Миссис Мак-Фластер навострила ушки.
— Что он там говорит? — спросила она миссис Хиггинс.
— Черта с два! Лучшего кандидата не найдешь! — вопил отец, и голос его прямо-таки дрожал от гнева.
— О ком вы говорите? — крикнула миссис Мак-Фластер.
— О ком? Конечно, о Гриффите!
— Не говорите так! — взвизгнула миссис Мак-Фластер. — Мак-Ильрет! Мак-Ильрет!
— Что??? Дрянцо ваш Мак-Ильрет, вот кто он! — проревел отец, От волнения он даже приподнялся в постели, бросая гневные взгляды на стенку. — Тьфу! Тошно слушать! Вы не знаете этого, подлеца!
Миссис Мак-Фластер вскочила и бросилась к перегородке с другой стороны. Глаза ее извергали пламя.
— Он благородный человек! Это все знают!
— Вранье, женщина. Никто этого не знает.
Миссис Хиггинс и другие соседки дергали миссис Мак-Фластер за юбки, чтобы заставить ее замолчать в интересах мира и спокойствия.
— Благоро-одный! Сделал он хоть что-нибудь для людей? Что он сделал для нашей округи? Назовите хотя бы один факт. Назовите!
Миссис Мак-Фластер так яростно барахталась, пытаясь высвободиться из цепких рук миссис Хиггинс и своей племянницы, что позабыла, о чем шел спор.
Воспользовавшись замешательством дамы, отец окончательно разошелся. Позабыв о своей больной спине, он выпрыгнул из кровати, схватив штаны.
— Назовите хотя бы Один факт! — вопил он, лихорадочно теребя штаны. — Один-единственный факт!.. — И, просунув одну ногу в штанину, он поддернул брюки и кинулся к двери, приоткрыв ее ровно настолько, чтобы гости смогли лицезреть его голову и одетую часть тела остальное было скрыто от их глаз, — продолжая твердить свое: — Что сделал Мак-Ильрет для нашей округи? Назовите хоть один факт! Назовите! Что, не можете?
— А школа? — взвизгнула миссис Мак-Фластер, набрасываясь на отца как пантера. — А школа? Плотина. Дороги… и еще… еще…
— Брось болтать, женщина! Это все сделал Гриффит! Гриффит!
И в состоянии крайнего возбуждения отец наотмашь распахнул дверь. Неистово жестикулируя одной рукой — другой он придерживал штаны, — предстал перед дамами в неописуемом виде. Пустая штанина беспомощно болталась, и все увидели здоровенную голую ножищу, заросшую волосами. Зрелище было поистине сенсационное.
Девушки подняли визг, повскакали с мест и в панике выбежали из комнаты.
Мать старалась удержать отца.
— Ну, полно, полно! Что с тобой? Перестань, отец! — уговаривала она, поглаживая его по плечу.
— Фанни, идем домой! — приказала своей дочери миссис Броуз.
Силы небесные! На нем нет штанов! Какой стыд и срам! — воскликнула, вылетая из комнаты, мисс Мэхони, суровая и набожная старая дева. У двери она обернулась и кинула еще один уничтожающий взгляд на отца, а затем, проходя под окном, еще раз заглянула в комнату, чтобы удостовериться, что была права в своем гневе.
Но миссис Мак-Фластер вид отца ничуть не смутил. Она подошла к нему, топнула ногой и завизжала истошным голосом:
— Это ложь! Ложь!
Она визжала так до тех пор, пока не подоспел Дейв и не утащил отца в спальню.
Отец уже перестал кричать, успокоился и даже благосклонно приложился к миске с кашей, которую ему подала мать, но тут кто-то снова постучал. Мать вышла открыть дверь.
Это был пастор Мак-Фарлэн. Он улыбнулся, пожал матери руку и вдруг состроил необычайно торжественную и печальную мину, словно на похоронах.
— До меня дошли слухи, что мистер Радд лежит в лихорадке, — озабоченно сказал пастор матери вполголоса.
Заходить к отцу он не собирался — зачем тревожить больного? И предложил вместо этого помолиться о его выздоровлении.
Мать послала Сару за мальчиками.
— Ребята, вас домой зовут! — скомандовал Дейв Биллу и Джо.
Они-то ведь не знали, что в доме пастор. Но Дейв знал и потому улизнул закрывать ворота на дальнем выгоне. Он закрывал их до позднего вечера.
Пастор негромким торжественным голосом начал молиться. Вдруг тишину богослужения нарушил зычный голос отца:
— Эл-л-е-е-н!
Джо осклабился. Мать смущенно заерзала.
— Эл-л-е-е-н! — еще громче крикнул отец.
Пастор продолжал кротко и проникновенно:
— Дай силы вынести это испытание…
— Черти собачьи! Где вы там запропастились! Эл-л-е-е-н!
— Ниспошли нашему возлюбленному брату здравие…
Святотатственные крики снова прервали молитву.
— Какого там дьявола! — взревел отец, барабаня кулаком по перегородке так, что весь дом заходил ходуном.
Мать бросилась в спальню.
— Где тебя носило?
Знаками мать просила его замолчать, прошептав, что в столовой пастор.
Но это не остановило отца, и он заорал еще громче:
— Он привел моего Дарки?
Дарки — так звали нашу лошадь — несколько недель назад отец одолжил пастору.
Сообразив, что здесь благоразумнее будет ответить утвердительно, мать солгала.
— Он хорошо ее кормил?
Мать снова покривила душой.
— А он вернул десять шиллингов, что брал в долг?
— У него бред, — шепнул пастор Саре. — В лихорадке люди всегда бредят.
И решив, что ему лучше всего уехать, преподобный Мак-Фарлэн отправился восвояси.
Летний вечер. В доме невыносимо душно, на дворе прохладней; во всем спокойствие и безмятежность; нигде ни звука, ни признаков жизни. Заросли безмолвствуют‚ погрузившись в сон. На веранде отец в своем кресле думает думу; Дейв, Джо и Билл растянулись на травке подле ступенек, мечтательно созерцая мириады звезд, усыпавших небо.
Вдруг совсем близко раздался зловещий крик ночной птицы. Джо и Билл повернули головы, стараясь определить, откуда он. Отец и Дейв не обратили на него внимания.
Над грядою холмов медленно всплыла луна, отбрасывая впереди себя таинственные тени; они поползли по земле, и равнина Баджи оделась в дымку тусклого, бесстрастного света.
Отец нарушил молчание.
— Чей скот пасется теперь на участке Лоусона?
— Да чей придется‚ — ответил Дейв. — Но больше всего скот Кери.
— Завтра же гони оттуда всех коров, кроме наших!
Дейв присел и улыбнулся. Джо ввернул свое словцо:
— Кери своих все равно обратно пригонят, а наших загонят так, что и не найдешь.
— Пусть только попробуют, я им такого пропишу, своих не узнают! — сказал отец.
Билл рассмеялся.
— А тебя это не касается. Иди домой и не дери рот как обезьяна, когда старшие разговаривают.
— Я не деру, — захныкал Билл.
— Ну и помалкивай! — прикрикнул отец и, пододвинув стул к ступенькам веранды, тихо сказал: — Завтра участок будет мой. Лоусон от него отказался.
— Да ведь он его изгородью обнес! — воскликнул Дейв, поднимаясь на веранду.
— Что же, обнес да и бросил! — Отец усмехнулся, откинулся в кресле и больше не произнес ни слова.
На следующее утро он вновь повторил Дейву свое распоряжение — выгнать с участка Лоусона всю чужую скотину, — а сам отправился на своей двуколке в город.
Там отца ожидало разочарование: в земельном управлении ему сказали, что участок Лоусона относится к округу Ипсвич, и к вечеру отец отправился домой, намереваясь на следующее же утро выехать поездом к Ипсвич.
По дороге он завернул в придорожный трактир. Несколько человек стояли, привалившись к стойке; стаканы у них были пустые. Отец пригласил их разделить с ним компанию, и все выпили. Немного захмелев, он решил малость отдохнуть, разговорился и стал восторженно восхвалять преимущества молочного хозяйства. Прихвастнул своими доходами, так говорил о Сэддлтопе, словно был его безраздельным хозяином. Слушатели заинтересовались, особенно один, как потом оказалось, сын Кери. Отец под сильными винными парами не узнал его. У Кери убежала лошадь, и он тащился домой пешком — ему оставалось отмахать еще добрых двадцать миль. Когда отец спросил своих собутыльников, не ищет ли кто-нибудь работы, Кери возьми и скажи, что он не прочь бы подрядиться. Кери-то узнал нашего Отца!
— Тогда прыгай ко мне в тележку! — приказал отец.
И Керн сел к нему в двуколку, Всю дорогу отец не переставал хвастаться своим хозяйством и планами на будущее. Кери, ловкий малый, сумел заставить отца разоткровенничаться. Тот воспылал симпатией к своему спутнику и, понизив голос, на случай, если кто-нибудь вдруг подслушает их из-за кустов или изгороди, выложил Кери свои сокровенные замыслы насчет участка Лоусона. Проезжая мимо фермы Керн, отец сипло шепнул:
— Ну и прохвосты здесь живут!
На лице Кери не дрогнул ни один мускул.
— А чья это ферма? — спросил он.
— Кери. Дрянные людишки! — При свете луны было видно, как горестно отец покачал головой.
Они подъехали к нашим воротам.
— Заночуешь здесь, — сказал отец, величественным жестом указав Кери на сарай. — А утром пойдешь с ребятами коров доить.
