– Ну-у, – протянул мальчишка, не зная, что ответить.
– Сейчас звонок будет. Шел бы ты в класс, а то опоздаешь, – спокойная уверенность девочки, обезоружила хулигана.
Марина, как ни в чем не бывало, улыбнулась и сделала шаг навстречу парнишке.
– Точно. Пойду, – он отступил под ее напором, пытаясь сохранить достоинство, пошел к двери, но, не удержавшись, выскочил в коридор.
– Тебя как зовут? – Марина обернулась к маленькому человечку, вцепившемуся пальцами в парту.
– Кира, – он поднял на нее полные слез глаза.
– Испугался? – девочка ласково погладила его по голове. – Не бойся. У меня в этом классе сестра. Я сюда часто заходить буду. Я могу тебя попросить?
– О чем? – Кира шмыгнул носом.
– Ты присматривай тут за сестренкой, – она показала на белокурую девочку с ярко голубыми глазами и румянцем во всю щеку. – Она такая беспомощная. А ты вроде парень с характером.
– Я? – Кирюша искренне удивился. Его старшая сестра обычно обзывала его нюней и плаксивой тряпкой.
– Так поможешь? – она протянула ему руку.
– Конечно, – он пожал теплую ладошку.
– Знаешь, – новая подруга обернулась в дверях. – А кофточка супер. Тебе идет.
Что-то шершаво-мокрое скребло его щеку. Кирюха с трудом отрыл глаза. Барсик, упираясь лапами ему в грудь, вылизывал лицо. Увидев, что Кира очнулся, он замурлыкал.
– А где эти? – произнес Кира, почти не слыша своего голоса.
Как и следовало ожидать, кот ничего не ответил. Необычные посетители исчезли, бросив открытую дверь. Из нее тянуло сквозняком.
– Так и простудиться недолго, – подумал Кирюха и попытался встать.
Но ноги были ватными. Они никак не хотели сгибаться в коленях. Рука, в которую был сделан укол, покраснела и угрожающе распухла. И тут послышались шаги. Барсик выгнулся дугой и зашипел, бросаясь в открытую дверь.
– Брысь, зверюга! – раздался чей-то крик, и в квартиру ввалилось несколько мужчин в форменной одежде.
– Вы хозяин? У вас сигнализация сработала, – один из них подошел к Кирюше.
– Да она пьян в стельку, – наклонился над ним второй.
– Укол. Аллергия. Помогите, – прошептал Кира.
Он попытался сказать что-то еще, но мужчины вдруг превратились в деревья. Деревьев было много. Очень много. Кира никогда не бывал в таком густом лесу. Рядом уютно потрескивали поленья в костре. А на коленях у него сидела очаровательная маленькая девочка в белом платье, расшитом букетами роз.
– Сейчас мы доплетем эту косичку, и прическа будет почти готова, – сказал Кирюха.
– Ты меня не бросишь? – девочка подняла на него такие знакомые голубые глаза.
– Нет, – ответил он и погладил малышку по голове, – только вряд ли твоя мама захочет, что бы мы были вместе.
– Ты такая добрая, – сказала девочка и погладила его по руке.
– Добрая? – произнес Кирюха удивленно и открыл глаза от звука собственного голоса.
Руку саднило. Капельница, висящая рядом с кроватью, иголкой впивалась в его вену. Так, значит он в больнице. Что там произошло? Он застонал, вытаскивая иглу и усаживаясь на кровати удобнее. Судя по всему, врачебная помощь пришла вовремя. Голова не кружилась. Руки-ноги слушались своего хозяина.
Кира согнул руку в локте. Еще не хватало, чтобы на месте входа иголки расплылся уродливый синяк. Так в палате кроме него всего один человек. Это плохо. Значит он, скорее всего, в реанимации. С другой стороны, раз очнулся, значит все в порядке. Интересно, что ему вкололи.
Она вспомнил девочку в белом платье и покачал головой. Никогда его сны не были столь отчетливы. Рука еще помнила упругость кудрявых волос, нежелающих заплетаться в косички. Он посмотрел на свои руки. Отчетливые галлюцинации говорили о том, что средство было сильнодействующим. Ох уж Маринка со своими расследованиями. Она хоть знает, что ее ищут эти типы? Надо бы предупредить подругу. Кира осторожно поставил ноги на пол, привычно стараясь найти тапочки. Быстро оставив безуспешные попытки, он стал босыми ногами на кафель и пошлепал к выходу.
– Хорошо хоть в пижаме, – подумал он, выглядывая за дверь. На сестринском посту сиротливо горела лампочка. – Сколько бы меня не откачивали, но сейчас ночь, – сделал вывод Кира.
Он осторожно выбрался в коридор и, оглядываясь, двинулся по стеночке в сторону предполагаемого выхода из реанимации. Кира с детства терпеть не мог больницы. Может быть потому, что ему слишком часто приходилось в них бывать? Впрочем, он никогда особо не задумывался над этим. Главным было выйти отсюда. Потом добраться домой и позвонить Маринке. Где-то скрипнула дверь. Он пошел быстрее, ища, где бы спрятаться. Глухие стены коридора раздвинулись. С одной стороны показались проемы окон.
– А вот и выход, – облегченно вздохнул он, подбираясь к окну за которым ярким светом заливал клумбу фонарь. Оказывается это отделение на первом этаже. Точно, его отвезли в краевую больницу. Теперь он знал, где находится. Кира осторожно открыл окно, отодвинул щеколду металлической решетки и вывалился из больницы в теплый осенний вечер.
Епископ сидел у камина в широком кресле обтянутом воловьей кожей. Охотничьи псы разлеглись рядом, грызя оставшиеся от ужина кости. А его любимец Олаф, положил широкую морду прямо епископу на колени, приятно согревая их теплом своего тела.
Прелат кивнул, и слуга налил вино в тяжелый кубок из целого куска горного хрусталя, на вплавленной в него золотой основе. Эмаль и тщательно подобранные алмазы дважды складывались на верхнем крае сосуда в геральдическую лилию дома Валуа, подчеркивая принадлежность владельца кубка к королевскому роду.
Широко шагая, в зал вошел Эрмон. Он поклонился прелату и тот махнул рукой, приглашая сесть рядом. Коннетабль опустился в кресло без спинки с высокими подлокотниками, стоящее напротив. Лицо его было хмурым. Слуга, повинуясь взгляду епископа, торопливо налил вино в золотой кубок попроще, украшенный чеканкой и протянул его Эрмону. Тот осушил его залпом.
– Иди, – епископ жестом отпустил слугу и задумчиво посмотрел на огонь через кубок. Вино, подсвеченное пламенем, казалось, пылало в хрустальном сосуде.
– Ну, что показал допрос с пристрастием? – задумчиво спросил епископ, продолжая смотреть на кубок.
– Он говорил нам правду, – Эрмон нахмурился еще сильнее и потянулся к кувшину, чтобы самому наполнить свой бокал.
– Не время пить, – жестко сказал епископ и резко встал с кресла. Олаф обиженно заскулил, отодвигаясь в сторону. – Надо сделать так, чтобы этот Ринальдо никому больше не смог рассказать того, что узнали мы. Но при этом он должен остаться в живых. Вдруг, понадобятся его показания.
