На протяжении ужасно долгого мгновения вдруг стало так тихо, что, казалось, будет слышно, как муха пролетит.
– Да уж, – наконец произнес Густав Мёллер, взял очки в толстой оправе и принялся протирать их своим галстуком. – Мы сделали все, что могли, но, боюсь, американцы все еще могут произвести чертовски большое количество оружия, несмотря на проект «Летучий песок».
– Нужно ли мне вообще продолжать? – спросил Леттке. – Следующие выборы в США состоятся не раньше 1944 года. До этого времени Рузвельт останется на своем посту, независимо от того, смогу я настроить людей против него или нет.
– Мы все продолжим, – распорядился Адамек. – Мы все делаем то, что сейчас должен исполнять каждый немец: свой долг.
Все серьезно закивали, даже Ойген Леттке, но про себя он подумал, что начальник выглядит таким смиренным, как никогда раньше. Другими словами, он словно уже считал войну проигранной.
Он думал об этом некоторое время, даже когда на следующий день действительно пришло известие, что Германия теперь находится в состоянии открытой войны с Америкой. Вечером он посмотрел выступление Гитлера по телевизору, – к счастью, там ограничились показом только важных выдержек из его полуторачасовой речи, – а затем решил вернуться к поиску рыжеволосой «графини» и найти ее, пока все окончательно не пошло прахом.
24
Зима 1941–1942 годов не хотела заканчиваться, простираясь грязно-серым в ту часть календаря, которая со всей справедливостью должна принадлежать весне. Казалось, что погода тоже участвует в войне, причем на вражеской стороне.
В столовой НСА теперь по понедельникам и четвергам были только так называемые «блюда полевой кухни», чаще всего это была густая похлебка или простое порционное блюдо. Все предприятия общественного питания в рейхе обязаны были поступать так же: Родина должна была питаться из того же котла, что и солдат на фронте. Кроме того, с конца октября удерживалось десять процентов заработной платы в соответствии с постановлением о «железной экономии», а с января работникам оборонной и угледобывающей промышленности приходилось работать еще больше смен, чем раньше.
Была создана организация «Ландвахт», состоявшая из членов СА, СС и других организаций, а также ветеранов Мировой войны, которую теперь все чаще называли Первой мировой. Англичане наносили бомбовые удары по Гамбургу, Любеку, Франкфурту и даже Берлину. Тем временем под страхом наказания было запрещено принимать иностранное телерадиовещание или подсоединяться через глобальную сеть к компьютерам, находящимся за границей: последнее в особенности легко отслеживалось, и с момента введения запрета было вынесено несколько громких смертных приговоров, даже несовершеннолетним.
Евреи между тем должны были носить так называемые «желтые звезды». Им приходилось сдавать свои телефоны и велосипеды, им больше не разрешалось держать домашних животных, выписывать журналы, посещать нееврейские парикмахерские, покупать мясо и молоко. И – им больше не разрешалось покидать Германский рейх.
Несмотря на это, они то и дело исчезали.
* * *
К концу апреля отец Хелены получил известие, что его наставник, профессор Вегнер, умер в преклонном возрасте. «Разумеется, мы не можем туда не поехать», – сказал он, поэтому 24 апреля, в ветреную, холодную пятницу, родители Хелены уехали в Линц, где ученый жил в последние годы жизни.
И вот, вернувшись в тот вечер из ведомства домой, Хелена впервые в жизни оказалась в доме одна. Горничная Берта две недели назад уехала во Франкфурт, чтобы позаботиться о своей умирающей матери; у кухарки сегодня вечером был выходной, и она собиралась провести его со своим новым поклонником, пожилым имперским полицейским, откомандированным на Украину, так что она наверняка вернется не раньше завтрашнего утра, а садовника им пришлось уволить уже более полугода назад – на него не хватало денег. «Война от всех требует жертв», – сказал отец.
Одна в доме! Как странно это было! Во всех комнатах темно и холодно, нигде нет ни звука, не слышно ничего, кроме жужжания холодильника на кухне. Насколько пустой казалась большая лестница, когда зажегся свет и было известно, что в доме никого нет! Даже знакомый скрип той или иной доски деревянного пола звучал поразительно чуждо, а что это там загремело? Наверное, холодный ветер, который дул снаружи, попадал в оконные ставни – но какой жуткий шорох он издавал!
Как всегда, первым делом Хелена отправилась в свою комнату, чтобы переодеться во что-то более уютное и подключить телефон к зарядному устройству. Затем она пошла на кухню. Йоханна пообещала приготовить ужин, который ей нужно было просто разогреть. Конечно, она так и сделала; кастрюля стояла в холодильнике, вместе с запиской, где настолько точно было расписано, что нужно сделать, словно Хелена никогда в жизни не видела плиту. Она ухмыльнулась. Для Йоханны она на всю жизнь останется маленькой девочкой, для которой у той всегда найдется угощение, когда она заходит на кухню.
Но это могло подождать, она еще не проголодалась. К тому же она хотела сначала растопить печь, а то дом довольно остыл! Когда она спустилась в котельную, там уже стояла порция угля, которую ей оставалось забросить в печь. Большинство радиаторов в доме все еще были выключены; кроме кухни и одной из ванных комнат, отапливалась только гостиная, туда поставили еще и обеденный стол.
Когда огонь разгорелся, Хелене захотелось пройтись по всем комнатам в доме, в полном спокойствии и уединении.
По-прежнему было слишком тихо, прямо-таки необычайно тихо, даже несмотря на тихое журчание труб отопления. Вообще дом был огромен, слишком большой для одной семьи. Ее отец унаследовал его от своего отца, Боденкампы жили здесь уже в третьем поколении, но у ее бабушки с дедушкой было значительно больше детей, а также больше прислуги. У отца было трое старших братьев, все трое тоже были врачами, как принято в семье. Все трое рано умерли: двое на войне, один от сепсиса, которым заразился.
Все такое огромное. Такое пустое. Такое одинокое. Такое же одинокое, какой она себя ощущала: эта мысль пришла ей в голову, когда она стояла в прежней комнате Армина, оставшейся нетронутой после его смерти. Он сам заправил постель, прежде чем отправился совершать новые подвиги. Чтобы больше не вернуться.
Она пошла дальше. Повсюду лежала пыль. Было заметно отсутствие Берты.
Она поднялась по узкой лестнице в комнаты, находившиеся под крышей. Когда она была здесь в последний раз? Она уже не помнила. Кто-нибудь еще поднимался сюда? Это была часть дома, исчезнувшая из памяти. В некоторых комнатах хранились какие-то вещи, накрытая мебель, коробки, полные вещей, и все в таком роде, но большинство комнат были просто пустыми. Раньше здесь размещалась прислуга, но теперь Берта и Йоханна жили в пристройке, которая была намного приятнее, современнее, почти как главное здание.
Но раз уж Хелена решилась на эту прогулку, то обошла и комнаты. Пахло пылью и довольно странно, но
