - ты всё время называешь меня чужим именем.
- Я не Тина, я - Аня...
«Тиннн-н-н...».
Потом была презентация моей книжки «Стратегия совершенствования жизни». Ее устроили друзья Ани. Было много знаменитостей с выражением глубокой скуки (так мне казалось), но и с достоинством благовоспитанного человека слушавших мое выступление.
- Презентация, я считаю, прошла безупречно. Очень четко и ясно. И информативно.
Аня была восхищена моей краткой речью и доводами, вызвавшими, как потом оказалось, неподкупный интерес у фешенебельной публики. Неизгладимое впечатление произвели цветные рисунки и схемы во весь экран, поясняющие существо и подробности теории совершенной жизни.
- Все так просто, понятно... Наконец-то и я прониклась твоими идеями.
- Ты хотела бы жить в такой Пирамиде?- спросил я.
- Да, мне нравится...
- Быть женой фараона?..
Аня не стала развивать эту тему.
- Я уверена: твоя книжица теперь войдет в каждый дом. Теперь каждый захочет построить твою Пирамиду у себя прямо в спальне.
Я был счастлив. Теперь мы говорили о чем попало.
- Скажи, и здесь пляшут твои красавицы?- спросил я.
- Танцуют. И здесь, и везде, где есть толстосумы и старые пердуны. Они жить не могут без наших красивых ножек. Наши ножки - как куриные окорочка, только у них другие покупатели. Поэтому они не пляшут, а танцуют. Пляшут на дискотеках и в подтанцовках, в разных там шоу и на свадьбах... А у нас танцуют.
Аня сказала все это спокойным ровным тоном, по-прежнему любуясь полетом чайки. «Пляшут» - это был еще один мой промах. Я понимал, что все эти пляски с безукоризненно четким и гармоничным выбрасыванием высоко вверх и далеко в сторону чудодейственных голых ножек - это всего лишь яркое зрелище, фейерверк, за которым стоит фантастически тяжкий труд.
- Тебе все еще нравится быть на виду?- спросила Аня, чтобы заполнить возникшую паузу.
Я рассмеялся, хотя ничего смешного в ее вопросе не было.
- Идем отсюда, - сказала она, когда я попытался задержаться у толпы любопытствующих, - я долго не могу находиться среди праздных людей.
Я посмотрел ей в глаза.
- Меня от них тошнит, - сказала она и, кивнув в сторону какой-то звезды Голливуда, спросила, - ты думаешь ей нужна твоя Пирамида?
- Конечно!- сказал я, - они же однобоки, как камбалы. Ты попробуй сунуть ее в парикмахерши или банщицы, она пропадет.
- Она уже никогда не станет банщицей.
- Никто этого не знает. Все зависит от высоты, с которой ей придется падать.
- Разве эти уже не живут на ее вершине?
- На вершине, запомни - Бог. А эти карабкаются по ее граням, как солдаты во время штурма крепости, кто выше, кто ниже, а кто-то уже летит кубарем, сбивая других... Мы тоже где-то там, а где - может сказать только наука. Нужно считать кванты.
- И этому пузырю, - спросила Аня, провожая глазами раздутого во все стороны колобка в белых шортах с розовой лысиной, - тоже нужна твоя Пирамида?
- Этому в первую голову.
Мы говорили и говорили...
- Отсюда рукой подать до... Два-три часа быстрой езды и ты в...
В Мадриде, в Кельне, в Осло, в Берне... Да где хочешь, где заблагорассудится. Два-три-четыре часа... Ну, пять-шесть... Ты в самом пупе Европы...
- Пуп, как раз там, дома...
- Да, там. Но там нет жизни, там - гроб... Ты же знаешь.
Она на секунду умолкла, затем тихо произнесла:
- Как жаль родину...
А затем:
- И ты же не туда меня зовешь, а в Чикаго.
- Чтобы вернуться туда.
Солнце слепило глаза и Аня надела светозащитные очки.
- Ты должна вот что понять: в мире нет справедливости. И нам предстоит найти рецепт для ее торжества. Нам придется хорошо попотеть, но согласись - это достойно.
Аня кивнула: достойно.
- Слушай, - сказала она, - а ведь прав Альберт: что если нам попробовать осуществить это у нас дома?
- Альберт прав, но ты же знаешь, что у нас правят люди, которым наша страна не нужна. Им, извини, насрать на страну и ее жителей... Страна вымирает, полным ходом идет этноцид.
Аня вдруг резко затормозила и, сняв очки, уставилась на меня.
- А тебе?- спросила она.
Губы ее были плотно сжаты, а взгляд резал меня холодным ножом.
Я вспомнил этот взгляд, эти сжатые губы, эти обескровленные пальцы, сжимающие рулевое колесо так, что казалось - из него вот-вот брызнут капли крови. Аня жаждала правды, которая бы вышвырнула коту под хвост все ее сомнения. Что ж, желаете знать звонкую правду - пожалуйста!
- Иисус, - как можно более хладнокровно и тихо сказал я, - разработал свое учение не только для своей страны, но для всех и каждого на планете. Он...
- И был своими распят!
- Он уже на заре зарождения человечности понимал, что люди ничем не отличаются друг от друга, как не отличаются две капли сока березы, или нашей с тобой крови.
- И был распят!
Я кивнул в такт ее восклицанию и продолжал тем же тоном.
- Генотип человека один. Он - человеческий: 46! У китайца, индуса, афроамериканца и пигмея - только 46 хромосом. Как и у парикмахера, президента, проститутки и твоего любимчика Алена Делона... Только у Него двадцать три.
- Двадцать три?
- Ага.
- И за это Он был распят!
- Ну, конечно! Не в этом ведь дело.
- И тебя вознесут. Не на крест. А закажут или засунут в психушку, как... Ты этого хочешь?
- Да. Я тоже хочу быть распятым. На своем кресте - на Пирамиде.
Я наслаждался тем, что сказал и ждал от Ани следующего вопроса. Мне достаточно было сидеть с ней рядом и ошеломлять ее новыми и новыми пассажами и перспективами. Мы снова мчались во весь опор, и в конце концов Аня задала свой вопрос, который, по всей видимости, давно ее мучил.
- Рест, скажи, тебе не приходило в голову, что ты заставляешь меня заняться делом, которое не стоит выеденного яйца? Ведь твои прожекты погубят нас. Тебе не стыдно тянуть меня в пропасть, заведомо зная, что выбраться из нее будет невозможно?
Она явно ожидала, что этим вопросом загонит меня в тупик.
- Стыдно? Стыдно быть только нищим. Странно видеть твои сомнения, когда ты уже двумя ногами стоишь на вершине...
У нее были странные представления о моих планах строительства Пирамиды. Здесь не требуется никакого насилия, никакой диктатуры - только убеждение, основанное на научном факте. Все. Не желаешь совершенствоваться - твое дело, катись в канаву невежества и вечного мрака.
- Прости, мне нужно принять таблетку.
- Вот видишь.
- Ты плохо обо мне думаешь. Просто раскалывается голова.
- Я никогда о тебе плохо не думал.
- Еще наслушаешься.
- Плохое всегда прорастает первым.
- Плохое - это все то, что обо мне говорят, а хорошее - то, что ты обо мне думаешь.
- Я никогда о тебе плохо не думал.
- Я знаю. Все хорошо. А то, что плохо мы всегда сумеем исправить.
Вдруг я задал вопрос, который давно мучил меня:
- Все эти твои друзья... Ты с ними спишь?
Я не знаю, зачем задал этот вопрос. Ревность? Ну да! Меня пропитала черная ревность! А я думал, что забыл ее навсегда.
Аня резко затормозила и выключила двигатель. Воцарилась такая тишина, что слышно было, как у меня поднимаются волосы.
- Нет, - сказала она и, повернув голову, посмотрела мне прямо в глаза, - нет. С ними ведь уснуть невозможно.
Она вдруг рассмеялась.
- Ты меня ненавидишь? - спросил я.
Дурацкий вопрос!
- Ты льстишь себе, - сказала Аня. - Ненависть необходимо заслужить. Ее носят, как орден.
И вдруг закашлялась.
- Тебе нужен врач, - сказал я.
- Надеюсь, он передо мной. А своему психоаналитику я плачу предостаточно...
- А как же твоё «Тиннн-н-н...», - спрашивает Лена, - оно звякнуло?
Грохнуло!
Затем были Канны...
- У тебя и здесь своя вилла?
- У каждой красивой женщины в каждом красивом городе должна быть своя красивая крыша над головой.
По правде говоря, к концу недели я уже устал таскаться за Аней по злачным местам Лазурного побережья и начинал потихоньку страдать. Когда у тебя есть высокая цель и до мелочей, до зерен разработаны пути ее достижения, никакие жизненные услады не идут в сравнение с тем наслаждением, которое испытываешь, ступая шаг за шагом по выбранному пути. И если ты даже знаешь наверное, что эта тропа благих намерений приведет тебя в ад, ты, увы, не в состоянии с нее свернуть. Таков закон природы породы человеческой, и история не помнит случая, чтобы кому-нибудь удалось его победить. Если же на этом вожделенном пути тебе случается встретить препятствие, скажем, влюбиться, и ты вынужден вдруг делить или выбирать, - нет ничего более мучительного! Отсюда страдания не юного Вертера. И чем ты старше, тем более они мучительны: нет времени на раздумье.
