— Вампир, — брякнула фроляйн Штайнберг, застигнутая врасплох.
— Она? — нищенка кивнула на Харриэт, которая была так увлечена игрой, что пару раз прошлась по воде.
— Привидение. Утопленница. Но как ты про меня узнала?
— Я вижу… разные вещи.
— У тебя, наверное, много старших сестер, — догадалась фроляйн Штайнберг, а ее собеседница осклабилась, показав зубы, редкие и бурые.
— Шесть. Поэтому-то на меня приданого и не хватило. Это только в сказках седьмые дети такие везучие. А я вот вышла за пропойцу, а как подох он, перебралась сюда вместе с Томми. Думала, в столице счастья попытать. Но какой там!
Она зашлась в кашле, прикрывая рот краешком куцей шали.
— Тебе нельзя оставаться на улице! — забеспокоилась Берта. — Пойдем, я отведу тебя в ночлежку. Ведь есть же какие-то заведения!
— Есть, почему не быть. Только не примут меня туда. Потому что я виски нализалась. И еще из-за этого.
Скривив губы, она показала Берте край шали, насквозь пропитанный кровью. Вампирша покачнулась. Хотелось упасть и закопаться в снег. Так глубоко закопаться, чтобы оказаться в другом полушарии.
— Все из-за пуха, — с какой-то пьяной невозмутимостью пояснила нищенка. — Я как приехала сюда, устроилась скоблить кроличьи шкурки. Платят шиллинг за пять дюжин. Скоблишь их тупым ножом, а пухом потом перины да подушки набивают. Пух летает повсюду, в горло лезет, в нос, в глаза. Кажется, что даже на языке начинает расти. А потом кашель меня одолел, а хозяева, известное дело, прогнали. Ну, чего так смотришь? Не знала, что такая работенка бывает? Не самая худшая, кстати… Тебе вообще сколько лет?
— Двадцать один, — автоматически отозвалась Берта.
— А на самом деле?
Вампирша задумалась. Прошлый день рождения она не отмечала.
— Двадцать два.
Нищенка почесала острый подбородок, как будто что-то высчитывая.
— Все равно, ты, небось, богачка. Вся нечисть такая, деньги к рукам так и липнут. Пообещай, что позаботишься о моем Томми. С тебя не убудет. А в обмен…
Нагнувшись, она зачерпнула пригоршню снега и, размотав шаль, потерла свою давно не мытую шею. Запахло грязным телом, но другой запах перебил его, такой заманчивый запах! Такой сладкий! А женщина, ухмыльнувшись, посмотрела вампирше прямо в глаза. Тогда Берта, уже не в силах сносить ни ее молчаливой насмешки, ни своего желания, зарычала:
— Как ты смеешь со мной торговаться, смертная? Я сама возьму все, что пожелаю!
И зажала рот, в котором уже не помещались клыки, и напряглась, чтобы задержать чудовище, рвавшееся на свободу. Чудовище, которое произнесло эти слова ее голосом.
Нищенка покачала головой.
— Если бы ты хотела, ты давно бы сожрала и меня, и Томми. Но ты этого не сделала, потому что ты…
— Не надо!
— Хорошо, хорошо, не буду… ну чего ты, а? Какая нечисть пошла малахольная, — заметила нищенка, обнимая Берту и похлопывая ее по плечу. — Ну, все, успокойся. Все, все, девочка.
— Я позабочусь о твоем сыне и так, и без… Обещаю.
— Я тоже обещаю, — из ниоткуда перед ними возникла Харриэт. — Я всегда приглядывала за соседскими ребятишками!
— Вот какая ты умничка, — похвалила ее женщина, — а теперь ступай к Томми, а то он без тебя заскучал. Почему бы вам взапуски не побегать? Вон там, у перекрестка.
Помахав детям вслед, она скосила глаза на вампиршу. Та по-прежнему закрывала руками лицо.
— Лучше мне с ним не прощаться. Есть в прощании что-то окончательное. А я не хочу, чтоб он запомнил меня такой.
— Я не трону тебя, — хрипела вампирша. — Я вообще не пью человеческую кровь. Рядом со мной люди в безопасности.
— Правда?
Обе помолчали.
— Вот ведь невезение какое, — проронила нищенка в пустоту.
Только тогда Берта догадалась. Она приложила руку к впалой груди нищенки, пальцами вслушиваясь в ее дыхание.
— Ты знаешь, когда это произойдет?
— До сегодняшнего дня было предчувствие, что в следующую среду. Но не сразу, ох как не сразу. И в какой-нибудь канаве, не иначе. Но час назад что-то изменилось. Теперь мне кажется, что даже не будет больно, — она снова посмотрела на вампиршу. — Ведь не будет?
— Конечно, не будет, — прошептала Берта, и женщина пошире распахнула глаза, впуская долгожданный сон. Когда клыки распороли ей шею, и хлынула кровь, она уже ничего не чувствовала.
Осторожно уложив тело на снег, вампирша смахнула свалявшиеся волосы с ее лба, сложила ее руки на груди, тщательно одернула юбку, чтобы она полностью закрыла ноги в рваных чулках. Подумав, рассовала золотые монеты ей по карманам. Не хватало еще, что бы ее зарыли в общей могиле, потому что это стыдно — когда хоронят в общей могиле, никому не захочется там лежать… Подняться на ноги вампирша не смела. Знала, что тогда произойдет.
Она взлетит.
Ей почудилось, что ее заново отлили из золота, а ее прежняя сущность была лишь гипсовой формой, которую отныне можно выбросить.
Ей хотелось смеяться, и ликовать, и трогать себя повсюду.
И когда она все же выпрямилась и посмотрела в небо, то увидела, что звезды совсем близко, вытяни руку — и они осядут у нее на кончиках пальцев. На целое мгновение мир принадлежал ей одной.
«Так вот что это за чувство, когда убиваешь,» подумала Берта Штайнберг. «Раньше казалось, что во мне сидит чудовище, которое требует крови. Но никакого чудовища нет. Только я сама. Все это время здесь была только я!»
— Мисс Берта! — голосок Харриэт зазвенел у нее под ухом. — Я отвела Томми подальше. Надо спешить, а то он вернется…
Чуть не падая, девочка тянула ее за руку, и Берта пошла за ней, отмечая походя, что снег под ногами скрипит невыносимо громко.
Мальчик дожидался их под фонарным столбом. Из-за пронизывающего ветра, он пританцовывал на месте и дул на покрасневшие руки.
— Что с ним? — спросила Берта, отрешенно улыбаясь.
— Ему холодно, — ответила Харриэт терпеливо, как будто они с дуэньей на время поменялись ролями. — Снимите пальто, я его укутаю. От моих-то чар не согреешься.
Волоча пальто по земле, Харриэт подбежала к мальчику. Тот благодарно улыбнулся.
— А где моя ма?
— Она сказала, чтобы ты шел с нами.
Ее ответ не удивил Томми.
— Она и мне так сказала. Мол, придут феи и отведут тебя в хорошее место. А с ней мы уже потом встретимся, — он добавил убежденно: — Моя ма ни в жисть не соврет.
Вцепившись в своих спутников, девочка решительно потопала по мостовой. Куда им теперь идти, она не знала. Но это не беда. На ходу мозги порастрясутся, авось что-нибудь придумает. Так и шли они, пробиваясь сквозь густой туман, как вдруг мисс Берту окликнул какой-то незнакомый джентльмен. Харриэт вытаращилась на него в недоумении. Зато ее попутчица, по-видимому, хорошо его знала.
Сначала Уолтер, а это был именно он, не мог выговорить ничего связного. Просто поминал всуе Божье имя.
— Ты даже кровь не вытерла! — наконец выкрикнул он — У тебя кровь на подбородке, и на перчатках, и… О, Боже, Боже! Берта, что ты натворила?!.. Ты ведь не…
— Да.
Уолтер схватился за голову и потянул себя за волосы на висках.
— Если даже ты, то чего ожидать от остальных?!.. Прав был Томпсон, тысячу раз прав, а я, дурак, ему не верил!
Берта пожала плечами. Ее не интересовало ни кто такой этот Томпсон, ни в чем он там прав. Хотелось лишь, чтобы Уолтер ушел с дороги, и она осталась наедине с тьмой, что разрасталась у нее в груди. С густой и благоуханной, как мед, с прекрасной и ослепительной тьмой. Она была счастлива.
— Прочь, — приказала Берта, а когда Уолтер даже не пошевелился, добавила, — прочь, смертный.
— Куда ты ведешь мальчика?
— Что?
— Wohin fuhrst du den Jungen? — повторил Уолтер по-немецки, чтобы дети, испуганно прижавшиеся друг к дружке, не поняли их разговор.
— Я… я еще не решила… Или ты подумал, что я его на закуску прихватила? Детей я не трогаю.
— Это хорошо. Это замечательно, — начал англичанин тем миролюбивым тоном, каким разговаривают с собакой, уже оскалившей клыки. — Но куда вы теперь? Ведь не к Мастеру же домой, правда? Там его убьют, как ты только что убила его…?
— Маму.
Уолтер был рад, что они беседуют по-немецки. Когда думаешь на иностранном языке, это отрезвляет. И слова подбираешь не так быстро.
— Да. Маму. Понятно. Так куда ты идешь?
— К мисс Маллинз его отведу.
— А ее ты спрашивала? Вдруг он ей даром не нужен.
Они пристально посмотрели друг на друга.
— Ты ведь не сдашь его в работный дом? — тоскливо проговорила вампирша.
— Нет, конечно!
— Тогда забирай.
Подхватив ничего не понимающего мальчика, она поставила его перед Уолтером.
— А мы уходим. Прямо сейчас! Пойдем, Харриэт.
Но девочка отскочила.
— Вы что же, бросаете Томми?
